Глава 71
В больнице Ребекка в основном смотрела телевизор. Она просила принести ее мобильный, однако никто не смог его найти, а больше она не спрашивала, так как не привыкла чего-то требовать от взрослых. Да и кому ей писать сообщения?
Кто у нее остался?
Следователи приходили и уходили. Поначалу спрашивали про отца. Странно было осознавать, что его больше нет, и Ребекка решила пока что о нем не думать. Впереди у нее долгие недели, месяцы и годы, и, если захочется, она еще вспомнит про папу. Про него рассказывали ужасные вещи, точнее, на что-то такое намекали. Ребекка не испытывала симпатии к отцу, зато он ее очень любил.
Любил и защищал. Старался уберечь от полного опасностей мира.
А что она? Как она распорядилась этим его последним даром?
Отец не понимал, почему Ребекка тратит так много времени на компьютерные игры, почему предпочитает виртуальную жизнь реальной.
А для нее это было даже не развлечение, а притворство.
Она наткнулась на лошадей в пять утра не потому, что рано встала. На самом деле Ребекка обычно ложилась только после шести. И когда раздался звонок, она тоже не спала. Ей сказали выйти на улицу.
Тот, кто снимал ее на камеру в день рождения, кто гулял с ней в лесу, – он наконец-то вернулся.
Он извинялся за все сообщения.
Если Ребекка не выйдет, то все будет напрасно.
Вот она и пошла, так как не умела возражать.
В то утро Ребекка не просто выгуливала пса – она взяла его с собой, потому что боялась.
Она шагала к смотрящим из земли глазам.
Сейчас, несколько недель спустя, врачи все твердили ей о новой жизни, о приемных родителях, о возвращении в школу, но глубоко внутри Ребекка знала…
В течение последнего года отец нашел в себе силы любить ее.
А она его убила?
Столько смертей…
Это она во всем виновата.
День 39
Глава 72
Приемные мать и отец высадили ее, не доезжая до школы. Остаток пути Ребекка намеревалась пройти сама, превозмогая слабость в теле – а иначе как она поправится? Узкая серая дорожка, перекошенная то засухой, то морозом, извивалась между заброшенными фабриками и вела к краю зеленого, как новогодняя елка, леса. По этой дороге никто не ходил уже лет пятьдесят.
Последний год Ребекка провела на домашнем обучении, и вот теперь, после долгих недель в больнице, снова шла в школу. Новые родители решили, что так будет лучше, мол, пусть немного отвлечется. Они провели вместе совсем немного времени, но уже составили для Ребекки расписание и, подключив связи, отправили в школу на три учебных дня перед рождественскими каникулами.
А ведь когда-то она мечтала о другой семье…
Эти люди оказались приятными, но слишком уж молчаливыми, поглощенными финансовой отчетностью в конце года. Ребекка быстро поняла, что стала для них всего лишь еще одной статьей расходов. Они даже не заметили, как она…
Она…
Ребекка шагала дальше.
Школьные спортивные площадки отделяло от леса сетчатое ограждение. В некоторых местах оно погнулось из-за корней деревьев. В других дети пролезали через отверстия в сетке, чтобы поиграть, покурить, погулять в лесу. По слухам, кто-то даже ходил туда заниматься сексом.
У края площадки росли не только вечнозеленые деревья, но и дубы, которые сейчас стояли без листьев и качались на ветру. Вокруг пока никого. Ребекка пришла слишком рано.
Почти год она не была в школе и теперь даже не знала, сможет ли сдать выпускные экзамены. Никто ей ничего не говорил.
Как ты обнаружила лошадей? Зачем вышла из дома в такую рань?
Трогала их?
Может, видела или слышала что-то странное?
Кто вообще мог сотворить подобное?
Вдруг громко закаркал сидевший на заборе ворон.
Ребекка ступила на площадку. Здесь была разметка для машин, но парковаться разрешалось только во время родительских собраний. Летом раз в две недели тут устраивали распродажу старых вещей прямо из багажников: DVD-диски, настольные игры и другое барахло. Ее родители тоже продавали тут всякое старье, чтобы освободить место в доме, когда на «Родной ферме» все еще было хорошо.
Ребекка зашла в школу – двери не заперты, металлические перила холодные на ощупь. В коридорах горел свет, флуоресцентные лампы отражались в дешевых блестящих полах. Белые стены завешаны фотографиями: тут и все прежние директора, и футбольные команды. Еще висели плакаты от девятых классов, в стеклянном шкафчике красовалось несколько призовых кубков. Окошко администратора закрыто. Все выглядело каким-то уменьшенным, будто севшим после стирки.
Она прошагала мимо оранжевых шкафчиков и направилась в туалет для девочек. Закрыла за собой дверь и посмотрела в зеркало.
Окон в туалете не было, на лицо падал свет дневных ламп, выхватывая веснушки. Утром Ребекка завязала волосы в хвост, она всегда ходила в школу с такой прической, но сейчас задумалась: а вдруг за год что-то изменилось? Вдруг теперь никто так не делает?
Немного повозилась с волосами и сдвинула хвост набок, чтобы он свисал на плечо.
Волосы стали похожи на свернувшуюся змею.
Ребекка сняла резинку, распустила локоны и зачесала их за уши. Потом закрылась в кабинке и сидела там со своим новым телефоном, отправляя сообщения, пока не услышала шум голосов из коридора.
Тогда она открыла дверцу и пошла на урок.
Глава 73
Ребекка попала в кабинет раньше всех, без разрешения.
Достала из рюкзака распечатку со стихотворением, поставила на стол красную бутылку с водой. Пахло наточенными карандашами. Стих ей прислали на электронную почту, надо было подготовить по нему комментарий. Может, Ребекка поспешила и они еще это не проходили? Ей сказали, что с одним стихотворением нужно поработать самостоятельно, а другое проанализировать в классе без подготовки.
Когда Ребекка перешла на домашнее обучение, почти все перестали с ней общаться, хотя уверяли, что не забудут про нее. Она завела кое-какие знакомства в интернете, но они мало ее интересовали, а те друзья, с которыми она действительно хотела видеться, быстро утратили энтузиазм после ухода Ребекки из школы. Девочка просила отца отвезти ее в город, однако он чаще всего отказывал.
Класс понемногу заполнялся учениками. Вспомнились некоторые лица и имена. Терять связь с людьми, оказывается, хуже, чем вообще не знать их. Попадаешь в какое-то подвешенное состояние, становишься тенью себя прошлого, а с призраками никто не хочет иметь дела.
Десятки школьников расселись по всему кабинету, но Ребекка оставалась одна. Они смотрели на нее, улыбались друг другу и перешептывались, некоторые с явной неохотой сели за ближайшие к Ребекке парты, а она не знала, что делать, и просто смотрела на листок с напечатанными словами.
Заданное стихотворение – «Любовник Порфирии» Роберта Браунинга – обсуждали восемь минут. В нем рассказывалось о двух влюбленных, мечтавших о том, чтобы мгновенье длилось вечность, и поэтому мужчина задушил женщину ее же волосами.
Поговорили о жизни автора, о том, как можно толковать это произведение. Лирический герой наверняка безумен, и тогда встает вопрос: способен ли он в своем сумасшествии действительно любить женщину или он убил ее лишь ради того, чтобы обладать ею?
За год учебы дома Ребекка не прочитала ни одного стихотворения, не связанного с любимой игрой. Никто от нее этого не требовал.
Им дали двадцать минут, чтобы выполнить дополнительные задания в рабочих тетрадях, а потом на интерактивной доске перед всем классом появилось новое стихотворение – «Остановившись на опушке в снежных сумерках» Роберта Фроста.
Ученики читали его по очереди, каждый по одной строчке.
В самом начале стихотворения поэт стоит прямо перед деревьями у леса, что принадлежит местному жителю. Автор думал, что его никто не заметит, поскольку владелец земли живет в городе, далеко отсюда, от этой безлюдной дороги. Никто не должен увидеть, как он рассматривает чужие деревья. Ночь стояла тихая. Повсюду лежал снег – меж деревьев, на ветках, на торчащих корнях, скрывая каждое затаившееся существо.
В следующей строке речь шла о лошади.
Точнее, о том, что происходящее наверняка показалось лошади странным: зачем в холодную мрачную ночь останавливаться в какой-то глуши близ озера? Конечно, таким образом, через воображение животного, свои чувства старался выразить сам автор. Животные не думают о странностях. Они вообще ни о чем не думают.
Но все равно ведь что-то не так. Нечто странное происходит с рассказчиком.
Сейчас эти слова исходят не от Роберта Фроста, который давным-давно умер, а нам оставил лишь безмолвные строки на бумаге. Все эти голоса звучат только в голове читателя.
Сама Ребекка, ее одноклассники и учительница… это они, прямо как та лошадь из стихотворения, стали воображаемыми проводниками для потерянной мысли, отражающейся в десятке зеркал. Позабытые слова прорвались сквозь время. Читая строки вслух, ученики становились марионетками в руках мертвецов.
Ребекка представила, что теперь не она сама шевелит шеей и открывает рот: кто-то вставил руку ей в голову и совершает эти движения вместо нее.
Какая-то девочка из другого конца класса обернулась и пристально посмотрела на Ребекку. Выражение ее лица заметно выделялось среди других.
Ребекка сделала глоток воды.
Потом лошадь спросила, в чем дело. Ответа не последовало, лишь снег все так же кружился на ветру.
За месяц до смерти отец дал ей пощечину.
Ученики сосредоточили внимание на последних строках:
Лес чуден, темен и глубок.
Но должен я вернуться в срок.
И до ночлега путь далек,
И до ночлега путь далек[6].
– О чем это стихотворение? – спросила учительница.
Все молчали.
– Ну, как вы думаете?
Никто не хотел отвечать.
Учительница, отчаявшись, сама начала разбирать стихотворение. Сказала, что на первый взгляд оно вроде бы о мужчине и лошади, которые держат путь домой в темноте и одиночестве.
– Какие чувства вызывает у вас это произведение?
– Грусть, – откликнулся один мальчик, и Ребекка оцепенела, услышав его голос, сильно изменившийся за последние месяцы.
– Почему именно грусть, Питер?
– Ну, как вы уже сказали, ему очень одиноко. А лошадь, не знаю, типа за него волнуется.
Ребекке хотелось заплакать, хотелось бежать подальше от Питера.
– Почему же лошадь волнуется? – снова задала вопрос учительница.
– Он хочет уйти вглубь леса, – ответил один из бывших друзей Ребекки. – А там темно и холодно.
– «Тьма да метель со всех сторон…» И что с ним может произойти?
И опять молчание.
– Что самое страшное может с ним случиться?
– Он может умереть, – наконец-то ответил другой мальчик.
– Верно, – кивнула учительница. – Он может умереть. Так о чем все-таки стихотворение?
Снова тишина.
Учительница окинула всех взглядом.
– Герой знает, что может умереть, лошадь за него волнуется или ему кажется, будто она волнуется… Мысли путаются, он приписывает сочувствие другим существам, но не самому себе… Что же с ним происходит? О чем он думает?
Ребекка уставилась на доску немигающим взглядом, вспоминая давнюю поездку в повозке вдоль берега, день рождения и следящую за ней видеокамеру… размышляя о том, как с ней поступали, как поступала она и что из всего этого вышло.
– О самоубийстве, – сказала она. – Это стихотворение о самоубийстве.
Глава 74
[08:51] Алек: В чем еще был уверен ваш муж?
[08:52] Грейс: В том, что я неприятный человек.
[08:52] Грейс: И плохая мать.
[08:53] Грейс: Возможно, считал, что и Земля плоская.
[08:54] Грейс: Не знаю.
[08:55] Алек: Поэтому вы от него ушли?
[09:03] Грейс: Из-за того, что он верил в теорию плоской Земли?
[09:04] Алек: Из-за того, как он к вам относился.
[09:05] Алек: Вы бросили дочь, бросили всю свою жизнь.
[09:05] Алек: Почему?
[09:06] Грейс: А вы бы как поступили?
[09:07] Алек: Постарался бы сделать, как лучше.
[09:07] Грейс: А как лучше?
[09:07] Грейс: Как понять, что лучше?
Глава 75
Когда-то в окрестностях Илмарша было девять отелей.
За последние пару десятков лет пять из них переделали под муниципальное и временное жилье, еще два находились в таком плачевном состоянии, что их даже трогать не стали, и впоследствии эти здания облюбовали бездомные и бродяги.
В результате разрыва большинства зарубежных контактов компанией, ответственной за перепланировку пустующих отелей, теперь ими частично владело государство. Акции скоро раскупят по дешевке друзья политиков, стоявших за решением о продаже.
Утечка людей из этого захолустного городка была очевидной. С каждым днем уезжало все больше жителей, не желающих здесь оставаться, а из других городов поездами и автобусами в эту пустоту присылали новых, не нужных там лиц.
Кровати и столы втискивали в узкое пространство, в межкомнатных стенах прорубали двери. Сюда стекались из дальних уголков страны или даже из других стран. Приезжим говорили: «Радуйтесь! Вы увидите море!»
Бедняг обещали поселить только тут, вдалеке от их родных и знакомых, и нигде больше. Поначалу у чужаков голова шла кругом от счастья. Их как будто отправили на курорт. Какие причудливые здания! Сколько магазинчиков с конфетами, надувными игрушками и детскими лопатками, которые никто не покупал у бормочущих что-то себе под нос стариков.
Лишь немногим из этих временных жильцов удавалось найти средства, чтобы сбежать от холодного моря. Работы не было, и для получения субсидий они трудились на благо городского совета: мостили тротуары, копали ямы, очищали улицы от мха, шприцев, песка и крови за минимальную плату. Иногда тонули во время работ по углублению дна. Жизнь в Илмарше превращалась в страдания. Старики доживали свои дни в ужасающей тишине плохо отапливаемых домов.
Снаружи висела табличка «Белые апартаменты». Старое название едва заметно проявлялось в облупившихся буквах, точно призрак из прошлого.
Купер и Алек переступили порог здания.
Глава 76
Приемные родители Ребекки разрешили им поговорить с девочкой, но только через несколько дней.
– Пусть немного освоится на новом месте.
Пол в вестибюле высотки был выложен потрескавшейся плиткой с шахматным узором. За бывшей стойкой администратора, теперь заваленной непонятными коробками, висели жуткие красные шторы.
– Какая квартира? – спросил Алек.
– Не знаю.
– У тебя же записано в телефоне. – Он вытянул шею и принюхался.
– У тебя тоже, – сказала Купер. – Посмотри сам.
Алек скривился и достал свой мобильный. Купер ужасно раздражало, когда люди вели себя таким образом: заставляли тебя зря терять время, когда могли бы все сделать сами.
– Третий этаж, тридцать девятая.
Они направились к лифту, и, хотя нигде не было предупреждений о его неисправности, Купер и Алек не спешили нажимать кнопку вызова.
– Что думаешь? – поинтересовалась Купер.
– Лучше по лестнице.
– Уверен?
Алек кивнул. Не хватало еще застрять на несколько часов в этом лифте.
– Всего три этажа, осилю.
Всего три этажа.
Купер не обгоняла Алека – вдруг ему понадобится помощь.
После второго пролета он остановился передохнуть.
– Все в порядке, – заверил он и Купер, и самого себя.
Пыльные стены покрыты надписями, мешки с мусором лежат прямо у дверей.
На третьем этаже они постучали в тридцать девятую квартиру.
Глава 77
В десять лет Саймон увидел, как маму тошнит над раковиной. Она так тщательно следила за своим питанием и худела все сильнее и сильнее, а потом однажды взяла и уехала от сына и мужа на две недели.
Алек узнал обо всем этом из дневников, уже после смерти Элизабет. Вернувшись, она отказалась от таблеток и диет и снова начала готовить нормальную еду. В ее рацион вернулось мясо, однако когда Саймон спрашивал, где она пропадала, Элизабет с виноватым видом замолкала, и Алек менял тему.
Часто повторял, что гордится своей женой.
Он сидел перед телевизором и комментировал внешность других женщин, их фигуру. Все так делают.
Она иногда переживала, что Саймон плохо ест. Что он очень тощий, оставляет еду на тарелке, воротит нос от торта на день рождения и пьет только воду. В подростковые годы ей удалось немного переучить сына, и, помогая ему, Элизабет отчасти помогала себе. Мальчик рос большим и крепким, и все же от некоторых привычек, связанных с едой, он так и не избавился, а мать волновалась, что в этом есть и ее вина. Возможно, в детстве Саймон увидел что-то такое… Никогда не знаешь…
Много лет спустя Алек прочитал дневники Элизабет. Они лежали у всех на виду, а теперь были сложены в коробки с ее вещами, которые Алек забрал у матери Элизабет – разве она имеет на них какое-то право? Они ведь так и не развелись, поэтому вещи жены принадлежали Алеку. Должны же у Саймона остаться хоть какие-то воспоминания о матери, а впоследствии и об отце.
Алек прочитал ее дневники, а затем сжег их.
Глава 78
На поляне за деревьями, недалеко от берега, стояли четыре деревянных ящика.
Они уже не двигались. Животные внутри начали разлагаться, вокруг по странной ломаной траектории летали мухи.
По бокам ящики намокли от дождя.
Домик на побережье вздрогнул. Он покачивался с каждой новой волной, розовая краска растрескивалась, скрипели балки.
Стены рухнули, но никто ничего не слышал.
Рухнули, похоронив под обломками труп человека, ломая кости и разрывая плоть.
И все это унесло течением.
Ветер, словно играя, подкидывал вверх пустой ящик.
Вода надвигалась.
Дождь все не прекращался.
Глава 79
Ребекка сильно изменилась. Несколько недель назад Алек встретил на ферме исхудалую девчушку с выпирающими костями и испуганным взглядом. Тогда она рассказала Алеку, как обнаружила головы и почему так рано вышла на улицу: не могла заснуть и решила погулять с собакой. В суете последовавших дней пес потерялся.
Ребекка увидела их первой.
В «Белых апартаментах» на Алека смотрела румяная девочка с запавшими глазами, одетая в школьную форму, белую блузку и синий галстук.
Сверху доносились приглушенные крики. Женщина успокаивала плачущего ребенка и спрашивала у кого-то, куда пропали ее ключи.
– Здравствуй, Ребекка. – Алек не знал, с чего начать.
Ребекка перевела взгляд на него, затем на Купер. Все это время она стояла в дверном проеме, словно только так могла держаться прямо.
Купер и Ребекку представили друг другу, и они прошли в комнату. Девочка принесла гостям воды в пластиковых стаканчиках.
Приемная мать сидела в наушниках за ноутбуком. Ей предложили принять участие в разговоре, но она покачала головой, мол, не мое это дело.
В углу гостиной от тонкой стены отслаивались желтые обои, повсюду на дешевом линолеуме были разбросаны детские игрушки. Алек случайно наступил на одну и чуть слышно выругался. Попросил прощения у хозяйки, но та внимательно рассматривала какие-то таблицы на экране и даже не обратила внимания. Втроем они устроились вокруг прозрачного журнального столика, на котором лежал пульт от телевизора и стопка журналов. Как в приемной у врача.
Алек и Купер начали задавать вопросы, и Ребекка пообещала, что постарается на них ответить.
Да, она была на уроке верховой езды.
– Всего один раз, несколько месяцев назад. Мой папа, он не…
Девочка умолкла.
– Жаль, что бросила. Другие ребята тебя хвалили. Сказали, у тебя хорошо получалось, – сообщила ей Купер.
Ребекка покраснела.
– Сомневаюсь.
– Это был твой первый урок, верно? – продолжила Купер. – Ты…
– Почему ты молчала? – Алек потер сонные глаза.
– В смысле? – растерянно отозвалась девочка.
– Ты нашла лошадей и бывала там, откуда их похитили. Почему ты ничего не сказала? Не подумай, что я ругаюсь, просто… Странно, что ты об этом не упомянула.
Ребекка и сама не знала. Они назвали имена других детей: Мариам, Питер…
– Прошло ведь уже несколько месяцев, – ответила она, сделав глоток воды.
Ребекка рассказала им про ферму, про то, как разошлись мама и папа. Летом, незадолго до того, как ушла Грейс, умер дедушка по отцу, и что-то переменилось. На похороны они поехали сплоченной семьей, а когда вернулись… Все почему-то стали отдаляться. Каждый занимался на ферме своими делами и не просил помощи у других, даже по вечерам больше не собирались все вместе за одним столом, как раньше. Все это происходило постепенно, однако пути назад уже не было.
– Не знаю, любили они друг друга или нет, – сказала Ребекка. – Чем сильнее они отстранялись, тем меньше напоминали себя прежних.
Однажды, вернувшись с Альбертом с охоты на оленей, мать ушла в свой кабинет в боковой пристройке. После этого ни девочка, ни ее отец больше не видели Грейс Коул.
– Только через три дня мы впервые заговорили о ее уходе, – добавила она, глядя в свой стаканчик.
– Как вы поняли, что она исчезла, если постоянно избегали общения? – Алек поставил воду на стол.
– Еда кончилась. Мы с отцом… – Ребекка на мгновение замолчала. – До ее исчезновения мы никогда сами не готовили.
– Как странно, что мы… что мы все оказались там в одно и то же время, – заметила девочка.
Они поговорили о болезни и о времени, проведенном в больнице. Купер не стала ее поправлять: пусть считает, что она тоже болела, раз это помогает сблизиться.
У соседей наверху разыгралась ссора. Голоса зазвучали громче, слова превратились в неразборчивые выкрики.
– Соболезную по поводу отца. – Купер на мгновение подняла глаза к потолку – там снова зашумели. Затем вдруг покраснела, решив, что Ребекка сочтет ее слова неискренними, потому что Купер так быстро отвела взгляд. Что же теперь сказать?
Алек выручил ее своим вопросом.
– До того, как это случилось, вам на ферму не присылали какие-нибудь странные письма? Или фотографии?
– Письма? – недоумевая, переспросила Ребекка.
Алек достал папку и показал ей копию послания, в котором вырезанные из газеты буквы складывались в слова «МЫ ЗНАЕМ», а также фотографии найденных в лесу деревянных ящиков.
Купер боялась, как бы Алек не перешел на более ужасающие снимки, но он остановился на этом.
– Такие письма пришли некоторым владельцам лошадей, – осторожным тихим голосом сказал Алек. – Мы…
Заметив, как внимательно девочка рассматривает фото с ящиками, он спросил:
– Тебе это о чем-нибудь говорит, Ребекка?
– Нет. – Она отвела взгляд и вздохнула. – Я не… – Такое чувство, будто рассеялась туманная завеса. – Не знаю. Вряд ли.
Наверху продолжали кричать. После долгой паузы Алек снова заговорил:
– Ты ничего от нас не скрываешь? Если ты что-то…
– Я все вам рассказала, я…
– Мой сын пропал. Ты наверняка слышала о нем в новостях.
Ребекка кивнула, широко раскрыв глаза. Ее дыхание участилось.
– Мы должны найти его. Найти его целым и невредимым. Нам нужно узнать, кто все это сделал и почему.
От его настойчивости девочка только больше ушла в себя.
– Помнишь, ты каталась в повозке по берегу? Кто заплатил за поездку? – не унимался Алек. – Кто снимал тебя на камеру?
Ребекка по-прежнему молчала.
– Точно не твой отец. Может, друг? Или сосед? Какой-нибудь знакомый по онлайн-играм? Мы…
– Не понимаю, о чем вы говорите. Никто меня не снимал.
Соседи кричали все громче.
Купер старалась не сводить глаз с лица девочки, не смотреть вверх.
– Майкл – так зовут извозчика, он рассказал, что…
– Поездку оплатил мой папа. Это был подарок на день рождения. Больше я ничего не знаю.
– Помочь с мытьем посуды? – спросил Алек, протягивая девочке пластиковый стаканчик и внезапно понимая, как нелепо звучит его вопрос. Ребекка качнула головой и бросила на него взгляд, полный странной, печальной симпатии. Она проводила их до двери. За разговором прошел целый час, Алек и Купер узнали все, что могли.
– Как тебе тут вообще? Нормально? – поинтересовалась Купер, натягивая зеленое пальто.
Ребекка кивнула и открыла дверь. Солнце клонилось к горизонту, и в коридоре стало темно и холодно, в других квартирах уже никто не шумел. «И каково бродить здесь ночью?» – подумал Алек.
Купер попрощалась с девочкой, а Алек вдруг обернулся.
– Последний вопрос – насчет твоей матери. Она в последнее время не выходила на связь?
– А почему вы спрашиваете? – Ребекка внимательно смотрела на Алека и Купер.
– Мы не нашли никаких ее контактных данных, – соврал Алек, тоже надевая пальто. – Кроме страницы в соцсети.
– И мы бы хотели… – продолжила Купер.
– Разве у вас нет ее номера? – перебила ее Ребекка.
Алек молча уставился на девочку.
– Она не отвечает на звонки, – сказала Купер. – Поэтому мы…
– Зачем вы хотите с ней связаться?
– Разве ты не предпочла бы жить с мамой вместо того, чтобы ютиться в этой квартирке? – улыбнулся Алек.
Ребекка медлила с ответом.
– Вряд ли она…
– Если б мы смогли позвонить ей или назначить встречу…
– Встречу? – удивилась девочка. – Как вы сможете с ней встретиться?
– Так же, как встретились сегодня с тобой. Если она вернулась в Илмарш…
– Она живет в Португалии, – твердо заявила Ребекка, и ее слова повисли в воздухе. Она раздраженно переступала с ноги на ногу.
– Ты ее дочь, ты все равно могла бы жить с ней. Неужели не хочешь с ней увидеться?
У девочки едва заметно дернулся глаз.
– Как я с ней увижусь, если она живет в Португалии, а я… живу здесь?
– Но мы могли бы…
– Вы ведь и так с ней общаетесь, вот и спросите. Спросите, почему она не хочет сюда возвращаться. – Лицо Ребекки покраснело, слова звучали невнятно. – Чего сами не спросите, а?
– Значит, она обо мне говорила?
Купер потянула Алека к выходу.
– Может, на сегодня уже…
– Сказала, что вы никак не оставите ее в покое, – ответила девочка. – Что вы на ней помешались.
С лестницы доносились чьи-то шаги.
Дыхание Алека немного участилось.
– В каком это смысле? – спросил он. – Можешь показать свой мобильный?
Ребекка бросила на него сердитый взгляд, однако злость была притворной, а в глазах блестели слезы.
– Что она тебе сказала? – Алек подошел ближе. – На что ты намекаешь? – Его лицо скривилось. – Все это…
– Спасибо, что уделила нам время, – натянуто выдавила Купер и потащила Алека за собой. – Приятного вечера.
Ребекка ничего не сказала в ответ.
На ступеньках Алек обернулся, чувствуя себя пристыженным и слегка виноватым. Девочка смотрела ему вслед, а потом резко скрылась в квартире, захлопнув за собой дверь.
Одинокие расставались, и вокруг царила пустота.
Как-то я спросил: что хуже – неосторожность или жестокость?
Но все не так просто, правда? Был вариант, который нельзя выбрать.
Происходило нечто чудесное.
Той ночью я танцевал.
Той ночью я нашел себя.
Глава 80
Они остановились у обломков старого пирса.
Деревянные доски, выдававшиеся в море на сотню футов, еще не разрушились окончательно.
– Оказывается, в детстве я приезжала сюда на каникулы, – сказала Купер. Вдалеке на горизонте маячили очертания ветряных турбин. – Странно, да? А я даже не помнила. Мама вчера рассказала, когда звонила мне.
– И как прошло?
– Это было еще до пожара на причале, и мы…
– Нет, я имею в виду, как прошел разговор с мамой?
– Нормально, – коротко ответила она.
Алек кивнул.
– Так вот, мы приезжали сюда на каникулы, – продолжила Купер. – Ходили на ярмарку, играли в «Сбей кокос», ели пончики, старались держаться подальше от чаек. Теперь все выглядит по-другому, но я не знаю, насколько хорошо дела шли тогда. Взять хоть зал игровых автоматов… Лет в десять я пришла бы от него в восторг.
– Вряд ли ты снова решишь сюда приехать, – тихо отозвался Алек. – После всего, что произошло.
Купер улыбнулась, хотя ее зеленые глаза оставались серьезными.
– Почему бы и нет? Столько развлечений для всей семьи.
Алек посмотрел на нее, и между ними что-то промелькнуло.
Голос Алека стал веселее.
– А я так ни с кем здесь и не подружился. Ну, если только с Джорджем… Возможно, он был мне другом. И с Гарри, но тоже не очень близко. И еще… с тобой.
Купер молчала.
– Я видел тебя вечером в пабе, еще до того, как мы встретились на ферме. Хотел заговорить с тобой, но…
– Ты собирался со мной заговорить?
Алек перевел взгляд на воду. Через какое-то время он прервал молчание.
– Ребекка точно врет, – сказал он, и Купер кивнула.
– Что она имела в виду? Ты действительно общался с Грейс?
– Не знаю, что она там имела в виду, но вот что интересно: Ребекка утверждает, будто не виделась с матерью больше года, а сама якобы все знает про ее сообщения. Как-то не сходится.
– Тут ничего не сходится. – Купер отвернулась в сторону моря, и Алек вдруг подумал, что она на него злится. – Люди, которые могли бы нам помочь, либо умерли, либо сбежали, либо врут. Это дело…
– Солнце уже заходит.
– И мне ужасно не нравится, что ты так часто меня перебиваешь, – нахмурилась Купер.
– Ничего я не перебиваю. Ты просто устала.
Она почесала шею.
– Возвращайся к себе в отель, а я еще немного побуду здесь. Надо успеть в магазин до закрытия.
– А как ты поедешь домой? Что ты собрался…
– Нужно купить подарки на Рождество, – ответил Алек. – К возвращению Саймона.
Купер промолчала.
– И для тебя тоже. – Он подмигнул и потом весь вечер корил себя за это. Ну зачем было подмигивать?
Купер как-то необычно улыбнулась в ответ, и они попрощались.
Глава 81
Холод Алек любил больше, чем жару, – вдыхать морозный воздух, чувствовать, как ветер обдувает лицо, а с солнцем в принципе любая погода была хороша.
На некогда переполненной площади теперь стояло всего три палатки. Чайки рыскали в поисках еды и ничего не могли найти. Вскоре они, оголодав, улетят отсюда насовсем.
Все знакомые места.
«МОРОЖЕНОЕ – 1 °CОРТОВ».
«ПАПИН ЧАЙ».
«СРОЧНЫЙ РЕМОНТ ОБУВИ И КЛЮЧЕЙ».
«АМЕРИКАНСКИЙ САЛОН».
И все закрыто. Алеку даже в голову не приходило, что некоторые лавки могут закрыться навсегда.
Сердитый хозяин лотка со списанным армейским снаряжением больше не злился, а встречал всех с улыбкой, будто уже настало Рождество.
Улицы покрывала замерзшая смесь слякоти и песка.
У единственного открытого фургончика с кофе стоял брошенный скутер.
Алек пошел в супермаркет. Может, хоть тут что-то найдется?
Работала только одна касса. В отделе замороженных продуктов кто-то плакал. Алек не знал, что сказать, да и стоит ли?
– Chcę iść do domu, – шептала женщина в телефон. – Proszę…[7]
В отделе сладостей Алек нашел шоколадного мишку с крошечным рождественским колокольчиком поверх золотистой обертки. Неплохо для начала. Еще купил бутылку хорошего виски. Купер в таких вещах не разбирается. Выпьют вместе.
Алек оплатил свои покупки на кассе и ушел.
На фоне ясного голубого неба повсюду высились деревья.
Алек смотрел вперед и улыбался, думая о Купер, анализируя ее. Как к ней отнесется сын? Поладят ли они?
Вдруг Купер все-таки решит остаться?
На облупившихся фасадах и черных фонарных столбах теснились чайки. Повсюду крикливые вывески. Безлюдные залы игровых автоматов сверкали огнями и заливались однотипными мелодиями, и все напрасно.
Вечером Купер решила побегать и натянула фиолетовую толстовку с символикой Королевского ветеринарного колледжа, в котором она училась: вокруг герба с короной плясали животные.
Воздух был сухим и холодным.
Купер бежала по набережной, по пустому пляжу в свете кровавой луны. Волны то накатывали, то отступали.
В парке было очень красиво. Почувствовав приближение зимы, огненные листья быстро опали и теперь ворохом покрывали тропинки. По пути Купер встретила лишь пару человек с собаками. Они обменялись приветствиями, но искренность была только во взгляде животных. Сгущались сумерки, однако закатные лучи еще мелькали среди густых зарослей.
Несмотря на прохладу, зеленая майка Купер уже насквозь промокла от пота, хотя фиолетовая толстовка все скрывала. Спасибо родному колледжу. Там было здорово. Купер в основном подружилась с американцами (британцы ее чем-то отталкивали), попавшими туда по международной программе. Они уже давно уехали домой. Училась Купер посредственно, поначалу набрала слишком много дополнительных предметов, вступила в разные сообщества и клубы и проявляла больше интереса к практическим занятиям, нежели к теории. Пожалуй, странно, что в результате ее занесло в такую сферу, хотя она всегда добивалась успехов в самых неожиданных областях. Если окружающие в тебе разочаровываются, надо просто сменить обстановку.
Темные волосы завязаны в хвост, серые кроссовки утопают в мягкой земле.
Как же приятно размять ноги! Как хорошо наконец-то побыть одной, на свежем воздухе, вдалеке от всех неудач.
Где-то среди деревьев закричал ворон.
Купер бежала дальше.
Все вокруг окутывала тишина. Только шум волн и игровых автоматов эхом разносился по пустым улицам и зданиям.
Илмарш погибал с каждым днем.
А Купер все бежала.
Вернувшись в отель, Купер обнаружила под дверью своего номера конверт без каких-либо надписей.
Пошла вниз, но администратора на месте не застала. Купер поднялась обратно, взяла конверт и зашла в номер.
За окном алел закат. На аккуратно заправленной кровати лежали чистые полотенца и кусок мыла.
Купер села за стол, ощупала конверт. Внутри что-то маленькое и прямоугольное.
Она понимала, что не стоит спешить и открывать его самой, однако не удержалась.
В конверте Купер обнаружила маленькую черную кассету от старой видеокамеры.
Глава 82
– Если с тобой что-то случится, я умру.
– Почему?
– У меня никого больше нет.
…
– Что?
– И как мне на это ответить?
– Никак, я просто…
– Иди ко мне.
– Хорошо.
– Я ведь старше тебя.
– Знаю.
– Ребекка, я…
– Я никому не скажу.
– Тебе и некому говорить.
– Вот именно. Так еще проще.
– Кто сделал с тобой такое?
Камера начинает снимать.
Сначала город весной. С цветущих деревьев у обшарпанной беседки в парке падают лепестки.
Иногда на видео появляются помехи.
С близкого расстояния сняты какие-то незнакомцы, бездомные женщины в спальных мешках на пляже, они смеются и играют в карты. Никто ничего не говорит. Кажется, люди даже не в курсе, что их записывают на камеру.
Наступает ночь.
Сначала непонятно, что происходит. Очень темно.
Слышен шум ветра.
Впереди вдруг появляется каменное строение, широкие поля и деревья вдалеке.
Это «Родная ферма».
Качается и дрожит камыш.
Кто-то говорит о болезни и об острове.
Им кажется, что за ними следят.
Нужно действовать.
Снова темнота. Съемка продолжается спустя долгое время. Разноцветные высотки освещаются залпами фейерверков. Когда гостиницы переделали в жилые дома, каждое здание заново облицевали и поверх нанесли яркую вертикальную полоску, чтобы вдохнуть в городок у моря новую жизнь.
Камера перемещается по кругу, показывая изгибы отелей, нависших над полями. На мгновение кажется, будто она парит в воздухе, но ее просто высовывают из окна.
В поле внизу что-то движется.
Это что-то крупнее человека.
И оно напугано.
На кадрах ближе к концу появляются Алек и Купер, иногда вместе, иногда по отдельности.
Туловища лошадей на песке.
Собака в лесу среди деревянных ящиков.
Алек с Купер сидят вечером на пляже спиной к камере и о чем-то разговаривают. За ними следят издалека, слов не слышно.
И вот последняя сцена.
Снято в помещении. Темноту рассеивают лишь огни набережной и лампочки игровых автоматов, их свечение просачивается через щель в шторах.
Купер, приоткрыв рот, подается вперед к экрану и смотрит немигающим взглядом.
На видео спящая женщина. Она лежит под одеялом, переворачивается.
Камера за ней наблюдает.
Наблюдает за Купер во сне из угла ее комнаты, всего в паре шагов от кровати.
Я был так близко, и она об этом не знала.