– Чушь; впрочем, пусть.
Чазов совершенно не хотел вникать в новую теорию язвенной болезни, его волновали совсем другие вопросы. Слушая нас, он попутно давал разгона врачам, интернам, лаборантам, одновременно решал сразу несколько вопросов с двумя секретарями. Менялись этажи и коридоры, лица встречных сливались у меня в какой-то безумный калейдоскоп.
Опомнились мы только в больничной столовой, которая больше походила на первоклассный ресторан. У нянечек был передник и заколка официанток, на столах лежало меню.
– Фу… Что-то Иваныч сегодня совсем с цепи сорвался… – Шишкин махом выпил компот, потребовал второй стакан. – Но главное, в приказ тебя внесут, можешь на следующей неделе отправляться в отделение гастроэнтерологии. Это в третьем корпусе. Доктора Ермакова я предупрежу, постоянный пропуск тебе сделают.
Пока обедали, я воспользовался хорошим расположением Шишкина и завел разговор насчет мебели. Дескать, хочу помочь родственникам с переездом, нужны кухонный гарнитур, спальня, прихожая. Ну и по мелочи: рабочий стол, стулья, кресла. Шторы!
– ЦКБ прикреплен к спецбазе номер шесть, – просветил меня Шишкин. – У меня там имеются лимиты, помогу. Деньги-то у родственников есть? Там не дешево.
– Есть, – кивнул я. – На Севере работали.
– Север – это хорошо, – задумался о чем-то своем Николай Евгеньевич. – Ты скажи-ка мне, что у вас с Лизой? Девка сама не своя, одни разговоры о Панове. Андрей то, Андрей се…
– С Лизой у нас все хорошо! – бодро отрапортовал я.
Но Шишкин не повелся, продолжал буравить меня взглядом. На лбу врача прямо неоновыми буквами бежала надпись: «Не пора ли сделать предложение?» Не пора. Но какую-то кость родителям девушки бросить надо. Показать серьезность намерений.
– Хочу позвать Лизу покататься на горных лыжах на зимних каникулах.
– Куда? – заинтересовался Шишкин.
«В Куршавель», – чуть не ляпнул я, затем улыбнулся:
– Думаю, на Домбай.
– Это не дешевая история.
– Уже скопил на скорой. – отмахнулся я. – Плюс премию обещают. Денег достаточно.
– Ну раз хватит… Ладно, давай пропуск, отмечу.
На ноябрьские праздники нам опять выпало дежурство. Самое поганое время – народ разговляется сразу после демонстрации, а некоторые еще и в процессе начинают. Алкогольные психозы (в народе «белка»), обострение язв – чего только не насмотришься.
Ближе к полуночи пьяниц слегка попустило, диспетчера дали инородное тело носа – типа отдых. Дамочка, задумавшись о вечном, засунула в нос фасолину. Мыслям это поначалу не помешало, и семечко, напитываясь жидкостью, разбухало все больше, пока не перекрыло полностью ноздрю. Очевидно, в результате усиленной мозговой деятельности было принято решение вытащить помеху с помощью шариковой ручки.
Простой, пластмассовой, белого цвета, тридцать пять копеек такая стоит. Сменный стержень – восемь. Короче, не получилось. Только запихала все дальше и уплотнила.
Пока мы приехали, дама оценила возможность повторить судьбу оленя из рассказов про барона Мюнхгаузена и впала в истерику. Ну а мы что? Ни разу не ЛОР-бригада, усиленная психотерапевтом. Зачем работать, если это могут сделать другие? Тем более что нас пару раз обозвали коновалами и дебилами.
Повезли в больничку. Подальше чтобы. Ибо фасолину ей удалят за три минуты, а потом придадут ускорение и вытолкают на улицу. А там уже с общественным транспортом беда. На такси поедет. Подумает заодно, что вежливой быть намного выгоднее, чем грубиянкой.
Едем мы, никого не трогаем, собираемся прокатиться по Крымскому мосту. Подсветки красивой на нем нет пока, но все равно смотрится – глазу приятно. И тут, как всегда, неожиданно:
– Свободные бригады, срочно!
– Седьмая свободна, – отвечает Томилина, тревожно на меня глядя.
Тут бы самое время поворчать, что торопиться надо не при приеме вызова, но это уже случилось. Как говорят турки, кысмет.
– Усачева, шестьдесят два, общежитие. Пожар.
– Приняли.
Я тяжело вздохнул. Сейчас начнется… На пожаре фантазия населения достигает невиданных высот. Обожженных мажут подсолнечным маслом, медом и обливают всей мочой, которую могут выдавить из своих организмов. Кошмар, короче. Ну и плюс ко всему большой пожар не для слабонервных. Помнится, в прошлой жизни я был свидетелем, когда пожарный начал переворачивать тело, а половина на полу осталась – пригорела.
К счастью, в общаге возгорание было совсем маленьким. Службе 01 повезло, чадившую подушку потушили своими силами. А вот службе 03 – наоборот. Копоти и дыма на лестнице в общаге было не очень много. Пованивало, и все. В комнате – наоборот. Хоть и окна настежь, а запах…
Вроде и площадь большая довольно-таки, а народу набилось – как в троллейбус поутру. Две девчули рыдают, обнявшись на кровати. Еще одна лежит на носилках. Четвертая в полной прострации хлопает глазами.
Так, а это что? На полу тело лежит, прикрытое покрывалом с кровати. Угорела, что ли? Ну и ко всему прочему спецбригада топчется, три человека. Плюс нас двое. Девять живых получается.
Пока Томилина узнавала у врача спецов, что там и как, меня просветил один из фельдшеров. Великовозрастные дурочки решили попрактиковаться в оккультных науках. Духа им вызвать захотелось. А кого могут вызвать студентки института иностранческих языков имени товарища Мориса Тореза? Только Пушкина, на меньшее они не согласны. Собрались, проработали методическую литературу, выбрали правильную ночь, чтобы старая луна в новую переходила. Короче, коллектив к вызову духа готов.
Парочка, обильно льющая слезы в объятьях друг дружки, оказалась не такой восторженной и более циничной. Понимая, что А. С. Пушкин хрена лысого придет к ним, дамочки придумали перформанс с целью всеобщего веселья и прочей радости. Позаимствовали в общажной читалке портрет классика и укрепили его на веревочках и завязочках за шторой. Одна залезла в шкаф, работать главным механикусом, вторая должна была подавать звуковые сигналы.
Начинающие ведьмы собрались в кружок, зажгли свечи, сколько нашли в округе, поставили тарелку и изобразили с помощью соли символ советской власти. И стоило самой главной трижды провыть: «Дух Александра Пушкина, приди!» – в шкафу произошло шебуршание, вследствие которого шторы распахнулись и на оккультисток полетел портрет искомого литератора.
Итог: одна девица скончалась на месте, у второй – инфаркт миокарда. Ее спецы с собой забирают. А у третьей пока что мутизм, сиречь немота. Эту барышню дарят нам для доставки в неврологию. От перевернувшихся свечек загорелись подушка с матрасом, которые долго не могли потушить. Видать, потревоженный поэт поддувал, не иначе. Желающие обозреть портрет с пентаграммой могут это сделать, пока не убрали.
И смех и грех. Только многолетний опыт позволил мне перенести рассказ спокойно. Я просто тупо кивал, рассматривая интерьер. Да уж, пранк вышел из-под контроля. Сейчас организаторов затаскают по деканатам и комсомольским собраниям. Если поддержки нет, выгонят.
А жить им потом каково будет? Только глянешь на портрет нашего всего – а перед глазами труп подруги. Ужас просто.
Как люди становятся новоселами? Наверное, им дают ключ от квартиры, и они гурьбой заходят в жилье, радостно хлопая в ладоши, будто на картине не помню какого советского художника «Как хорошо, что хозяев расстреляли!». Но это последний акт. А документы? На каком таком основании гражданин будет иметь право перешагнуть порог и сказать гордо: «Это все мое! Буду тут жить, размножаться и разбрасывать по углам носки!»? Это называется ордер. Невзрачная бумажка, сущая фигня. Никакой красоты. На сероватой бумаге напечатан бланк, в котором говорится, что это ордер с номером и выдан он Панову А. Н. (да, просто инициалы) на право вселения в квартиру 62 в таком-то доме на соответствующей улице. Один человек на площадь, и комнаты там две. Бледная синяя печать и маловразумительная подпись. Все!
Больше всего радости я испытал на собрании, где эти самые ордера раздавали. Эти лица надо было видеть! Профессора, доценты, старшие и просто ассистенты кафедр. Заслуженные люди. И сопровождающие их лица в виде жен и мужей. И мелкий гаденыш в джинсах и свитере.
Наверное, поначалу они думали, что я заблудился. Или родственник чей-то, из группы поддержки. Но когда я в свою очередь поперся за этим самым ордером, то на короткое время стал просто звездой местного разлива. Хотя прошло все пристойно. Никаких драм в стиле рязановского «Гаража». Если они и были, то остались в прошлом. Все уже поделено давно. Руководство кооператива, конечно, в курсе было, они же документы оформляли. Короче, поговорили и забыли.
Отмашку строителям я дал тут же. Чего тянуть? Надо быстрее все делать, причем всем. Мне – заехать, им – денежку заработать. Оплата ведь сдельная.
Поехал в Давиду похвастать изменением статуса. И он тоже лицо заинтересованное. Ведь я ему съемную квартиру оставляю. Вот кто искренне радовался! И не в плане «Классно, чувак, будет куда девок водить!», а просто как друг. В который раз я подумал, что этот ресурс едва ли не самый ценный, доставшийся от студента. Без него мне бы реально было очень тяжко обживаться здесь. Да что там, я, может, до сих пор бы слонялся между шизофрениками, органиками и умственно отсталыми.
Выдвинулись налегке. Так, отметиться. Вещи везти пока некуда – там же ремонт. Всю дорогу от метро Ашхацава таинственно улыбался и смотрел по сторонам, будто турист.
– Впервые здесь, что ли? – спросил я.
– Да сто раз уже был, – пробормотал он. – О, нашел! На, подержи! – Он чуть не бросил мне в руки дипломат и куда-то побежал.
– Мужчина, зачем животное мучаете? – спросил я его цитатой из великого мультика. – Куда ты тащишь бедного котенка?
Мурлык был прекрасен. Рыжий, прям в цветах Томилиной, грязный и мокрый. Смотрел на нас голубыми доверчивыми глазами, не пытался вырваться.
– Ничего ты не понимаешь, – ответил Давид. – Плохо, что абхаз, и не просто, а целый князь, вынужден объяснять русскому обычаи его народа. Пойдем!