– Однажды она задала мне вопрос.
Фургон притормозил на повороте.
– Спросила, знаю ли я, чего хочет Господь.
Воздух прорезал шум фейерверков.
– Что за странный вопрос?
Водитель не ответил.
– Ты веришь в Бога? Веришь хоть во что-нибудь?
Водитель пожал плечами.
Все вокруг затихло.
Крики смолкли.
Глава 8
На следующее утро Алек окатил пешехода водой из лужи.
Чисто формально это тянуло на штраф в тысячу фунтов. Алек поморщился и поехал дальше. Парень сам виноват, что его не заметили, – решил побегать в темноте, да еще и по направлению движения.
Вскоре он сбросил скорость – хотел посигналить бегуну, как бы извиняясь, но вдруг тот подумает, что над ним издеваются? В итоге Алек дал газу и помчался на ферму.
Утром на электронную почту прислали файлы со свидетельскими показаниями всех владельцев лошадей. В основном информация была записана во время опросов по телефону, с некоторыми встретились и поговорили лично.
Разнообразный контингент, по-другому и не скажешь: три лошади принадлежали школе верховой езды, еще четырьмя владела Джоан Марш, некогда член городского совета, а остальными – фермеры и местные подростки. Хозяев двух лошадей, у которых не было микрочипов, найти пока не удалось.
У одного из владельцев, сорокатрехлетнего Майкла Стаффорда, жившего на побережье у моря, имелась судимость. С помощью лошади он зарабатывал на жизнь, катал детишек на повозке вдоль берега. Алек присмотрелся к его досье: нападение с отягчающими обстоятельствами, хранение наркотиков с целью распространения. Все по молодости. И все же ошибки – будто стрелы, летящие сквозь время. Не в силах найти мишень, неспособные остановиться, они стремятся вперед.
В списке выделялись еще два имени – Чарльз и Луиза Элтон, хозяева конюшни. Отлично подходят под таинственную парочку из рассказа бродяги, только вот, учитывая возраст этих двоих, трудно представить, чтобы они могли отсечь кучу лошадиных голов.
Как только Джордж освободится от работы над другими делами, он выяснит подробности по некоторым хозяевам.
Остальными займется Алек. Его ждали на месте преступления через пару часов. Он собирался еще раз поговорить с фермером. Кое-кто из владельцев не только слышал об Альберте Коуле, но и знал о проблемах в его прошлом. Ходили разные слухи о том, почему от него ушла супруга Грейс, а дочь примерно в то же время бросила школу.
С Ребеккой, дочерью Коула, Алек тоже хотел встретиться – ведь это она первой обнаружила лошадей, – однако отец все придумывал какие-то отговорки, отвечал уклончиво, мол, то у нее много работы, то есть что-то срочное на ферме. Алек понятия не имел, какие дела тут считаются срочными.
Ему вдруг вспомнились оленьи головы на стенах паба.
Он внимательно смотрел на дорогу. Без специалиста им не обойтись. Уж она-то должна знать больше.
Глава 9
Девочка отвернулась от восходящего солнца. Ее лицо исказилось, и она чихнула прямо на влажный, поросший мхом камень. Переливаясь в утренних лучах, капельки стекали в бесцветное болото. В носу что-то болело.
Рядом никого не было.
Сидя на троне, созданном самой природой, Ребекка даже не прикрыла лицо рукой. Здесь не нужен этикет. Здесь можно чихать, не беспокоясь о других, – это и есть свобода.
Ураган все-таки пощадил навесы. Один из полицейских, мистер Николс, уже приехал на место. Приехал на рассвете, как и вчера, и поговорил с ней в присутствии отца.
Как ты обнаружила лошадей? Зачем вышла из дома в такую рань?
Трогала их?
Может, видела или слышала что-то странное?
Кто вообще мог сотворить подобное?
Ей не спалось, пошла гулять с собакой.
Сначала не поняла, что это такое.
Нет, ничего странного, кроме самих голов, не видела.
И не знала, кто на это способен.
На соседних фермах одиноко светились окна, издалека смахивая на костры.
Под ногами что-то зашевелилось.
Слышен был лишь стрекот сверчков и шорох листьев, похожий на шум дождя.
Девочка посмотрела на землю, и сердце ее забилось быстрее. Будто сама по себе включилась какая-то музыка. Будто в соседней комнате кто-то забормотал.
Под ногами лежало что-то тонкое и плоское… скрученное кольцами…
На мгновение показалось, что это свалявшиеся лошадиные хвосты, которые она нашла через два поля отсюда.
Оно дышало и пульсировало. Ребекка моментально поджала ноги и залезла повыше. Посветила фонариком – существо, теперь уже неподвижное, внимательно смотрело в ее сторону.
Это всего лишь змея.
На ее сером кожистом теле красовался узор из черных квадратов. Голову короной венчала буква V.
Гадюка отреагировала на резкое движение ног и зашипела. В темноте девочка глядела на освещенную фонариком телефона змею, а та – на нее.
Небо стало светлеть, и вскоре Ребекка снова чихнула. От резкого звука гадюка дернулась назад и обнажила зубы. Интересно, каково это – испытать на себе змеиный укус?
Девочка встала, отряхнула джинсы и поняла, что гадюка уже исчезла.
Словно сон наяву. Словно вся ее жизнь была одним долгим сном.
Неподалеку затормозила машина, приехавшая из города. Кто же это? Ни у кого из немногочисленных папиных друзей такого автомобиля нет. И не полицейская. Кто-то незнакомый.
Почему-то этот звук напугал ее.
Она встала с валуна и покинула свой наблюдательный пост. Когда уедет полиция, надо сказать отцу, чтобы пришел и убил эту гадюку. Тут все-таки овцы поблизости.
Глава 10
Купер прибавила скорость. Под классные песни Купер всегда ехала быстрее. Вот и сейчас из динамиков звучала «Waterloo» группы ABBA, а она громко подпевала.
Дорога оказалась длинной и безлюдной. Во всем мире только ее машина и лес вокруг.
Купер опаздывала на сорок минут. Вернулась она поздно, легла не сразу. Спала ужасно, кровать в дерьмовом отеле оказалась будто каменная. Однако утром, увидев за окном почти голубые волны в лучах солнца, Купер почувствовала себя лучше. Как там говорится? Смотри на жизнь позитивно?
Потягивая черный кофе из термоса, она пела о победе, о любви, о войне.
Другого диска в арендованной машине не нашлось, да и этот, наверное, забыл предыдущий водитель. Телефон почти не ловил, на радио – одни помехи. Зато с диска играла песня, под которую так и хотелось сильнее давить на газ. Очень бодрящая.
Пять минут Купер уже нагнала и теперь опаздывала всего на тридцать пять. Класс.
У обочины ближе к фермерскому дому стояла полицейская машина, ворота были открыты, следы шин исчезали в поле.
Купер припарковалась немного дальше. Напоследок сделала еще один глоток кофе, сунула неработающий мобильник в карман джинсов и вышла из автомобиля. Открыла багажник, достала сумку и переобулась в резиновые сапоги, поверх одежды натянула непромокаемый комбинезон. Набор инструментов вытащила в последнюю очередь: увеличительные стекла, набор для взятия проб, хирургические щипцы, щетка для вычесывания блох, шприцы и иглы, в том числе для биопсии, пакетик мятных леденцов и скальпель. Да, под настроение она частенько брала с собой скальпель. Всегда может пригодиться.
Шестнадцать мертвых лошадей с отрезанными хвостами и головами, каждая из которых закопана одним глазом к солнцу.
Они прислали ей все, что нашли.
Купер захлопнула багажник.
У фермерского дома стоял полицейский и, закатав рукав, чесал покрытую красной сыпью кожу.
Купер направилась туда.
Однажды сержант при Купер засунул руку в пулевое отверстие в голове овцы – без перчаток. Они приехали туда по другому вызову о браконьерстве, и обвиняемый просто топтался рядом и кивал в ответ на слова сержанта о том, что рану, должно быть, проклевала птица. Ага, прямо через кость.
Берег реки гудел мухами и сверчками. После вчерашнего дождя все пропиталось влагой – хорошо хоть ничего не затопило. Увидев вдалеке белые навесы, похожие на наполненные ветром паруса, Купер с облегчением выдохнула. Тела успели накрыть.
Сапоги хлюпали по грязи, гул насекомых становился все громче. Она отогнала от лица рой мошек.
Купер вспомнила о фотографиях: глаза, торчащие из земли, спутавшиеся хвосты.
Есть в лошадях что-то особенное, правда?
Как-то раз после утомительного рабочего дня Купер обсуждала этот вопрос в баре с коллегами. Когда человек попадает в аварию на машине, он говорит «я разбился» или «я врезался», как бы считая автомобиль частью себя. Если задуматься, то с лошадью и наездником все точно так же.
Купер прислушалась к шуршанию камышей. Вдруг показалось, что на нее кто-то смотрит, но рядом никого не было.
Место преступления навевало мысли о каком-то ритуальном обряде. Головы четко расположены одним глазом к небу, рядом в одной куче все хвосты. Очень театрально и броско, словно злоумышленником двигала лишь одна цель – вызвать страх, гнев и возмущение. Это было понятно еще по снимкам, но теперь надо внимательно осмотреть все собственными глазами и узнать подробности.
В таких вымирающих деревнях люди доходят до отчаяния. А отчаянные люди обычно действуют неосторожно.
Вряд ли с этим делом возникнут какие-либо сложности.
Полицейский, высокий широкоплечий мужчина с щетиной в ковбойском стиле, стоял, нагнувшись, и внимательно рассматривал что-то в земле у навесов. Только когда Купер подошла почти вплотную, он поднял голову.
Выражение его лица сразу изменилось.
– Я доктор Аллен, – представилась она. Купер всегда начинала знакомство со слова «доктор» – это придавало значимости.
Полицейский ничего не ответил – лишь смотрел на Купер так, словно она наступила ему на ногу.
Ей тоже было не по себе.
– Мы с вами раньше не встречались? – спросила она. – Вроде знакомое лицо.
– Нет, – сказал мужчина и заметно успокоился. – Нет, вряд ли. – Почесав шею, он выдавил улыбку и протянул ей руку: – Сержант уголовного розыска Алек Николс, рад познакомиться.
Купер с силой сжала его руку, готовая к энергичному рукопожатию. Глаза у Николса были красными. Кажется очень крепким мужчиной, но явно не в лучшей форме.
Она заметила лежащего на земле ворона – по всему телу следы запекшейся крови. Его чем-то покалечили.
– Извините, я еще не совсем… – неуверенно заговорил Николс и потер глаза. – Всю ночь работал, почти не спал.
– Представляю.
Купер снова перевела взгляд на птицу, Алек тоже посмотрел на ворона.
– Не знаю, важно ли это, но вчера его здесь не было. – После паузы он добавил: – Это я первым увидел лошадей. Ну, после мистера Коула и его дочери.
Николс снова замолчал. По его внешнему виду было трудно что-то понять. Выглядел он каким-то нервным, однако дело, похоже, не только в этом.
Купер наклонилась и, надев перчатки, аккуратно подобрала ворона, чтобы не навредить ему еще сильнее. Держа птицу на вытянутых руках, она осмотрела разорванные крылья и лапы, затем прощупала грудь.
Ворон бесшумно открывал и закрывал клюв.
Отек брюшной полости. Как она и думала, птица была ужасно истощена и заражена паразитами. Ее мучила страшная боль.
Даже если попытаться вылечить ворона, в дикой природе он не протянет и недели и все равно умрет.
Придерживая птицу посередине одной рукой, другой Купер свернула ей шею. Она положила ворона обратно на землю и посмотрела на Алека. Он ничего не сказал, хотя определенно удивился.
Глава 11
Под навесами поставили большие ведра и корыта там, где протекала крыша. Свет фонариков лишь подчеркивал мрачную обстановку. На земле расставили несколько тусклых ламп. К колышкам привязали цветную бечевку, отмечая границы каждого участка, представляющего интерес.
Алек заверил ее, что место преступления уже сфотографировали, и все же Купер сама сделала несколько снимков: издалека, на подступе, вблизи. Без надлежащего фотодокументирования не обойтись ни в одном уголовном разбирательстве, если таковое последует, – даже когда речь идет о животных. Особенно когда речь идет о животных.
Только снимки передают всю боль и помогают обнаружить злой умысел.
Купер всю жизнь училась этому и даже большему, однако мир умеет поражать.
Закопанные лошадиные головы лежали на боку, присыпанные землей так, чтобы наружу смотрел лишь один открытый глаз. Под этим навесом голов было пять, все недалеко друг от друга.
Купер опустилась на колени, и почва под ней слегка просела. Она достала из сумки щетку и, решив начать с ближайшей головы, приступила к работе.
Она осторожно смахивала землю по направлению от глаза, присматриваясь, нет ли чего среди крупинок. Поначалу ничего не обнаружилось, но вскоре, счистив верхний слой почвы, Купер нашла под ним другой, более спрессованный.
Убийца выкопал ямы, бросил туда головы, облепил землей, а уже сверху раскидал комки почвы, чтобы участок не бросался в глаза.
С какой целью? Чтобы лошадей обнаружили не сразу, хотя навеки скрывать содеянное он тоже не намеревался. Чтобы находка вселила страх.
Далее Купер осмотрела место отсечения головы – аккуратно убрала все лишнее от основания обрубка, при этом стараясь не повредить сами ткани.
– Эту обезглавили чем-то острым, – сказала она и в нерешительности добавила: – Только вот… Надрез был явно не один. Возможно, пользовались несколькими инструментами.
– Нанесли режущий удар? – прохрипел Алек.
Да что у него с голосом?
– Не совсем, скорее часть шеи перепилена, – ответила Купер, глядя на лошадиную голову. – Подробности узнаем только в лаборатории.
Судя по объему жира на холке, до смерти лошадь была вполне крепкой и здоровой. Сейчас ее кожа стала холодной и какой-то обмякшей.
Вокруг носа виднелись следы запекшейся крови. Трупное окоченение понемногу проходило, а вот глаза, по мнению Купер, выглядели чересчур мутными для ноябрьской смерти. Процесс разложения шел на удивление быстро, зато насекомые пока не завелись – и то хорошо. В воздухе их кружило куда больше.
Купер приоткрыла рот лошади, с силой надавив на челюсть. Сквозь зубы торчал язык. Она проверила десны – с обеих сторон слизистая оболочка бледная. Прощупала поднижнечелюстные лимфатические узлы – ничего необычного.
– Где хвосты? – спросила Купер, поднявшись.
Они зашли под второй навес.
По дороге сюда Алек не сводил с Купер взгляда. Когда он поворачивал голову, свет его фонарика красноречиво подергивался.
В ее присутствии Алеку было как-то не по себе. Такое чувство, что ответственность за каждую испорченную улику лежала на нем.
– Я не сразу понял, что это такое, поэтому потрогал один из хвостов руками. – Он поежился, а потом спросил, уже не таким сиплым голосом, сталкивалась ли Купер раньше с чем-то подобным.
– С расчленением? Конечно, – ответила она и переступила через натянутую вокруг хвостов бечевку. Они лежали чуть поодаль от очередного круга из голов, как бы изображая кончик английской буквы Q.
Купер встала на колени и сунула руку в перчатке внутрь кучи хвостов. Нащупала костистый обрубок и вытащила один хвост из земли.
– На головах такой же надрез. Как будто двигали пилой туда-сюда.
Затаив дыхание, Купер провела рукой по волосам в хвосте: жесткие, ближе к верхушке на них следы крови и мягкой, изначально жидкой фекальной массы. Может, диарея? Трудно сказать.
Не на всех хвостах нашлись такие же отметины. На первом кровь запеклась сильнее, а значит, сначала хвосты лежали по отдельности.
– Полагаю, их убили в разных местах, – сделала вывод Купер. – И в разное время.
– Мы установили девять владельцев, которым принадлежат четырнадцать из этих лошадей, – сообщил Алек. – У двух оставшихся микрочипов нет, хозяев не нашли. – Он посветил фонариком вокруг хвостов.
– Когда их хватились?
– В смысле?
– Когда заметили пропажу лошадей?
Алек поморщился.
– Большинство узнали только от нас… Вчера рано утром, вскоре после того, как я сам увидел эти головы.
Купер еще немного поразглядывала хвост и положила его обратно.
– Думаете, вам удастся что-нибудь найти? – спросил Алек. – Ну, в лаборатории?
– Не найти можно только в одном случае – если не смотреть.
Все утро Купер ходила из одной палатки в другую и совершала одни и те же действия, которые давали одинаковый результат. Глаза не выклеваны – получается, до момента обнаружения головы пролежали здесь всего несколько часов. А если верить показаниям фермера, нашли их еще ночью.
Перед уходом Алек спросил, были ли лошади в тот момент еще живы.
– Что вы имеете в виду?
– В смысле, когда им отрубили головы – после смерти? Или резали по живому и они чувствовали боль?
Купер соврала, что не знает.
Через поле к дороге тянулись следы шин. Алек показал ей фотографию. Большой фургон, марка и модель пока неизвестны.
– Видеонаблюдение есть?
Алек покачал головой.
Чуть поодаль от лошадей виднелся полуразрушенный каменный дом. Там и ночевал свидетель, по словам которого головы закапывали двое и один из них плакал. В округе полно всякого рода развалин. Брошенные тракторы и ржавые скелеты машин, хорошо заметные при свете дня. Где-то позади блеяли голодные овцы.
Солнце поднималось выше, воздух слегка прогрелся.
– Кстати…
– Что? – Алек повернул к ней голову.
– Вы спросили, видела ли я что-нибудь подобное. – В поле через дорогу паслись овцы, и одна из них сейчас смотрела на нее. Купер отвернулась и потом продолжила: – Так вот, был один человек… Крупное дело на юге, начиналось все в Кройдоне, затем появились новые случаи вдоль шоссе М25.
Где-то вдалеке залаяла собака.
– Этот человек… Он выманивал кошек из домов, бил их, потом разрезал и оставлял трупы на машинах или во дворе у хозяев – напоказ. Хвосты, конечности, головы – все по отдельности.
– Какой ужас, – отозвался Алек, скривив губы.
Купер кивнула.
– Следователи решили, что вред он хотел нанести не столько животным, сколько их владельцам. Предполагалось, что он следил за своими жертвами и ждал, когда хозяин выйдет из дома и обнаружит этот кошмар. В тот момент убийца имел полную власть над человеком, который лишился любимого существа. Для него был важен процесс обнаружения, а не убийства.
Алек вздохнул. Фермерский дом уже был в поле зрения.
– И кто это сделал?
– Пока еще рано судить.
– Нет, я про кошек. Кто их убивал?
Купер молчала.
– Его поймали?
– Расследование объявили закрытым. Полиция пришла к выводу, что это просто нашествие лис. Что ровные надрезы, конечности, разложенные на капотах машин или найденные в завязанных пластиковых пакетах, – все это лишь совпадение.
– И сколько животных погибло?
– Четыреста, – ответила Купер. – Четыре сотни кошек.
Глава 12
Купер съела свой обед – сэндвич с говядиной под тонким слоем неопознанного красного соуса и безвкусным белым хлебом – на обочине рядом с машиной.
Она чуть улыбнулась самой себе, затем, скривившись, проглотила еще один кусок (мысленно скорбя по лошадям, которые тоже превратились в мясо) и допила кофе из термоса, который до сих пор не остыл, хотя прошло уже несколько часов.
Вокруг полно шатких ограждений, в основном дырявых, денег-то на ремонт уже не дают. Наверное, в последние годы «Родная ферма» приносит одни убытки. Если бы только хозяева задумались о продаже. И если б вообще нашлись покупатели. Земля обесценивается, превращается в заброшенные участки. А эти отец с дочерью до сих пор не сдались.
Мать сбежала, девчонка почти сразу после этого бросила школу, и отец учил ее сам. Купер узнала все это от Алека.
Полицейские тогда проверили весь дом, каждый из них повсюду совал свой нос. Мать принимала варфарин из-за проблем со свертыванием крови. На флаконе значилось ее имя: «ГРЕЙС КОУЛ».
Все остальное лежало на своих местах – одежда, украшения. Ей до сих пор приходила почта. Грейс ушла год назад и с тех пор даже не пыталась связаться со своей семьей. Она не желала иметь ничего общего со своей собственной плотью и кровью.
Солнце прорывалось через облака.
Купер доела сэндвич, встала, потянулась. Почти все головы уже погрузили.
Скоро можно будет приступать к вскрытию.
Глава 13
Позже днем Майкл Стаффорд приподнялся в постели и выглянул в окно. Извозчик рассказал полиции все, что ему было известно, но они все никак не унимались. Хотели знать, где он живет, чем занимается. И чего они пристали?
В то утро никто не играл в бинго, до трейлера не доносилась громкая музыка. Ночью шел дождь, и он плохо спал.
В заливе, на горизонте, расплывались черные пятна островов.
Надо бы выпить. Надо открыть окна, проветрить тут все и немного прибраться. Повсюду валялись пустые бутылки из-под водки и рома.
Майкл вышел наружу, в лицо ударил соленый ветер. Он запер дверь и направился в магазин.
По дороге ему позвонил Джо, сказал, что сочувствует.
– Ты о чем?
Тот невнятно прохрипел что-то в ответ, а потом попросил, чтобы Майкл пришел в зал игровых автоматов к трем часам.
Майкл вырос поблизости и остался жить в этом приморском городке, даже когда разъехались все друзья. В двадцать лет он и сам сбежал отсюда, от своих ошибок, однако расплатившись за них, сумел вернуться. Еще с тех лет он прекрасно помнил местных мясников: у одного были пышные усы, у другого – грязная борода, помнил их красные лица, пенно-мясной запах из сточных труб, мыльный раствор на ступеньках, аппетитные куски мяса в витрине, прямо как в кино.
Правда, на месте мясных лавок теперь стоял небольшой супермаркет.
Автоматические двери со свистом разъехались в стороны, когда Майкл подошел ко входу. Он двинулся прямиком к отделу спиртных напитков и обнаружил его рядом с замороженными продуктами. Нашел отличную бутылку рома со скидкой, схватил ее правой рукой и пошел по длинному проходу к кассе, нащупывая деньги в кармане.
Народу в магазине было не очень много.
Может, кто-то из этих людей ему знаком? Вот пожилая женщина выбирает кукурузные хлопья. Нет, ее Майкл нигде раньше не встречал. А вот дети, уткнувшись в телефоны, стоят у полки с газетами и журналами.
Возможно, Майкл с Энни катали кого-то из них? Трудно сказать.
Он встал в небольшую очередь на кассе, и в этот момент кто-то вдруг коснулся его затылка.
Майкл резко повернулся. Бутылка выскользнула из руки и разбилась о твердый пол, осколки стекла – в растекающейся жидкости, точно камешки на берегу моря.
Сзади никого не было. Майкла затрясло, по телу пробежал холодок.
Он снова услышал звук игровых автоматов, эту жуткую музыку и скрип открывающейся двери.
Прибежал продавец с рулоном голубых бумажных полотенец и совком, начал собирать разбитое стекло и вытирать пол.
– Ничего, я… – начал Майкл.
– Мне нужно все убрать. – Продавец поставил рядом желтую напольную табличку с надписью «Осторожно, мокрый пол!».
– Я просто… – Майкл осмотрелся и замер.
Вокруг собрались другие покупатели, и все они глядели в его сторону. Да на что тут смотреть! Взгляд старушки с хлопьями был полон омерзительной жалости.
Майкла била дрожь, руки тряслись. Через открытую дверь магазина доносилась жуткая музыка игровых автоматов.
– За разбитую бутылку можете заплатить на кассе, – сказал продавец.
– На две мне не хватит, – удивленно уставился на него Майкл. – Нет столько денег.
– Тогда заплатите только за одну.
– Но я же ее не выпил.
– Зато разбили. – Продавец выпрямился. – У нас тут видеонаблюдение, мы все записываем.
– Что это значит? – Лицо Майкла искривилось. – Как это записываете?
– Чего вы так волнуетесь? Просто заплатите, и все.
– Ничего я не волнуюсь! Я спросил, в каком это смысле вы меня записываете? Зачем?
– Ну, мы всех записываем. – Продавец слегка занервничал. – Сейчас везде так делают.
– Зачем? – Майкл был готов расплакаться. Какой стыд.
– На случай правонарушений.
– Кто-то потрогал мой затылок, поэтому я дернулся, – сказал Майкл. – Я… Я же ничего не нарушал.
Продавец молча на него уставился.
– Просто дайте мне то, за что я заплатил. – Тревога в голосе Майкла нарастала. – Разве я так много прошу? Дайте мне то…
Его вдруг перебила старушка:
– Успокойтесь, я заплачу. – Кивая самой себе, она выложила на ленту кассы банку кофе, коробку кукурузных хлопьев и большую бутылку рома. – Пусть рассчитается за битую, а я куплю новую.
– Зачем вам это? – спросил продавец, качая головой, но женщина не ответила.
Тот же вопрос повторил и кассир. Вам, мол, кажется, что вы делаете доброе дело, а на самом деле это не так. Не нужна ему эта выпивка.
Старушка снова промолчала.
Уже на улице она отдала Майклу ром.
– Спасибо, – пробормотал он и схватил бутылку трясущимися руками. Женщина явно хотела продолжить беседу, однако Майкл поспешил отвернуться.
– Не хотите поговорить?
Он быстро зашагал прочь.
– Вот и вся благодарность, да? – крикнула она ему вслед.
Майкл не откликнулся и пошел дальше.
Он постарался не напиваться перед походом в зал автоматов. Сделал себе кофе, чтобы взбодриться. Вышел обратно на улицу. Минуты перетекали в часы; такое чувство, что с утра прошло уже несколько дней.
В зале с синими коврами было темно, только автоматы мигали разноцветными лампочками. Какой-то мальчишка расстреливал бегающих по экрану инопланетян. Мужчин постарше интересовали азартные игры, и они собрались в дальней части зала, которую называли «рулеткой». Сюда, к монетным автоматам, пускали только посетителей старше восемнадцати.
Там Джо и пропадал целыми днями. Ходили слухи, что именно ему принадлежит это место. Впрочем, кто-то утверждал, что зал только формально записан на Джо, а на самом деле тут скрывается какая-то афера.
Таблички крутились туда-сюда, сверкали огни, играла музыка. На экранах мелькали утята, прямо как настоящие. На полу валялись монеты и упаковки из-под жвачки.
Зал игровых автоматов работал без выходных, хотя сюда никто не приходил.
И как этот бизнес выживает, когда все остальное вокруг закрывается? Мысль об этом долго волновала Майкла, пока однажды он не выпил и кое-кто не рассказал ему секрет.
Зал автоматов – совсем не то, чем кажется.
– Люди без конца бросают внутрь монеты, а назад ничего не получают, – объяснил мужчина. – Понимаешь?
Майкл ничего не понимал. К ним подошел какой-то парень, начал просить денег, но его друг послал незнакомца ко всем чертям.
– Здесь отмывают деньги. Эти игры, они как чистящее средство, отмывают с денег всю грязь. – Мужчина потушил сигарету в пепельнице, улыбнулся и вдруг взъерошил ему волосы. Майклу это не понравилось. – Как ты думаешь, Майки, куда идут эти деньги? Куда идут деньги этого ублюдка?
И вот Майкл снова здесь, спустя столько месяцев.
Он сидел и ждал Джо, который, возможно, был владельцем зала автоматов, а может, вообще ничем не владел.
– Занято? – спросил какой-то мужчина, взявшись за соседний стул.
Майкл отрицательно качнул головой.
Незнакомец сел, почесал затылок. На вид пожилой, седые волосы, крепкие руки. Где-то Майкл его уже видел. За рулем машины.
– Много проиграл?
Майкл посмотрел на него и после паузы ответил:
– Да.
– Я сам не любитель азартных игр. По крайней мере, не люблю играть на деньги.
– Тогда это место не для вас. – Майкл осмотрелся – Джо еще не подошел. – Если только вам по вкусу детские автоматы.
Мужчина усмехнулся.
– Можно задать тебе вопрос?
Майкл промолчал. Что-то в этом человеке его встревожило.
– Мы знакомы?
– Сначала ты порадуй меня ответом. – Джордж улыбнулся. – Где ты был в ночь на седьмое?
Глава 14
Над полями плыли облака. Здесь, вдалеке от города, их ничто не прерывало, высотки не мешали их плавному движению.
Когда тебя обвиняют в том, чего ты не делал, это не очень-то помогает укрепить характер.
Хотя какой-то результат все же есть, правда? Этим Алек и занимался, возлагал потенциальную вину на невиновных.
Поначалу ведь не знаешь, кто говорит правду, а кто врет. Такая уж у него работа.
Он приложил телефон к уху и слушал своего друга. На грязной щеке выступил пот.
– Майкл утверждает, что в ночь убийств был на салюте. – Из-за плохого сигнала голос Джорджа казался механическим. – Не знает, кто может это подтвердить, потому что ходил туда один, но заверяет, что был там. Что тут еще скажешь?
– А права на вождение большегрузов?
– Грузовик не водил уже много лет. Единственное, чем сейчас занимается наш бывший арестант, – катает народ на лошадке. – Немного помявшись, Джордж продолжил: – Перед встречей заглянул в окна его трейлера: парень очень много пьет. Возможно, и наркотиками балуется.
– И как прошел разговор?
– Кажется, он расстроился. Не знаю… Кроме лошади у него никого нет. Она была для него и заработком, и другом, и питомцем. Сомневаюсь, что Майкл мог причинить ей вред.
– В прошлом он был склонен к насилию, – возразил Алек.
– И я тоже. Мы все ошибаемся. – Джордж вздохнул. – В общем, не знаю. Можно попробовать достать видео с камеры на побережье и проверить его алиби: во сколько ушел, во сколько вернулся. Если в этом замешан кто-то из его партнеров, я не удивлюсь, но сам Майкл – вряд ли.
– Ладно. Головы мы отправили в ветеринарную хирургию, консультант сейчас ими занимается.
На том конце провода воцарилась тишина.
С фермы Коулов донесся звук хлопнувшей двери.
– Думаешь, ей удастся что-то откопать? – Голос Джорджа казался приглушенным.
– Она сказала, что головы могли отпилить… Многообещающее начало.
– Странная у нее работа. – Через секунду он добавил: – А вы с ней вроде поладили.
– Что?
– Что слышал. Болтали без умолку.
– Четыре сотни кошек. – Алек нахмурился.
– Мне это ни о чем не говорит.
– Их… их расчленили и подкинули хозяевам… Хотя ладно, забудь.
– Зачем кому-то резать кошек? – озадаченно спросил Джордж. Он был явно шокирован и понизил голос. – Какой ужас.
– Да, жуткая история, – согласился Алек. – Перезвоню позже, хорошо?
– Да, конечно.
Алек убрал мобильный в карман и чихнул.
На мгновение ему показалось, что он чихнул кровью, хотя это была всего лишь игра света.
Когда Купер спросила, встречались ли они раньше, Алек солгал. Точнее, сказал не всю правду.
В свете утренних лучей она выглядела иначе, да и одежда другая: зеленый комбинезон, черные резиновые сапоги. Уставший взгляд. Но это точно она, та самая брюнетка в темно-красном свитере, которой он улыбнулся во дворике у паба.
Не признаваться же, что он и есть тот чудной молчаливый тип с бокалом. Алек не мог понять, что с ним не так, почему его одолевают такие странные мысли. Интересно, заметила ли это она? Мужики вокруг нее, наверное, так и вьются.
Вспомнилось, как Купер свернула шею ворону.
Алек уставился на дорогу: сплошь равнинные земли, ни одного холма или оврага. Лишь пустота, перемежающаяся амбарами да парой тракторов, пустота, которая уходит за горизонт, где все остальное скрывается из виду. К востоку отсюда растянулись низкие постройки Илмарша. Даже море можно разглядеть.
За углом амбара стоял большой пластиковый контейнер для мусора, в котором среди ржавых сельскохозяйственных инструментов и аппаратов что-то трепетало.
Алек подошел ближе, солнце отражалось от пластика и слепило глаза. Что это может быть?
Он сдвинул сломанную тачку и вскоре обнаружил то, что привлекло его внимание.
Наполовину сдувшийся воздушный шар слегка приподнялся, затем снова упал.
Серебристый воздушный шар с надписью «С 16-летием!».
Глава 15
В центре был слив, прямо в середине желтого бетонного пола. Такой есть в большинстве загонов для скота. Судя по следам, недавно туда стекала кровь.
Хотя у открытого входа стояло еще несколько ветеринаров, старый загон казался местом уединенным. Эта уединенность была такой же неотъемлемой его чертой, как широкие, выстеленные сеном отсеки, где животных держали днем, или желтый пол. Такого пола Купер никогда раньше не видела. На полках стояли разные емкости, лежали веревки и материал для наложения швов.
Окон не было, только одна красная дверь в углу, прямо у раковины, через которую входили люди. Рядом с ней – проход для животных, закрытый металлическими рольставнями.
Головы разложили на хромированных столах под белым светом флуоресцентных ламп: две партии по пять и еще шесть. Хвосты лежали на тележке.
Ветеринары уже сняли перчатки и вымыли руки. Стоя у порога, они пили чай. Дул легкий ветерок. Только Фрэнк, старый седой директор ветеринарного центра, и Кейт, юная робкая мышка, остались допоздна, чтобы помочь Купер.
– Классная кружка, – улыбнулась она.
Кейт опустила взгляд, затем снова посмотрела на Купер и слегка покраснела. На кружке было написано: «Делаю свою работу, не поджимая хвост».
– Друг подарил. Такая вот шутка.
– А мне от одного бывшего досталась с надписью «Бе-е-ез ума от тебя», – сказала Купер, пожав плечами.
– И ты его упустила?
Купер снова улыбнулась, но ничего не ответила. Когда повисла тишина, она попросила своих временных коллег немного рассказать о себе.
Кейт закончила учебу относительно недавно, опыт работы – два года. Здесь она проходила практику, пока училась на заочном, здесь жила в детстве, пока родители не переехали.
Фрэнк – практикующий ветеринар с многолетним стажем. Совладелец центра, крупными животными чаще всего занимается сам. Он подробно остановился на том, как по молодости работал во Франции и Бельгии.
– Ну а вы? – спросил Фрэнк. – Вас-то как занесло в такую сферу?
Купер выдавила улыбку.
– Это не самая интересная история.
– Все равно рассказывайте.
– Телика насмотрелись, да? – добавил Фрэнк.
От чашки Купер поднимался пар и рассеивался в воздухе на фоне желтого пола.
– Это позволяет заработать на хлеб.
Они говорили о том, что повидали.
Рассказывали о самых страшных вещах.
Об истории инфекционных заболеваний в этом районе.
Тридцать лет назад – коровье бешенство.
Не так давно – ящур.
– Три фермы отбраковали, на остальные наложили ограничения. – Фрэнк скривился. – Владельцы, конечно, получили компенсацию, только вот… Разве деньгами восстановишь родословную, которая уходит корнями в прошлое на многие десятки лет? Я был здесь во время первой вспышки, какой же это год? Двухтысячный? Или две тысячи первый? Вы не представляете, что тут творилось. – Он снова поставил чайник и после паузы добавил: – Успели посмотреть наш городок?
– Вчера только приехала, – ответила Купер.
– Думаю, вы уже все увидели. Когда загнулось рыболовство и нефтяной промысел, когда разъехались туристы, вся надежда была на животноводство. Те фермы… Если нынешняя ситуация с лошадьми вызывает у вас скверные чувства, то представьте, каково стоять среди десятков, среди сотен мертвых животных. Смотреть, как их сжигают, как взрослые мужчины не сдерживают слез. Это очень больно.
– Среди людей тоже были жертвы, – добавила Кейт.
– Да, один из фермеров покончил с собой, – сказал Фрэнк. – Выстрелил себе в рот из дробовика. Эпидемия дважды поражала его скот: сначала в две тысячи первом, потом в прошлом году. А еще тот случай на острове…
– Что произошло?
– На островке в паре миль отсюда сгорела ферма. Никто особо не знал тех людей, но ходили слухи, будто владелец сам все поджег. Кто его знает, как все было на самом деле. – Он покачал головой. – Дурные времена настали, мисс Аллен. Дурные времена.
Фрэнк налил себе еще чая, не предложив остальным.
– А что насчет фермы Коулов? – Купер глянула на часы: пора бы приступать.
– В каком смысле? – переспросила Кейт.
– Как у них шли дела все это время? Сейчас у них в основном овцы, но, может, раньше они держали и других животных?
– Насколько мне известно, у них действительно только овцы. Я бы даже фермой это не назвал, – усмехнулся Фрэнк с некоторым раздражением в голосе.
– У вас с ними возникали какие-то проблемы?
– Не то чтобы проблемы. С их скотом все в порядке, а вот сам Коул задолжал нам несколько тысяч.
Пока они разговаривали, глаза лошадей смотрели в никуда сквозь открытые рольставни. Челки на их головах намокли от дождя и растрепались.
Ветеринары разъехались по домам около десяти вечера. Купер осталась, закрыв загон изнутри.
Она потерла уставшие глаза.
Верхний свет располагался как-то неудобно, в загоне было холодно. Ей принесли еще несколько ламп, но их все равно не хватало. Купер приходилось отключать их и переносить за собой по ходу работы.
Она приступила к делу и начала осторожно очищать головы, чтобы обнаружить улики и при этом не уничтожить их. Занятие, обреченное на неудачу, ведь закопанные части тела подвергались воздействию стихий. Приходилось, как и во всем, искать компромисс.
Купер осмотрела головы одну за другой – нет ли между ними заметных различий – например, по степени разложения. Возможно, это ни к чему и не приведет, вода ведь просачивалась под навесы неравномерно, однако сам процесс был сродни разгадыванию головоломки. Никогда не знаешь, что окажется значимым, пока не выстроится более полная картина. Достоверных предположений тоже не сделаешь, потому что улики бывают ненадежными.
Она развесила над каждой головой снимки, сделанные полицейскими.
Первая партия фотографий – закопанные в землю головы, когда их только обнаружили, еще сухие.
Вторая – по-прежнему в земле, когда их впервые увидела Купер.
Третья – головы выкопаны, но все еще на месте преступления. Алек пронумеровал всех лошадей, и Купер разместила фото в соответствующем порядке.
Как она и предполагала, головы пролежали в земле под дождем не очень долго и не впитали много воды. Только одна из них промокла сильнее остальных, и на снимках этому нашлось объяснение: именно эту голову поместили у края небольшого холма, так что рядом с ней, на неровной поверхности, скопилось больше воды.
Затем Купер осмотрела хвосты. Без теста ДНК нельзя точно соотнести их с головами, однако у трех-четырех цвет волос довольно своеобразный и совпадает с цветом гривы, что позволяет сделать обоснованное предположение.
Переходя от одной лошади к другой, Купер выполняла одни и те же действия: заносила результаты осмотра в планшет, затем создавала резервную копию. Первым делом она искала признаки травм или заболеваний, которые могли бы привести к повреждениям кожи, не связанным с их делом.
У нескольких голов нашлись едва заметные кровоподтеки на шее.
Несколько порезов, сделанных, вероятно, ножом. Такие следы обнаружились в основном на лошадях покрупнее.
Кожа вокруг глаз немного ободрана, значит, их волокли по твердой поверхности.
Большую часть повреждений, за исключением собственно отрезания голов, нанесли уже после смерти.
Затем, насколько это было возможно, Купер провела опознание.
Незнакомцы приобрели индивидуальность. Почти у всех лошадей в шеях нашлись чипы.
По микрочипам можно узнать имена животного и хозяина. Купер дали временный логин для поиска по базе ветеринарного центра, чтобы уточнить возраст и просмотреть медицинскую карту животного.
С большинством лошадей за последний год к ветеринару обращались только из-за одной проблемы – хромоты. Вполне ожидаемо, так как мало что еще влияет на первостепенную ценность лошади, а именно возможность на ней ездить.
Только две головы остались неопознанными: в них не было чипов и об их пропаже никто не заявлял. В таком случае возраст можно определить лишь по зубам. У обеих имелись канавки Гэльвейна, заметные бороздки на резцах, которые появляются у лошадей после десяти лет, постепенно удлиняются, а в более старшем возрасте исчезают. У одной канавка доходила до середины зуба, у второй была чуть короче. Судя по состоянию других зубов и самой головы, Купер дала бы первой лошади от семнадцати до девятнадцати лет, а второй, пожалуй, от двадцати двух до двадцати пяти – уже старушка. В голову Купер вдруг пришла странная мысль – а почему именно старушка? Пол же она определить не может.
У раковины в углу Купер привела себя в порядок. В горле пересохло, даже слегка саднило, но заканчивать она пока не хотела.
Купер рассмотрела каждый обрубок через мощную лупу в черной оправе, которая увеличивала мельчайшие выступы и складки на коже. Она направила свет на мертвецов. На каждой отрубленной голове остались следы, как на плоти, так и в костях. Сначала им перерезали горло аккуратным полукруглым движением сквозь мягкие ткани. Кожа, трахея и основные кровеносные сосуды рассечены надвое. На некоторых головах тем же движением пытались перерубить кость и хрящ, но это лезвие не справилось. При отсечении головы позвоночник был перепилен.
На грязно-белых костях – следы трения. Кончики на срезе немного обуглились, мягкие ткани сверху и по бокам от позвоночника истрепаны и обожжены. Купер обнаружила мелкие фрагменты проволоки, что подтверждало ее первоначальную теорию о том, что головы отрезали, однако преступники вряд ли пользовались электроинструментами, иначе откуда взяться ножевым порезам и проволочной нити? Нить, кстати, походила на старинный инструмент, который ветеринары раньше использовали (а некоторые применяют до сих пор) для фетотомии, то есть рассечения и удаления мертвого плода из родовых путей коровы. Такой проволокой отрезают голову и конечности теленка, чтобы, извлекая его, не навредить матери. Сейчас с ее помощью срезают рога и иногда ампутируют пальцы крупному рогатому скоту.
На некоторых головах надрезы выглядели более умелыми по сравнению с другими. Возможно, наловчились в процессе или, наоборот, к концу пилили в спешке. А может, один из них знал, как нужно резать, а второй оказался менее опытным.
Перерезаешь ножом горло стоящей лошади, на которую начало действовать успокоительное.
Ноги животного медленно подкашиваются.
Оно истекает кровью, перестает дышать и падает на пол.
Пока лошадь умирает, отрезаешь голову проволочной пилой. Если понадобится, пускаешь в ход нож.
Купер прочитала показания свидетеля: «Они… они плакали. Точнее, один из них плакал», – сказал бездомный. Сделала пометку – разузнать о случаях жестокого обращения или внезапной пропажи животных в этом районе.
Она вернулась к работе и принялась снимать с голов кожу. У некоторых животных она отделялась легко, с другими было сложнее. У лошадей кожа плотно прилегала к костям черепа, так что приходилось снимать ее частично, лоскутами, хотя Купер старалась захватить за раз как можно больше. Начать надо с голов, которые лучше сохранились, заодно осмотреть их еще раз, вдруг пропустила след от укола, особенно на шее. Там могла остаться запекшаяся кровь. Нескольким лошадям успокоительное ввели сами ветеринары, но что насчет остальных?
Купер разложила лоскуты кожи, пометила поврежденные и стертые места, которые могут на что-то указать в дальнейшем. Приложила к каждому куску бумажную записку, сфотографировала их с разных сторон изнутри и снаружи, внесла информацию в свой планшет.
Автолиз шел полным ходом. Организм начал переваривать сам себя.
Глава 16
Когда Алек только переехал в Илмарш, с соседями он почти не виделся. Поразительно, как замкнуто держатся здесь люди. Мало кто с ним здоровался.
Трудно представить, что происходит за закрытыми шторами и опущенными жалюзи соседних домов, выстроившихся полумесяцем из кирпичей и электрического света. Один светился красным, другой – голубым, третий – белым, в зависимости от цвета занавесок.
Подходя ближе к дому, Алек расстегнул пальто. Завтра обещают теплую погоду, почти двадцать градусов – невероятно. Даже слегка пугает. Джордж прожужжал ему все уши о том, что хочет устроить барбекю, разжечь последний костер мрачного ноября.
Алек протянул руку к двери и только потом заметил, что она открыта.
Внутри кто-то был.
Увидев грязные следы на лестнице, он подумал, что это Саймон пришел домой и забыл закрыть дверь.
Еще минуту и сорок три секунды у Алека не было никаких других предположений.
Он запер за собой дверь и пошел на кухню, чтобы сделать кофе.
Окликнул Саймона и спросил, хочет ли он чего-нибудь поесть.
В ответ – тишина.
Когда чайник закипел, и голубая плитка на стене покрылась влагой от пара, Алек услышал, как в замке повернулся ключ.
Саймон бросил рюкзак на пол, в его каштановых волосах сверкали капли дождя. Алеку говорили, что сын похож на него, однако сам он видел в мальчике только призрачные черты жены. Ее блестящие глаза, ее нос – конечно, в восемнадцатилетнем парне все это складывалось в другую картину, но моментально узнавалось, если понимаешь, куда смотреть.
– Ты всю лестницу перепачкал, – хмуро сказал Алек.
– Чего?
– Когда заходил домой и оставил дверь открытой.
– Да я только вернулся, – возразил Саймон.
– Ты уже был здесь, – повторил Алек.
– С чего ты взял? – недоумевая, спросил сын.
– На лестнице грязь.
Алек почему-то вдруг ужасно разозлился, однако решил скрыть свой гнев.
Саймон перевел взгляд на темную лестницу, хотя по-прежнему не понимал, в чем дело.
– Это не я. Я только что пришел.
Следы, ведущие только наверх, но не обратно, еще не высохли.
Отец сказал сыну ждать внизу.
Алека трясло. Он обыскал все комнаты – пусто. Следы пропадали на лестничной площадке у выключателя – может, тут-то незваный гость и увидел, что все перепачкал? Не считая грязи, все было в порядке: нигде не горел свет, не остались открытыми окна, ничего не пропало.
Когда Алек спустился вниз с бешено колотящимся сердцем, Саймон сидел перед телевизором.
– Так, значит, тебя не было дома? Это не ты испачкал лестницу?
Сын, не обернувшись, покачал головой.
– Ты ведь не стал бы мне врать?
– Ты сам видел, как я пришел. Не понимаю, чего ты ко мне прицепился.
Дрожа всем телом, Алек снова включил чайник. Все шло наперекосяк… Дома полно рабочих записей и фотографий с места преступления. Пока непонятно, заглядывал ли кто-то в его ноутбук и сумел ли получить доступ к файлам.
Обходя комнаты, он подмечал важные вещи, которые лежали у всех на виду.
Недописанные отчеты, листок с номером телефона женщины, сбежавшей с «Родной фермы». Надо бы ей позвонить.
Что бы подумал Саймон, если б увидел эту записку? Если к цифрам Алек добавил бы еще и имя той пропавшей, Грейс? Хорошо, что он этого не сделал. Саймон бы, наверное, решил, что отец кого-то себе нашел. Интересно, как бы сын к этому отнесся?
На кухне, рядом с календарем, все еще висела та фотография двенадцатилетней давности, где его сыну шесть и где он стоит рядом с матерью.
Любовь – это кошмар. Столько отдаешь другому человеку, так зависишь от него, а он от… Эта мысль уже проскакивала у Алека. Когда-то в последнее время.
Ему показалось, что он сходит с ума. Он сидел в темноте за компьютером и ждал слесаря. Пытался выкинуть случившееся из головы, но не был уверен, сумеет ли забыть обо всем, что могло произойти или еще произойдет.
Он снял зеркало со стены в прихожей, его поверхность потрескалась. Тут уж точно сам виноват. Давно собирался его выбросить. Алек завернул все осколки в старые газеты, чтобы никто не поранился. Отнес все в контейнер на заднем дворе, но в последний момент все же порезал костяшки пальцев, когда проталкивал куски зеркала внутрь мусорного бака.
Он вернулся в дом. Пустая стена без зеркала заметно выделялась.
Алек стал искать значение числа в интернете. Хотел узнать, что может за этим стоять, даже если это полный бред, даже если его идея окажется бесполезной.
Почему именно 16?
Глава 17
Вдалеке от бухты, где береговая линия сливалась с солнцем, рядами стояли заброшенные домики.
Вокруг них бурлила морская вода, поднимаясь через доски пола.
Никто сюда не приезжал.
С берега за ними наблюдал лес.
По дороге проехала машина.
В машине везли несколько банок корма для животных и дешевые картофельные чипсы. Везли скотч и изоленту, телефон с поцарапанным экраном и ключи.
Автомобиль остановился посреди дороги, двигатель еще какое-то время работал, ничего не происходило. Потом зажигание выключили. Волна накрыла один из домов с на удивление светлыми стенами.
Дверца машины распахнулась.
Водитель прошел мимо высоких деревьев и оказался на открытом участке.
На поляне стояли двенадцать деревянных ящиков. Изначально их расположили вертикально, будто миниатюрные дверные проемы.
Некоторые стояли так до сих пор. Два ящика подальше от остальных были забиты гвоздями, и каждый придавлен сверху большим камнем.
Солнце и тени, лучи и отражения кружились в танце сквозь время.
Водитель вскрыл банки с кормом и выложил его в открытые ящики.
Потом сел обратно в машину и стал ждать.
Через час он достал книгу и принялся за чтение.
Когда пошел четвертый час, небо покраснело – из-за пыли, как сказали в новостях. Ее принесло на север из пустыни Сахара, и солнце теперь светило по-другому. Очень странное зрелище. Свет так и оставался красным почти до конца недели.
Что-то зашевелилось.
Прямо у кромки леса, на дальнем краю поляны, появилась собака. Тощая, грязная, напуганная, со скатавшейся серо-коричневой шерстью.
– Иди ко мне, песик, – позвал водитель.
Животное вроде бы подалось вперед, но с опаской.
Водитель достал из сумки угощение и протянул псу, хотя тот был довольно далеко, он был напуган и на секунду обнажил острые зубы.
Через пару минут пес, хромая, подошел к одному ящику и снова посмотрел на водителя. Человек, замерев, все так же глядел на собаку и протягивал еду. Пес отвернулся и начал есть из ящика.
– Хороший мальчик, – сказал водитель.
Пес доел и ушел не оглядываясь.
На следующий день ближе к вечеру, когда красное небо потемнело, снова приехала та же машина. В течение получаса водитель повторил вчерашние действия, и опять появился пес.
На этот раз он подошел к ящикам, что лежали поближе к водителю. В них были самые разные предметы: где угощения, где мячик, который пискнул, когда пес взял его в рот и тут же выпустил, словно забыл, для чего вообще нужны игрушки. Тем не менее он начал вилять хвостом.
Все это время водитель разговаривал с ним тихим ровным голосом.
Пес успокаивался.
Он хромал от ящика к ящику, обнюхивая их. Немного подождал и, набравшись смелости, подошел и понюхал угощение в протянутой руке.
Пес слизал лакомство с ладони, и водитель улыбнулся, даже удивленно хмыкнул. Пес все сильнее вилял хвостом. Мужчина погладил его по голове.
– Хороший мальчик. Кто тут хороший мальчик?
Пес подрагивал от радости.
На третий день, когда водитель вернулся, собака уже ждала его. На улице потеплело. В этот раз пес первым делом потянулся за угощением. В ящиках еда давно закончилась, а мячик исчез где-то в лесу.
В конце концов пес уснул у ног водителя. Тот немного понаблюдал за животным, осторожно поднял его, будто младенца, и положил в один из ящиков.
Человек достал шурупы и отвертку и плотно закрутил ящик. В боковой стенке – небольшое отверстие, через которое можно дышать, но нельзя увидеть, что творится снаружи.
Пес по-прежнему спал.
Водитель отнес его на дальний край поляны, сверху положил большой камень.
Подождал, пока пес проснется и начнет скулить, а затем поехал обратно в Илмарш, мимо затопленных домов.
Однажды этот водитель посмотрит Алеку прямо в глаза.
Однажды он вспомнит об этих деревянных ящиках вдалеке от города.
Однажды он улыбнется, потом заплачет и снова улыбнется.
Все умирает.
Однажды водитель тоже попытается умереть.
Только время еще не пришло.