Потом его все-таки ликвидировали на границе — нарвался он на засаду: были точные данные, что он будет переправляться там же, в 48-м отряде. В результате уничтожили эту банду и его лично.
А дело было так. Как-то получили мы данные, что банда Утам-бека появилась в Джиликуле (70 км от Сарай-Комара), где-то показалась и ушла в горы. Масленников приказал готовиться к выдвижению.
Я быстренько собрал свой взвод и выдвинулся в сторону Джиликуля. Когда прибыли, решил дать взводу отдохнуть. В этом городке какая-то харчевня была, вроде местного ресторана, — там плов делали, а у моего помкомвзвода Санковского были командировочные деньги, их хватило, чтобы покормить бойцов. Они отдохнули, и мы там переночевали.
Рано утром, когда я со взводом тронулся в путь, встретился с русскими, они строительство какое-то на Вахше вели. Спрашиваю их:
— Вы о банде что-нибудь слышали, о басмачах?
— Да, слышали, она где-то здесь прошла, недалеко от Джиликуля, не заходя в него, и ушла в горы».
И больше никаких данных. Я подумал, что если банда переправлялась через речку в этом месте (не так далеко там была хорошая переправа — и с лошадьми, и даже без бурдюков можно переправиться), то и ждать ее надо где-то здесь. Тем более что это уже не граница — 70 километров от Сарай-Комара. Бандиты и дальше заходили.
Я решил сделать засаду у этой переправы, рассчитывая, что басмачи через нее пойдут обратно в Афганистан. Местность удобная — с одной стороны горы, с другой — бугристый берег, покрытый валунами. Огромнейшие валуны лежат, за ними можно спрятаться чуть ли ни с лошадью — укрытие замечательное.
И вот, как начало темнеть, я поднял взвод и повел его на эту переправу — километров 15 от Джиликуля, сам я предварительно уже побывал там.
Прибыли. Лошадей спрятали — рядом была большая выемка. Там можно было и оборону занять, и отстреливаться удобно. Я оставил при них троих коноводов. А сам забрал остальных и расположил их вдоль берега по переправе. Каждого бойца я проинструктировал, как себя вести. Много раз подчеркивал: «не спать», — потому что были случаи, когда в засадах засыпали… Проверил, все ли у бойцов на месте: гранаты, боеприпасы, не оставили ли чего.
Басмачи, особенно на переправах, ходили по ночам. Прошел час, второй, третий… Я подумал: «Дай-ка проверю, как мои воины».
Пополз. Темно! За первым камнем услышал ровное дыхание. Я потихоньку позвал: «Головешко!» Молчание. Я громче — опять молчание. Подполз ближе, толкнул, так и есть — заснул. Я говорю: «Вы же совершаете преступление. А главное — вас убьют!»
Такой случай действительно был на одной из застав — это уже потом, когда я был помощником коменданта на Памире. Наряд из двух человек сидел в засаде на берегу Пянджа. А по тропе шла небольшая группа басмачей и наткнулась на этот наряд — все спали. И вот кто-то из них предложил зарезать спящих. А старший сказал: «Не надо».
Уже потом мы узнали через агентуру, почему не зарезали. Оказывается, главарь сказал: «Это же наши друзья, они нам помогали, они наши помощники». (Пограничники тогда действительно кое-чем помогали местным в быту.) И, ничего не взяв, басмачи ушли…
Ну, вот и у меня в засаде заснули бойцы. Я потихоньку подобрался еще к одному — он тоже спал. Понятно, они устали, все-таки переход был в 70 километров. Я его толкнул:
— Спите!
— Нет, я не спал!
Трое спали. Это еще ничего — из 50 человек, тем более я вовремя их разбудил.
И вот уже почти на рассвете появились силуэты басмачей. И тут же они спустились по тропе. Речка неширокая.
Это была разведка. Вначале спустились двое и дошли до речки. Осмотрелись, видно, дали какой-то сигнал, потом начали спускаться остальные. Когда подтянулись все, пошли на переправу. И уже когда они были на воде, я скомандовал: «Огонь!» — и тут же затрещали выстрелы. У нас было два ручных пулемета, они тоже заработали. В общем, на месте осталось 9 человек, остальные развернулись и ушли в горы.
Я пошел за ними, и началась гонка — кто быстрее. Причем были такие моменты, когда я с бойцами поднимался на перевал, а они спускались с него — я их видел, а догнать никак не мог. Стрелять — впустую. В конце концов я их уже начал терять из виду. Нам попался пастух с баранами, которого я его спросил:
— Проходили бандиты?
— Проходили, — ответил.
— А куда?
— Вот по этой тропе.
И мы снова пошли за ними. Длилось это почти целый день. А там то перевал, то спуск.
Наконец я вижу — надо дать людям отдохнуть, да и лошади уже не могли идти. В общем, я их потерял.
Но это ничего, главное мы сделали. Банду все-таки потрепали, это неплохо было: кроме убитых на переправе, еще четверых ранили. И хотя упустили мы басмачей, банда распалась, рассеялась среди местного населения, в кишлаках ведь сплошные родственные отношения. После этого она уже не восстановилась, кто-то сдался, кто-то просто отсиделся, бросив басмачество. Мы потом выявляли басмачей через нашу агентуру и в каждом конкретном случае рассматривали, надо арестовывать или нет.
Агентура нам помогала во всех случаях. Мы вербовали агентов, используя их родственные связи, ведь бывшие басмачи и многие мирные таджики целыми семьями ушли в Афганистан. Там целые поселки появились по Пянджу. И мы свою агентуру туда посылали, приглашали из Афганистана нужных нам людей, посылая к ним родственников через границу. Те иногда даже сами подсказывали:
— Вон там мой родственник живет, он пользуется авторитетом, занимается торговлей, бывает в Кабуле…
— Так ты пригласи его к себе в гости.
И они действительно приглашали — переходил этот человек с нашей помощью через границу к своему родственнику, а тот обычно говорил:
— Ты приходи — там нарядов нет, а наряд вон там, там, там.
А перебраться через границу вовсе не легко. Только одна тропа — тут обрыв, Пяндж бурлит, а на другой стороне скала черт знает куда уходит; и чтобы перейти, надо на бурдюке переплывать.
И вот мы открывали коридор, и родственники с той стороны тоже приходили к своим — нелегально переправлялись. С нашей стороны приглашали их к себе в гости раз, другой… На первый раз хорошо угощали человека, чтобы пришел еще. Второй раз приходил, а то и третий — мы все это время изучали его по описаниям того, через кого действовали, а то и через другого агента. А потом вербовали этого человека, и он в свою очередь часто предлагал нам еще кого-то… Боялись, конечно, чтобы нам не подставили двойников.
Как правило, вербовка происходила исходя из материальной заинтересованности. Статья расхода у нас была — деньги выделялись именно для этой цели. Иногда их не хватало, но люди к нам все-таки шли, и наша агентура была вполне рабочей. Мы вербовали даже в расчете на глубокий тыл, до Кабула доходили. Но это, конечно, были люди более высокого положения.
У нас в отдельной комендатуре было два человека, которые специально занимались агентурной работой. Они имели агентов на той стороне Пянджа и оттуда приглашали к нам людей по различным обстоятельствам. Мы этим людям очень помогали. У нас свой магазин был, и в нем были такие товары, каких не было там, например, ситец. А ведь халаты у бедняков были ситцевыми (богатые носили шелковые халаты). И они могли купить у нас эту ткань, причем мы не ограничивали, когда хотели человека чем-то заинтересовать. Продавец был нашим агентом и старался поближе познакомиться с покупателями. Они потом приглашали его в гости, и он (конечно, нелегально) не раз переправлялся через границу и действительно ходил к ним в гости.
Из-за того, что агенты не знали русского языка, приходилось работать с переводчиком. С агентов подписку не брали, все было на доверии, а потом ведь все зависело от нас, мы агента могли провалить, и тогда свои же его ликвидировали бы. Все агенты это знали, и это их здорово сдерживало.
Через агентуру мы изучали погранохрану сопредельной стороны, что было очень важно знать. Агенты рассказывали, как там велась охрана, сколько человек на заставе и как они вооружены. Вся их застава — кишлацкая изба. А охраняли афганцы границу обычно так: группами человека по четыре, а то и по пять (самое малое по три), с ружьями, ходили по дозорной тропе, и мы их днем прекрасно видели. Так что охраняли они границу, можно сказать, неважно.
Изучали мы и гражданское население. Кроме того, была у нас пара агентов, которая занималась обычной челночной торговлей. Вот так и шла в Сарай-Комаре обычная работа по охране границы.
Тогда же наметились изменения и в моей личной судьбе. Летом 1929 года в 48-й погранотряд приехал начальник пограничных войск Среднеазиатского округа П. П. Бабкевич.
Он был поляк, лет сорока пяти, великолепный кавалерист, образованный человек. Он тогда три ромба носил.
Бабкевич был выше среднего роста, статный мужчина с пронзительным взглядом. Если он вникал в какое-либо дело, то познавал его до конца. Так же он относился и к охране границы, руководство которой ему было поручено. Могу с уверенностью сказать, что я не встречал больше на своем жизненном пути подобного человека.
Несмотря на огромную протяженность среднеазиатской границы, на сложность передвижения по ней (автомобильных дорог там не было, да и автомобилей тоже), П. П. Бабкевич, будучи большим начальником, верхом на лошади в сопровождении адъютанта и коневода исколесил всю границу от правого до левого фланга по нескольку раз.
В Ташкенте он редко бывал — все время на границе, по заставам. Память у Бабкевича была идеальная, он знал многих начальников застав по фамилиям (я уже не говорю о комендантах и о начальниках отрядов). Когда приезжал на заставу, собирал начальников отрядов определенного участка, заслушивал, инструктировал, указывал на недостатки, давал приказания, советы. Приводя примеры, мог в деталях рассказать, как организована охрана на какой-либо конкретной заставе. Он мог выступать и час, и два, и никаких бумажек в руках не было, все на память.
Его хорошо знали и местные власти — он постоянно заезжал и в райком, и в обком партии.