– Здравствуйте, – сказала она, ни капли не изменив приветливой улыбки. – Я – Клавдия Архиповна. А вы с Леночкой нашей работаете вместе? Очень хорошо, мойте руки, буду вас кормить.
– Здравствуйте, меня зовут Андрей, и мы действительно в одной бригаде на скорой, – ответил я.
Опасная дама, такие берут в плен с помощью вкусной еды. Не успеешь опомниться, а ты уже лепишь на кухне пельмени и рассуждаешь о преимуществах петрушки над укропом. А что поделаешь? Попался – иди и ешь.
Клавдия Архиповна накрывала на стол, попутно объясняя, что буквально вчера вечером позвонила напарница и упросила поменяться сменами. А работала мама Лены сменным мастером на АЗЛК. И муж там, уже столько лет, вот и квартиру дали.
Отдавая должное домашним котлетам с картофельным пюре и признавая их преимущество перед купленными в бакалее, я честно выложил правду о незавидном с точки зрения москвичей положении. Что студент, из провинции, семья неполная, куда после института – не знаю. Нагнал жути. Ну и всякие мелочи, которые мадам Шишкину с гарантией привели бы к инфаркту миокарда.
Вообще не подействовало. То есть никак. Кремень, а не женщина. Улыбается, подкладывает добавки, кормит огурцами, такими хрустящими, что слушать этот звук хочется как музыку, приглашает заходить почаще и даже зовет в поход на лыжах зимой, когда снег устоится. Дескать, гарантирует незабываемые впечатления.
Нет, я понимаю, картошку на даче копать за еду, но в поход, да еще и с обещанием выделить лыжи и подходящую одежду… Так не бывает. Это ведь стопроцентно какие-то инопланетяне замаскированные. Сидит, прекрасно понимает, зачем мы с ее дочкой домой приперлись вместе – и слова против не скажет. А Елена только ела нехотя да краснела, когда смотрела на свою спальню. Надо срочно убегать, пока не усыпили и не отправили на орбиту Юпитера!
– Эх, жаль, отца нет, в первую смену сегодня, – искренне пожалела Клавдия Архиповна. – Сейчас бы по рюмочке за знакомство! А то давай налью?
– Спасибо огромное, но мне еще в пару мест заехать надо, никак нельзя, – с трудом отказался я от соблазна.
Уже прощаясь с Томилиной, после того как ее мама тактично скрылась с горизонта, я шепнул ей:
– Халат только не стирай пока.
Хоть глаза и слипались, от Томилиной я поехал в Институт питания. Если честно, я сюда уже как на работу ходил. Если день пропускал, допустим, на дежурстве, не очень хорошо себя чувствовал, будто не хватало чего-то. С Афиной я даже чай пил. Она с «Юбилейным» печеньем очень любит. Вот и сейчас, когда я пришел, она чем-то занималась, но услышав мое «Здравствуйте», тут же включила электрочайник.
– Ну что, посмотрим? – спросила она. – Пятый день, семь процентов кислорода, десять – углекислого газа. Ванкомицин с полимиксином для подавления вторичной флоры.
– Давайте, – кивнул я.
– Ну вот, Андрей, – показала она мне чашку Петри через минуту, – ваши хеликобактеры. Видите, какие красавчики?
Это насколько же надо любить свою науку, чтобы считать красивыми эти белесые, почти прозрачные мелкие капельки? Но я точно знаю – это она. Та самая бактерия. Сейчас на стекло, покраска – и под микроскоп.
– Наверное, надо позвать Игоря Александровича? – Мой голос внезапно стал хриплым.
– Конечно, звоните, – кивнула Афина Степановна на телефон и добавила как ни в чем ни бывало: – На чувствительность к антибиотикам сразу ставим? Кстати, печенье не забыли? Вы обещали, я помню.
Глава 16
– Неужели вырастили?
Шишкин-старший неверяще рассматривал протокол опытов, что я подсунул ему в кабинете. Попасть домой к Лизе не составило труда. Достаточно было поддаться ее напору, покивать на тираду, что «все могут ошибаться, и моя мама тоже». После чего еще раз покивать, соглашаясь с предложением прийти на повторный обед на выходных и дать возможность родакам все исправить. У меня даже поинтересовались, что конкретно я бы хотел откушать в воскресенье и чем запить. На высказанную идею про фуа-гра в малиновом соусе с трюфелями и шампанским «Кристалл» был нещадно бит и изгнан на кухню – чистить картошку. А профессор вообще проникся уважением, когда узнал, что я не повеса какой-то, а всерьез занимаюсь наукой, причем под руководством заместителя директора Института питания.
– Вышло даже легче, чем ожидали.
– И что говорит Морозов?
Николай Евгеньевич дочитал протокол, закурил трубку. Причем с целым ритуалом. Сначала каким-то хитрым приспособлением вычистил ее в пепельницу, потом набил табаком, утоптал. Достал импортную зажигалку с горизонтальным соплом…
– Я не помешаю, если покурю?
– Вы у себя дома, – пожал плечами я, удивляясь такой вежливости. – А Морозов говорит, что если удастся доказать взаимосвязь бактерии и язвенной болезни, это Нобелевка по физиологии и медицине. Но нам ее не дадут.
– Это почему же? – Шишкин раздраженно пыхнул трубкой.
– Потому что за всю историю из наших премию по медицине дали только Павлову и Мечникову. И было это до революции. Советских медиков и ученых шведы ни разу не премировали.
– Политика, – вздохнул отец Лизы, еще раз посмотрев на протокол. – Хочешь, я поговорю с Чазовым?
Ого, это уже уровень.
– Насчет Нобелевки?
– Нет, – Шишкин засмеялся. – Мы можем устроить клинические исследования на базе ЦКБ.
Бинго! Это я и планировал. Только впрямую переть не хотелось. А теперь Шишкин как бы сам, по собственной инициативе вписался.
– Не перехватят тему? Желающие то найдутся. Небось еще какие-нибудь именитые…
– Если Чазов поддержит, побоятся. И потом, кто первый пошлет статью в научный журнал, у того и приоритет!
– Да нечего еще слать. Надо сначала на животных опробовать, потом уже к клиническим испытаниям подходить.
– Ладно, как будете готовы, дай знать. – Шишкин затянулся трубкой. – Тут не только награды и премии. Это приоритет в науке. Он дорого стоит. Новые лекарства, методы лечения…
– Иностранные конференции и симпозиумы, – подхватил я. – Выезды за рубеж…
– Ты умный парень. Я сразу это понял. Аня тебя почему-то невзлюбила… Но мы это исправим. Пойдем в столовую, пора отметить твой успех.
За обедом я старательно поднимал тосты, подливал дамам вино, Шишкину – коньяк. Кроме протокола опытов мне до зарезу нужно было подпоить Николая Евгеньевича и выведать у него насчет Хаммера и его дочки. Не может быть, чтобы не знал об этом случае – врачи те еще сплетники. Особенно придворные.
– Трудно на скорой работать? – спросил Шишкин, после того как уже и выпили, и закусили, и наступил тот трепетный момент между основным приемом пищи и десертом, когда люди пытаются развлечь друг друга.
– По всякому бывает, – ответил я. – Иногда грустно, чуть реже – весело.
– И что там может быть смешного? – полюбопытствовала Анна Игнатьевна.
Наверняка три бокала португальского портвейна, которые она выдула за обедом, чуть смягчили ее сердце, и сейчас она смотрела на меня уже не с глубокой пролетарской ненавистью, а с легким аристократическим презрением.
– Ну вот недавно было, – чуть повспоминав, начал я. – Послали нас на отравление таблетками. Реаниматологов не было свободных, вот мы и поехали. Медикаментов наглоталась девочка лет пятнадцати, ей не то мама гулять с мальчиком запретила, – в этом месте Лиза заулыбалась, глядя на хмурую маму, – не то с уроками какая-то трагедия случилась. Путались они в причинах. Ладно, раз такое дело, надо, извините, промывать желудок. Ну вот, я пока готовлю все необходимое: зонд, таз мама притащила…
– Мне делали эту ужасную фиброгастроскопию, помнишь, Коля? – влезла с воспоминаниями хозяйка. – Я так мучилась тогда.
Ого, какое вино хорошее. Надо срочно налить еще бокальчик буржуинского партейного, Анна Игнатьевна в этом остро нуждается!
– Да, очень неприятная штука, – поддакнул я, заодно вспоминая, что в самом обозримом будущем мне предстоит не одна такая «веселая» процедура. – Так вот, пока готовился, померили давление, пульс посчитали – все в порядке. Врач наш спрашивает: а какими таблетками отравилась? Ей показали упаковку, потом вторую. Смотрю: что-то не то, доктор начинает потихоньку улыбаться. «А сколько же выпила таблеток?» – пытается узнать она. «Одну вот эту, и две вот этих, – признается девочка. – Остальные в унитаз выбросила, побоялась, что плохо станет». Оказалось, что она выпила таблетку анальгина и два драже аскорбинки, а мама подумала, что всю аптечку.
Первая история зашла на ура, народ попросил продолжения.
– Поехали мы на вызов – болит голова. Поднимаемся в квартиру, а там у мужика белая горячка. Вот натуральная – и мух ловит, и с друзьями в углу комнаты разговаривает. Спрашиваем: сильно ли пил товарищ? Вообще не пил, отвечают. Трезвенник.
– Так может, он просто с ума сошел? – влезла в рассказ хозяйка. – Мало ли что случается?
– Да он таким перегаром дышал, что я боялся, спичку зажжет кто-нибудь, – объяснил я неожиданному эксперту в наркологии. – Как же, удивляемся, вот и запах, и все остальное – и трезвенник? Да что вы говорите, возмущаются родственники. Он заслуженный человек, тридцать лет на одном месте дворником, ни одного прогула, только благодарности. Что он там пил? На завтрак стакан самогона, в обед и после работы. А чтобы, как пьянь, под забором – никогда. Это свояк приехал, так они три дня отмечали просто, вот и заболел.
– Ста… а… а… а… – Николай Евгеньевич в самом буквальном смысле слова сползал под стол. – Аня, мне срочно… а-ха-ха… надо взять на вооружение… Видишь, человек совсем не пьет… а-ха-ха!!!
В отличие от профессора, Анну Игнатьевну рассказ развеселил чуть меньше. Видать, она считала, что в жизни ее мужа присутствуют некоторые излишества. Да я бы с такой женой бухал без просыпу.
Мама с дочкой ушли на кухню готовить все к чаю, а я решил закрепить успех и рассказал Николаю Евгеньевичу мужской анекдот. Наклонившись к нему, я вполголоса поведал:
– Отмечают пятнадцатую годовщину свадьбы. Дата круглая, позвали гостей. Все выпивают, поздравляют. Жена думает: «Нормальный мужик оказался, и зарабатывает, и по дому помогает. Жаль, конечно, то в гараже с друзьями, то на рыбалке нажрется. Но все равно повезло». А муж: «А ведь если бы убил в первый день, как раз сегодня вышел бы».