О, старый знакомый. Буквально в паре десятков шагов загорает уже знакомый таксист. Надо же, и искать не пришлось. Подошел, собрался постучать костяшками пальцев по стеклу, как водила проснулся, будто не выводил только что рулады, слышные за несколько метров. Профессиональная чуйка, нечего сказать.
– Студент? Опять ты? Видать, судьба у нас кататься вместе, – сказал он, чуть опустив стекло. – Ну садись, не мерзни там.
Мы ехали, на этот раз молча. То ли у него настроение пропало ругать советскую власть, а может, понял, что мне не до разговоров. И только когда мы подъезжали уже к конечной точке, до меня вдруг дошло: вот же оно, решение вопроса с доставкой, рядом сидит, мычит себе под нос какой-то бесконечный таксерский напев.
– Ты как, подкалымить не желаешь сегодня? – спросил я, когда мы остановились на перекрестке.
– Спрашиваешь, студент. Все хотят. Желательно только, чтобы без уголовного кодекса, – хохотнул он.
– В Москву меня отвезешь сегодня?
– Да хоть в Архангельск, – заверил он вполне серьезно. – Только плати, доставлю в любую точку. До столицы – полторы сотни выкладывай, и домчу с ветерком. Во сколько выезжать?
– Давай часов в восемь. Вон тот дом, четвертый подъезд, – показал я.
– В половине девятого тогда, – уточнил водила. – Мне смену сдать, машину отогнать. На своей повезу, – объяснил он. – Белая «треха», номер тридцать шесть семнадцать.
– Ну до встречи тогда, – ответил я и протянул ему рубль и три монетки по пятнадцать копеек за поездку.
Чуть не опоздал на семейный обед с участием будущего маминого мужа. Только успел зайти и спрятать деньги в дипломат, предварительно завернув их в рубашку, да руки с дороги помыть, как деликатно тренькнул дверной звонок. Так что, выйдя из ванной, я столкнулся с разувающимся мужиком лет пятидесяти. Стройный, подтянутый. Сто процентов – бывший вояка.
На лицо… Вот представьте певца Фредди Меркьюри, каким он был в конце жизни. Немного состарьте и уберите, как бы сказать помягче, налет метросексуальности. А усы оставьте, только с легкой рыжинкой. Не мужчина, а мечта любой дамы в возрасте «слегка за…».
Поручкались, представились. Прошли в комнату, где Валентина Семеновна накрывала на стол. Не успел я сесть на диван, как последовала первая заявка на лидерство:
– А ты почему матери не помогаешь? – Вроде бы и мягко, полувопросом спросил, но сразу понятно – неспроста.
Панова тут же погасила зачатки конфликта, заявив, что помогать ей не надо, сама быстрее разберется. Мы сели слегка поодаль друг от друга и приступили к ритуалу просмотра телепередач. Что-то там диктор бубнил про тяжкую долю американских трудящихся и предстоящие выборы президента. Тема для всех половозрелых отечественных мужчин чрезвычайно животрепещущая. А как же, сколько живу, обсуждение того, кто там сидит в Белом доме и что он кому сказал, занимает наше население чуть ли не в первую очередь. Самой странной мне кажется надежда, что очередной сиделец из Овального кабинета зачем-то должен любить нашу страну, хотя довольно просто понять, что в первую очередь он эти чувства обязан испытывать к своей родине.
Вот и Федор Викторович, похоже, был в курсе всех перипетий предвыборной борьбы. По крайней мере, он сразу включился в обсуждение и начал добавлять реплики про актеришку Рейгана и дебила Картера. За кого он болеет, было непонятно, да я и не старался. Мало того что мне по барабану, так я еще и результат знаю.
Сюжет про выборы закончился и сменился репортажем про будни нещадно эксплуатируемых мексиканцев. Наверное, это гостю было не совсем интересно, и он начал светскую беседу – кем я буду после института да куда поеду. И даже предложил мне офигенную помощь в трудоустройстве: мол, его хороший знакомый работает главврачом в ЦРБ и может посодействовать с достойным распределением. Замечательное дело – натуральные продукты, свежие яйца и сметаночка круглый год, а всяких яблок с буряками в придачу – и вовсе без счета. А захочешь, так заведешь себе поросяток, будешь кормить их бесплатными отходами с пищеблока. Но спасибо, нет.
Везде свои плюсы и минусы. Помню, один коллега рассказывал, как сладко жилось докторам в психбольнице, расположенной в деревенской местности. Отправить домой санитарку навести чистоту – норма жизни. Больных вскопать огород? Да запросто. Уйти с работы просто так часиков в десять утра? Иди. Да, ездить далеко, грязь и навоз. Но зато сколько плюсов.
Короче, маминого жениха я вежливо поблагодарил: мол, подумаю, спасибо, мы вам обязательно перезвоним. Мужик поерзал немного, не получив ожидаемого энтузиазма, и тут я решил перевести дело в монолог. Спросил его о службе. И понеслось. Курсантские годы, вся карьера от летехи до самого майора, выданного на прощание. И все дыры, в которых побывал, от пятой сопки слева до третьей деревни за второй посадкой. Поносило по стране мужика, ничего не скажешь. И карьеры никакой не сделал, даже до комбата не дослужился. Мне его почти жалко стало. Вот прямо до того момента, когда он спросил: «А ты в армии не служил?»
Что сказать? В той жизни – да. В этой – нет. И считаю, что тогда был опыт неудачный. Не потому что дедовщина, как-то она в нашей части не особо процветала, а просто ноль положительного. Никаких нужных знаний и навыков, ни хрена. Вот прям по классике: «Копай отсюда до обеда». Два года, спущенных в унитаз. Это мое мнение, я его никогда и никому не навязывал. Вдруг кому-то больше повезло, не знаю.
Естественно, ничего этого я не говорил, просто сказал «нет», причем максимально нейтрально. Но отставника понесло. Я упустил самый главный шанс в жизни и не поступил в военное училище. Да хоть в военно-медицинскую академию, и то не так позорно. Это его слова, если что. И у меня еще есть узенькая лазейка – срочно перевестись на военфак в Куйбышев.
Блин, мужик, ты отдал всю молодость армии, ты мотался сам и таскал семью по жопам мира – и теперь желаешь мне, чтобы и я сдох от гепатита в горах на юге? Не получилось у нас конструктивного диалога. Вряд ли у меня появится в будущем желание с ним общаться. Судя по всему, вряд ли он собирается Панову обмануть. Но разные мы с ним.
Блин, я рассуждаю, будто вся эта свистопляска имеет какое-то значение! Я сюда точно возвращаться не собираюсь, даже будь этот майор самым задушевным дядькой.
Посидели, пообедали. Я больше молчал, а потом и вовсе ушел, извинившись. Типа собрать вещи надо и отдохнуть чуток перед дорогой. А барахла и правда много. В мешок его набросать, что ли? Довезут до дверей все равно.
Белый «жигуль» третьей модели с указанным номером стоял недалеко от подъезда. Вот уж действительно, все на доверии. Аванс не платил, телефона для уточнения деталей не давал, а приехал и ждет. Валентина Семеновна порывалась поехать провожать, даже на вокзал, но я отнекался. Мол, и сам доеду, а ей потом назад тащиться почти через весь город.
Майор сидел молча, покрякивал только изредка. Наверное, радовался, что я уезжаю. И я этому обстоятельству не печалился. Чувствовал ли я вину за то, что живу и пользуюсь телом сына этой неплохой женщины? Нет, ни разу. Моей воли на то не было. Сочувствую, и все.
Возвращение в Москву прошло без проблем – доехали быстро, благо пробок еще нет и не будет лет так десять. Всю дорогу я так и просидел сзади, обнимая дипломат. Таксист – молодец, говорить нечего. Не тряс, не дергал. Вот как сел в Орле, за Тулой остановились обочину удобрить – и до дома. Разговоров не вели, в самом конце только я чуток навигатором поработал. Заплаченных денег не жалко. Да и что те сто пятьдесят рублей по сравнению с покоем и комфортом?
Только дома я наконец-то расслабился, запихнув дипломат поглубже под кровать. Наивно, конечно, считай, что и не прятал. Эх, приехала бы сейчас Лена, чтобы не так страшно ночевать было, но добраться ко мне среди ночи – целое приключение. И родители не поймут, да и сама Томилина не поддержит.
Уже утром, в который раз подумав, я понял, что мне некуда девать все эти пачки денег. Тайника нет, сейфа тоже. Последний можно купить, но его могут увидеть мои друзья, арендодатели, обе девушки. Сразу начнут задавать вопросы. Кстати, о девушках.
Дозвонившись до Томилиной, я ультимативным голосом потребовал приехать ко мне. Лена испугалась, попыталась выведать, что случилось.
– Рецидив острого недотраха, – неуклюже пошутил я. – Требуется оперативная реанимация пациента.
– Не смешно! – Томилина, похоже, собиралась повесить трубку.
– Лена, я решил тот вопрос, ну, который… тебя волновал.
– Какой вопрос? – теперь доктор явно испугалась.
– Товарищ Томилина! Приказываю прекратить тупить. И срочно выдвигаться в мое расположение.
Похоже, общение с маминым майором даром не прошло. Вон как заговорил.
Спустя час Лена была у меня. Прогулялась по квартире, заглянула в ванную. Хорошо, что я перед ее приездом сменил постельное белье, прошелся везде с тряпкой. Нашел длинный светлый волос Шишкиной.
Но Томилина все-таки что-то почуяла.
– Ты здесь один живешь?
– Рассказывал же. Один. Снимаю.
– Ну да, ну да… А чего позвал? Что за срочность? – Лена села за кухонный стол, закинула ногу на ногу. Ого, да мы в черных чулочках приехали. И это в минус два! Я окинул взглядом девушку. Узкая черная юбка, красная блузка с рукавами фонариком, немного бижутерии. Явно готовилась.
– Вот она, срочность! – Я выложил на стол пачки с деньгами. – Семнадцать тысяч. Твоя доля за бриллиант Хаммера.
Лена ахнула, уставилась остекленевшим взглядом на гору бабок.
– Так много?! Ты продал камень? Кому?
– Неважно. Меньше знаний – меньше печали.
– Что я с ними буду делать?
– Да, это проблема… – покивал я. – Деньги надо сразу раскидать. Есть знакомые, что продают машину?
– Ну… наверное, есть, – неуверенно ответила она.
– Бери «жигуль» шестерку или «Ниву».
– Так там же с рук переплата большая будет! – Томилина неуверенно взяла одну из пачек, пошелестела купюрами. – Тысяч десять.