Глава 47
– Три недели назад, восьмого ноября, примерно в пять десять утра на небольшой ферме на окраине Илмарша обнаружили изувеченные останки шестнадцати лошадей, частично закопанные в землю.
Вокруг защелкали вспышки фотокамер, и выступавший наморщил лоб. В душном тенте, установленном в полумиле от блокпоста, собралась толпа журналистов, а его усадили за длинный пластиковый стол желтого цвета с целым отрядом микрофонов.
– По данным предварительного осмотра останков, в убийствах замешано несколько человек. Почти все побывавшие на месте преступления заразились. Трое уже скончались, в том числе владелец ранее упомянутой фермы, другие пока в критическом состоянии в больнице – среди них трое полицейских и координатор из Минздрава. За состоянием остальных людей, посещавших в недавнее время «Родную ферму», ведется наблюдение. Могу подтвердить, что в почве, на ограниченном участке фермы, действительно найдены споры сибирской язвы. Данному инциденту присвоили категорию серьезного происшествия.
Журналисты, сидевшие в тенте, внимательно его слушали.
– Предположительно, убийства были совершены седьмого ноября, скорее всего, во время или сразу после праздничных гуляний в честь Ночи костров. Если в тот вечер вы заметили что-либо странное, особенно в районе Линндейла, обязательно свяжитесь с нами.
Тишину нарушали только щелчки фотоаппаратов и скрип ручек по бумаге.
– Пока мы полностью не исключали риск для здоровья граждан, в городе действовал режим карантина. Благодаря быстрой реакции властей в районе провели зачистку, так что начиная с завтрашнего дня местные жители смогут спокойно передвигаться, избегая лишь определенных участков. Тем не менее мы просим вас быть бдительными.
На экране позади него вывели некоторые данные.
– Спасибо. Мы готовы ответить на пару вопросов.
Глава 48
Убийство города и двух тысяч его жителей продолжалось.
Перед Рождеством начали заказывать конфеты, салюты и кондитерские шприцы в форме лошадей и смешивать коктейли «Заражение». Снова наладилась поставка наркотиков, и подростки вываливались из зала игровых автоматов, накачанные всякой дрянью. Народ опять стал гулять по набережной. Парочки, приехавшие издалека, глядели на море и думали: «Что же здесь стряслось?» Дороги все сильнее засыпáло пеплом. Однажды кто-то заметил, что улицы города давно не чистили. Позже стало ясно, что вышла какая-то накладка с контрактом по оказанию услуг, однако на этом история не закончилась. Люди стали реже выходить из дома, но при этом все вокруг было завалено мусором. Полупустые бутылки и алюминиевые банки стояли посреди дороги, точно миниатюрные надгробия, а их владельцы как будто растворились в воздухе.
Как-то раз к двери одной лавки на рынке прислонился курильщик. Он подложил под спину спальный мешок, скрестил ноги. Неоновая вывеска не горела. Чайки вытаскивали из мусорных баков недоеденную картошку фри.
Он зажал косяк губами, закрыл глаза и несколько раз щелкнул зажигалкой, пока самокрутка не разгорелась.
Вдохнул, принюхался.
Это как автокатастрофа, как крепкие объятия. Словно ты опять дома.
Для уборки улиц наняли новую фирму, однако недопитых и недокуренных ядов становилось все больше.
На «Родной ферме» вандалы вытаскивали из дома вещи Коулов: косметику Грейс, фотографии Ребекки, инструменты отца. Кто-то даже носил вещи девочки вместо нее самой.
Про Саймона Николса среди этого ужаса все забыли, хотя полиция продолжала его искать. По крайней мере, так они говорили. Хотя какие поиски, если и работать особо некому?
После снятия карантина вызванные на подмогу полицейские быстро разъехались. Энтузиазм добровольческих поисковых отрядов тоже сошел на нет.
Всем было известно, что сын Алека наверняка ранен и нуждается в помощи, но он ведь не беззащитный малыш. В итоге все пришли к выводу, что парень уже умер. Сочувствие проходило быстро, как простуда. Близилось Рождество.
Купер по возможности тоже участвовала в поисках. Она записалась добровольцем в волонтерском центре и вместе с остальными прочесывала топи и заросли. Земля испортилась, многие дома и фермы стояли заброшенные.
Купер никак не могла забыть про то письмо. Сняла с него копию и постоянно носила сложенный лист бумаги в кармане.
Раньше во мне жил гнев. Иногда я хотел стать лучше. Мы убивали, чтобы помочь, и тогда во мне пробудилось нечто странное.
Убийца пытался найти в своих действиях некий нравственный мотив, и как раз в этом, по мнению Купер, стоило искать ключ к разгадке. «Гнев» вызвал желание «стать лучше» и «помогать», а вот момент «пробуждения» все изменил. В нем что-то «пробудилось»… Пока не факт, что преступник – мужчина, хотя других вариантов Купер почему-то даже не рассматривала. Что имелось в виду под упомянутым в письме убийством, еще неизвестно – то ли собаки и кошки в деревянных ящиках, то ли лошади или даже люди.
Зато известно, что со вторым ритуалом, как бы дублирующим захоронение лошадей, убийца пошел на большой риск. Зачем было отправляться на остров и вкладывать письма в клювы птиц? Чтобы передать послание? Птицы – намек для Купер, отпечатки пальцев на полиэтилене – для Алека.
Я развожу костры. Я не дремлю, и никто меня не видит – и никогда не сможет увидеть, пока я сам того не пожелаю.
Эти строки типичны для подобных писем, их понять уже легче: психопаты с раздутым эго любят похвастаться.
Наибольший интерес здесь представляет упоминание огня, тем более что в последние годы случилось несколько поджогов, да и само письмо нашли рядом со сгоревшими постройками на острове. Однако Ада и ее коллеги не сомневались, что отец семейства сам поджег ферму. На присутствие помощника ничто не указывало.
Ада стала все реже откликаться на звонки и электронную почту. Может, Купер ее подвела? Она еще раз перечитала письмо и дала себе зарок больше не писать Аде о своих размышлениях, пока не получит ответ.
В моих руках – танцевальная чума.
Купер почитала в интернете о танцевальной чуме. Большинство случаев зафиксировано в Европе, самый первый еще в четырнадцатом веке. Один человек вдруг спонтанно начинает танцевать, к нему присоединяются другие, и они сотнями пляшут до упаду, пока не умирают от физического истощения.
Теперь я процветаю.
Улыбка за тобой.
Ты мог его спасти.
Последний раз Саймон был в школе шестого ноября, за день до Ночи костров. С тех пор никто в Илмарше его не видел.
Парню было восемнадцать, учиться оставалось недолго. Посещаемость хромала. В его комнате нашли постеры, школьные тетради, конспекты по истории. А вот ноутбук пропал, хотя Саймон вряд ли заходил домой после аварии. Если он и возвращался, то где же следы? Где кровь?
Глава 49
В прихожей у следователя, а также в корзине с грязной одеждой, в которой он первый раз ездил на «Родную ферму», обнаружили едва заметные следы спор. Вещи сожгли, из дома вынесли ковры, и все тщательно очистили. Жителей соседних домов на время эвакуировали и проверили на наличие симптомов.
Власти пришли к выводу, что отпечатки Алека на письмах, вложенных в клювы птиц, были сняты откуда-то, что сам он тут не замешан. В остальном, за что ни возьмись, все доказательства пока неубедительны.
На обеденном столе Алека лежал клочок бумаги. Обломок из прошлого, из другой жизни.
Номер мобильного, записанный его почерком. Номер, до которого невозможно дозвониться.
А вот кое-кто другой много раз отвечал на звонки с этого телефона.
В распечатке от оператора на Саймона Николса значилось более двух сотен входящих и исходящих на этот номер за прошедшие четыре месяца.
Последний раз этот неизвестный звонил сыну Алека за несколько минут до аварии.
На следующий день после того, как нашли лошадей, Алек зачем-то вызвал слесаря. В полиции его уже допросили. Вот так Купер и следила за ходом дела, в основном по чужим записям.
По словам слесаря, Алеку казалось, что к нему в дом кто-то проник, хотя следов взлома не осталось – лишь засохшая грязь с чьей-то обуви на лестнице, едва различимая. У самого Алека, по словам работника, ботинки тоже были заляпаны грязью.
– Он выглядел так, будто давно не спал.
– Что вы имеете в виду? – спросили у слесаря.
– Дерганый был. Мешки под глазами, стол заставлен недопитыми кружками с кофе. Расхаживал взад-вперед, то и дело смотрел в окно. Клиенты наши в принципе делятся на три группы… Первая – это небрежные люди, которые теряют ключи. Вторая – женщины, скрывающиеся от жестоких бывших, а вот третья… Люди из третьей группы вызывают нас совсем по другим причинам.
Слесарь помолчал, сделал глоток лимонада.
– Такие люди все время боятся. Иногда мне кажется, что они ни разу в жизни не чувствовали себя в безопасности.
Он поставил алюминиевую банку на стол, повозился с металлическим колечком.
– Если уж полицейскому страшно, то что говорить об остальных?
Задний двор Алека тоже выглядел как-то странно. Вряд ли тут есть какая-либо связь с делом, но Купер никак не могла выбросить это из головы. Похожую проблему заметили в большинстве садов в округе – трава казалась слишком уж ярко-зеленой. Зимние цветы сменили синий оттенок на красный. Появились кусты и травы, которые уже много лет не росли в этой части света. Купер тайком отправила образцы другу-ботанику, но ответа не получила, а к тому моменту, когда она проявит настойчивость, расследование будет завершено. Конец придет и привычной жизни.
Хотя Купер понимала, что в растительности, возможно, не обнаружат ничего необычного, эти странные цвета все равно ее беспокоили.
В мусорных баках во дворе нашли самые обыкновенные отходы. Алек и его сын питались в основном полуфабрикатами и едой навынос, чаще всего заказывали пиццу и блюда из китайского ресторана. Банки и бутылки он складывал в общий бак, не сортируя мусор для переработки.
На самом дне лежали осколки зеркала с засохшей кровью Алека. Установили, что зеркало раньше висело в прихожей, прямо у основания лестницы, и треснуло еще до происшествия с лошадьми. Судя по свежему шраму на правой руке Алека, окончательно оно разбилось от удара кулаком, возможно, неумышленного.
В компьютере, паролем к которому оказалось слово «Джулия» (что само по себе странно, ведь среди близких Алека не было никого с таким именем), не нашли никаких следов правонарушений, никаких намеков на инцидент с зеркалом. Он завел профили на нескольких сайтах для онлайн-знакомств, кое с кем общался, однако длилась переписка обычно не больше пары дней. Поначалу Алек описывал себя довольно подробно: упоминал среди интересов итальянскую еду и долгие прогулки, перечислял все фильмы и сериалы, которые ему нравятся (добавив, что не особо любит читать), а вот в последнем из профилей информация оказалась довольно краткой. Алек написал лишь, что работает в полиции, один растит ребенка и ищет милую женщину. Многие его собеседницы жили очень далеко от Илмарша и были чем-то похожи – стройная фигура, темные волосы, яркая одежда.
Когда придет время изучить образцы цветов из сада Алека, ботаник обнаружит только безобидную мутацию, передававшуюся годами от одного растения к другому.
Внутри дома ничего подобного не было.
Иногда Купер бродила по дому Алека. Сидела на его диване, наливала воду из-под крана в его раковине, кипятила его чайник.
Изучала его досье.
Отец Алека, избивавший свою жену, теперь жил в доме престарелых в шести часах езды отсюда. На оплату проживания шли деньги от продажи родительского дома, кое-что Алек добавлял из зарплаты. Отца он не навещал.
Некоторое время он проходил обучение по ускоренной программе для следователей, однако финансирование урезали, рабочие места сократили, и Алек еще долго не мог попасть в Управление уголовных расследований.
Среди арестованных ни одного примечательного мерзавца, который мог бы затаить обиду именно на Алека. Никакой связи с Илмаршем, Кейт Бэббит, Чарльзом Элтоном или Альбертом Коулом помимо того, что он просто жил в одном с ними городе.
Жена скончалась от рака несколько лет назад. В доме, где она никогда не жила, до сих пор оставались ее вещи: коробка с мелочами на чердаке, просроченные лекарства, которые кто-то вернул вдовцу, совсем давнишние антидепрессанты и биодобавки для похудения, едва начатые.
Купер выпила еще воды, продолжая читать о жизни Алека.
Тихая жизнь с сыном, полная потерь. Другую женщину так и не нашел, короткий обмен сообщениями на сайтах знакомств не в счет.
Когда они ехали вместе на конюшню Элтонов, Купер спросила, почему Алек переехал в Илмарш.
Она сидела на диване Алека и ненадолго прикрыла глаза. Близился вечер.
Купер проснулась от вибрации мобильника, лежавшего на столе.
За окном уже рассветало.
Посмотрела на экран – пять пропущенных.
Да что с ней такое? Странно. Улицы, пляж, даже местные жители… Все казалось таким знакомым, будто она здесь уже очень давно.
Глава 50
Трудно забыть момент, когда впервые увидел, как голова отделяется от тела.
В одиннадцать лет Купер нашла в доме мышь с перебитой шеей. По серому ковру стекала струйка крови.
После Рождества мать повсюду расставила мышеловки, так как от крысиного яда не было никакого толку.
Купер разрешили похоронить мышку на заднем дворе. Оставшись наедине со зверьком, она случайно коснулась раны на шее. Из носа потекла кровянистая жидкость. Оказывается, даже с мертвым телом может что-то происходить. Купер долго рассматривала мышь в свете сумерек, а затем отправилась в гараж за ножом – хотелось посмотреть, как выглядит ее позвоночник.
Впоследствии Купер часто вспоминала о том случае.
Она ведь была всего лишь ребенком. Сказала, что просто желает помочь.
И помогла, хотя на этом не остановилась. Купер раздирало любопытство…
В сумке лежала открытка для Алека с надписью «Поправляйся скорее!». Открытка, которую она ему так и не подарит.
Внутри никаких надписей или рисунков.
«Поправляйся скорее!»