16 лет возвращения — страница 34 из 48

Обычно женщины, помогая друг другу, занимались приготовлением блюд к разным праздникам. Совсем непросто было приготовить мацу к пасхе и фаршированную рыбу к другим праздникам или испечь сладости, такие, например, как маленькие шарики со специями, приготовленными из смеси натертой моркови и сахара, которые очень нравились детям.

Мы не были кошерными, и в этом отношении у нас не было проблем. Но среди знакомых ссыльных было много семей, в которых строго придерживались традиций в приготовлении пищи и ведении хозяйства. И это выполнялось даже в условиях Сибири, где было трудно вообще достать еду. Некоторые из этих религиозных семей питались только рыбой, которая, конечно, являлась кошерной.

В Советском Союзе купить продукты в магазинах — дело крайне затруднительное, и в особом дефиците мясо. А на колхозных рынках мясо всегда продавалось, но по очень высокой цене.

Многие из депортированных евреев-ортодоксов могли есть только кошерное мясо крупного рогатого скота или дичь, которых забивали в соответствии с религиозными еврейскими правилами. По этим же правилам, евреям нельзя заниматься забоем скота, поэтому все годы, проведенные в Сибири, они не имели возможности есть мясо. Быть вегетарианцем не сложно, но если ты живешь там, где температура зимой опускается до -60 и где ежедневно нужно потреблять, по крайней мере, сто граммов жира для восполнения потребности в калориях, то жизнь вегетарианца — это доказательство фанатичного желания придерживаться требований веры. У нас таких проблем не было. Мы ели мясо независимо от способа, каким забивали скот.

Нас часто спрашивали, страдали ли мы от проявления антисемитизма за годы пребывания в Сибири.

Антисемитизм имеет глубокие корни в России. Многие поколения евреев подвергались дискриминации, как в царской России, так и в новом, Советском государстве после революции. Вероятно, не случайно, что русское слово «погром» переводится как «уничтожение». В царской России орды погромщиков нападали на евреев под печально известным лозунгом «Бей жидов, спасай Россию!», что само по себе является отражением ненависти к евреям, имеющей не только глубокие исторические корни, но и психологические у части населения. Можно сказать, что и самодержавие, и советская власть использовали антисемитизм в своих политических целях.

Конечно, после революции новые правители осудили антисемитизм как антисоциальное явление, которое не может иметь место в Советском государстве. Однако действительность отказалась подчиняться красивым лозунгам. Ненависть к евреям слишком глубоко вошла в сознание людей, чтобы ее можно было отменить декретами или решениями. Антисемитизм выжил, хотя его самые худшие и наиболее отчетливые проявления перестали быть публичными.

Сталинская «охота за ведьмами», за так называемыми «космополитами» в конце сороковых, и кампания против евреев в начале пятидесятых для нас тоже не прошли бесследно. Понятно, что все эти омерзительные сценарии доходили и до тех административных работников, с которыми нам во время ссылки приходилось иметь дело, но проявлялись скрытно, и ни от кого из них мы не слышали откровенных антисемитских замечаний в свой адрес.

Впрочем, антисемитизм становился более явным, когда дело касалось карьеры или образования. Но в нашей каждодневной жизни, если мы и слышали оскорбления, то чаще всего от выходцев с Украины или из Белоруссии, где ненависть к евреям посеяна в традиционно плодородную почву.

В Покровске у нас были соседи Помигаловы: муж, жена, их сын Сережа, который был немного старше Самуэля, и мать жены, женщина около шестидесяти лет. Муж работал в НКВД, его направили на работу в Покровск на несколько лет. Они приехали с Украины.

Пожилая женщина оказалась давней и закоренелой антисемиткой. Вскоре после их приезда, она стала оскорблять Рахиль самыми жуткими антисемитскими ругательствами за то, что курица, самая большая курица Помигаловых, оказалась в нашем курятнике. Она обвиняла нас в воровстве и в желании разбогатеть за их счет. Она заверяла нас в том, что мы не останемся безнаказанными, ведь не зря ее сын работает в НКВД. Так что было не очень трудно понять, что она за человек. И так же, как и в случае с Поповыми, мы старались избегать ее.

Ее внук Сережа, избалованный и чересчур активный, был очень непослушным ребенком, сущим несчастьем для всех соседей. Однажды, когда Самуэль, облегчаясь, сидел на корточках у забора на некотором расстоянии от дома, Сережа подкрался и бросил кусок кирпича в голову ничего не подозревающего Самуэля. В другой раз он специально бросил камень в окно другим нашим соседям. И постоянно из-за него случались неприятности и скандалы.

У его крикливой вздорной бабушки была одна хорошая вещь: цветочная грядка в нашем общем огороде, где у каждой семьи имелся свой маленький клочок земли. На этой грядке она посадила маки, которые в конце лета настолько красиво цвели, что наводили на мысль о резком контрасте между великолепием природы и темной сущностью некоторых людей. И старая Помигалова гордилась ими и тщательно ухаживала за ними. Однажды, когда на цветочной грядке распустились разноцветные маки, из окна кухни мы увидели Сережу, который подполз к грядке и один за другим стал срывать маки. Он сорвал все эти прекрасные цветы, за которыми его бабушка так долго ухаживала и которые всячески оберегала. Потом он встал с затоптанной грядки и гордо, как павлин, прошествовал из садика.

Мы наблюдали за всем этим издалека и, надо сказать, с предвкушением. Мы даже вышли на крыльцо, чтобы не пропустить последнее действие драмы, разыгрываемой прямо перед нами. А Сережа прошел мимо нас и направился к входу в дом Помигаловых, когда вышла его бабушка и с визгом кинулась на него. Все проклятья и ругательства, которые знала эта ядовитая женщина, она вылила на голову своего грешного внука. Когда она схватила его, маки разлетелись в разные стороны. А она стала шлепать его, продолжая обзывать маленького преступника всеми бранными словами. Крики, слезы, ругательства и нежные лепестки цветов наполнили воздух, пока бабушка тащила маленького хулигана в дом. Мы, должны признаться, остались довольны. Хотя и форменное безобразие являлось содержанием этой драмы, но в финале каждый ее участник получил по заслугам.

Другой человек, который по разным поводам выказывал антисемитское отношение к нам, — прокурор города Покровска. И он, надо сказать, тоже не лучшим образом кончил.

Мы несколько раз беседовали с ним, и нам было ясно, что у него совершенно четкое намерение — травить нас из-за того, что мы евреи. Однако и ему потом пришлось убедиться, какой непостоянной бывает жизнь и как права пословица: «Высоко взлетишь, больно падать придется».

Его обвинили в коррупции, довольно быстро уволили, и он был вынужден уехать из Покровска. Ему еще повезло, что легко отделался и его не посадили.

Потом, когда мы жили в Якутске, мы его случайно увидели на улице. Он с опущенным видом вез на телеге воду в бочке. Sic transit gloria mundi — так проходит земная слава. Или: от прокурора до водовоза — один шаг.

Наши дети тоже иногда становились предметом антисемитских наскоков, но, слава Богу, это не было чем-то таким, что могло омрачить их детство и юность.

Однажды нас навестил наш знакомый якут из Якутска. Звали его Пуд Ильич. Он работал учителем. Всегда безупречно одетый, Пуд Ильич имел слабость к соломенным шляпам и белым штиблетам, что, признаться, большая редкость не только в те годы, но, возможно, до сих пор.

Мы познакомились с ним в Якутске и знали его, как очень доброго и культурного человека. Он приехал в Покровск на несколько дней и воспользовался этой возможностью навестить нас.

Он пришел к нам, как всегда, в отличной одежде, и блеск его белых туфель был виден издалека. Он широко улыбался и сразу же стал рассказывать нам очень смешную историю, главным героем которым оказался наш Самуэль.

По дороге к нам Пуд Ильич заметил двух яростно дерущихся мальчиков. Когда он подошел к ним, они уже расходились в разные стороны, продолжая осыпать друг друга ругательствами. Один из них был Самуэль, а другой — маленький якутский мальчик. Подходя к ним ближе, Пуд Ильич услышал слова, которые они выкрикивали, и то, как якутенок обозвал Самуэля: «Ты маленький грязный жид». На что Самуэль быстро ответил: «Сам ты жид!».

А вообще-то, конфликты на расовой почве возникали довольно часто. Русские и якуты иногда с трудом сдерживали себя и нередко решали свои споры в драках. Мы стали свидетелями одной из таких страшных драк между Арсением Яковлевым, телефонным монтером, который какое-то время жил в квартире недалеко от нас, и якутом из соседнего дома.

Арсений и его жена были дружелюбные и покладистые люди, с которыми мы всегда хорошо ладили. Но когда Арсений напивался, он становился диким и неуправляемым.

В один из воскресных летних дней к ним пришли друзья, и они отмечали какое-то событие. Судя по голосам и песням у них было много выпивки. Погода стояла хорошая, и вскоре компания решила перенести свое дружеское собрание на открытый воздух. Мы не знаем, что произошло, но вдруг услышали крики и истерический плач женщины. Мы увидели Арсения, рычащего от гнева и рвущего на себе рубашку. Он кидался на якута, который был уже без рубашки и стоял со сжатыми кулаками, готовый парировать удар. Началась жуткая драка, сопровождаемая не менее страшными ругательствами с обеих сторон. Одежда разорвана в клочья, лица в крови. Оба в стельку пьяные, пытаясь нанести удары, промахивались. Наконец прохожие вмешались и разняли двух окровавленных, в синяках мужчин. Арсений продолжал выкрикивать ругательства в адрес якута и всей его нации, называя их евражками, которых нужно выкуривать из нор и топить в выгребных ямах.

Эта драка была одним из примеров того, что мирное сосуществование разных народов в многонациональном советском государстве оставляло желать много лучшего. Даже несмотря на усилия пропагандистской машины, которая представляла отношения между разными национальностями как идиллическое братство в большой и дружной семье народов.