160 шагов до тебя — страница 11 из 46

– Не переживай, я его уже нашла! – приблизилась я к ней, поправляя свернувшийся улиткой воротничок блузки.

Беата тревожно помотала головой, махнула рукой и поплыла к выходу.

В одиннадцать зашли работники банка. В костюмах, с галстуками. У женщин были аккуратные прически – волосок к волоску. Бабушка сама сделала им кофе, я же раскладывала заказанные круассаны и булочки на блюдца, подносила их к столикам и принимала новые заказы.

К этому моменту я усвоила, что кофе надо уметь пить. Мое внимание привлек темноволосый мужчина с красным галстуком вокруг бычьей шеи. Он отпил кофе, затем вальяжно пригубил воды, видимо, чтобы во рту не вязало, и обратился к бабушке:

– Жизнь – всего лишь молния, а кофе – это момент безвременья, в котором и есть смысл нашего бытия.

Мне показалось ужасной скукотой выслушивать нравоучения этих дядек с толстыми шеями. Как бабушка только выносит их рассказы о том, кто сколько зарабатывает и как ест или пьет? Лучше бы он поведал, как итальянцы умеют любить!

Колокол башни собора Святого Франциска пробил двенадцать. Еще четыре часа и в этой двери, куда только что вошел комиссар, появится Лео. Улыбнется. Смутится, увидев Сандру. Снова улыбнется. Она спросит, как его дела, как поживают бабушка и дедушка, передаст им привет. Пишет ли отец из Америки и как его медицинская карьера.

Комиссар все в том же светлом плаще с шикарными усами и иссиня-черными, будто бархатными, волосами, приблизился к бабушке и поцеловал ей руку:

– Сандра, дорогая, очень рад!

– Комиссар, что-то вы давненько у нас не бывали. Двойной эспрессо и круассан с горьким шоколадом для самого брутального мужчины Тосканы?

Он уставился на бабулю, будто не услышал ее вопроса и сказал, словно спел:

– Сандра, твоя красота неподвластна годам! – он снова поцеловал ей руку.

Видел бы Алекс эту сцену – приревновал бы бабулю по-черному! Вот кто настоящий Дон Жуан! Жаль, что Беата его не застала. Был бы еще один повод похихикать над ее комментариями.

– Ба, я отлучусь перекусить, – бросила я, складывая чашки и блюдца в посудомойку.

– Это ваша внучка? Ничего себе! Воздух Италии пошел ей на пользу! – Он поклонился мне. – Бабушка, держи ее на коротком поводке, пока ее не украл какой-нибудь знойный итальянец!

Десять минут второго. Пора готовиться к полднику. В это время наша кондитерская из зефирного рая превращается в птичий базар, где голоса школьников перебивает чириканье мамочек, торопящихся рассказать подругам о самых горячих новостях.

Мы с бабушкой фаршируем пончики заварным и рисовым кремом. Запах апельсиновой цедры и ванили щекочет нос и разжигает аппетит. Не волнуйся я так о долгожданном свидании, уже бы отвлеклась на кофе со сладким пирожком. Но мне надо успеть все сделать до прихода Леонардо: выдраить полы на кухне, убрать в холодильнике, помыть подносы, сложить посуду в посудомойку. Собрать мусор. Вытереть столики. Уф! Кажется, ничего не забыла.

Я посмотрела на часы: четыре пятнадцать. Меньше часа до встречи. Взяла жидкость для стекол. Мельком бросила взгляд в зеркало и поправила волосы. Я слышала, как колотится мое сердце. Тук-тук. Перевела взгляд на улицу. Мимо снова прошел Марко, пристально всматриваясь в наши окна. Но вместо того, чтобы помахать ему, я сделала вид, что не замечаю, усердно протирая столики.

Четыре тридцать. В кондитерскую подтягиваются шумные мамы с детишками. Даже лучше. Полный аврал поможет мне отвлечься до его прихода. Пятьдесят съеденных пончиков, двадцать пять чашек кофе, двадцать бутылочек сока и пять стаканов воды, выпитых за полчаса.

В пять десять начинаю нервничать. Мне не нравятся парни, которые опаздывают на свидание. В прострации смотрю, как бабушка прикрепляет бирки на торты, проверяет температуру в холодильниках, что-то записывает. Потом кладет за ухо карандаш, задерживает на нем руку. Вряд ли бабушка узнает, что точно также делала и мама, если я когда-нибудь ей об этом не расскажу.

– Будем потихоньку сворачиваться. Без десяти шесть. Эти два подноса можно убрать в холодильник. Посчитай упаковку, – бросает она мне, тоже периодически поглядывая на входную дверь.

Потом бурчит себе под нос:

– Табак его знает, почему он не пришел.

Шесть. Этого не может быть! В этот час моя последняя надежда находилась за дверью, которую так никто и не открыл. Я снова посмотрела на улицу. Мимо прошла парочка пенсионеров, держась за руки, а за ними – галдящие школьники.

Пока я убирала подносы в холодильник, бабушка пыталась оправдать Леонардо:

– Это, конечно, называется “поставить тебе бидон”, но ведь могло произойти что угодно.

Ага! Хотела выучить итальянский – вот и лови! Фраза “поставить бидон”, что означает не прийти на свидание. Заруби себе на носу, Ассоль. Но ведь можно же учить итальянский не таким жестоким способом!

Обида обожгла нутро и вот-вот собиралась вылиться наружу крокодильими слезами. Я глубоко задышала, чтобы справиться с ними. Вспомнила похожий случай с мамой: когда она пообещала сходить со мной в театр, а потом, нарядившись в праздничное платье, уехала с папой куда-то на такси. Уже столько лет прошло, мамы больше нет, а обида осталась. Надо учиться с легкостью принимать любые жизненные ситуации. Но как?

Я наклонилась, чтобы разложить упаковку для выпечки под прилавком, сглатывая слезы.

Брякнула входная дверь. Сейчас я поднимусь и увижу его виноватую улыбку. И мои страдания как рукой снимет!

– Динь-динь! – голос сверху заставил меня поднять голову.

Я замерла под прилавком с бумажной тарой в руках.

Увы! Это оказался не он. Энцо, закадычный друг Леонардо. Его кудрявые волосы, обычно обрамляющие лицо одуванчиком, на этот раз были тщательно уложены гелем, а белая майка освежала темную кожу, из-за которой мальчишки дали ему прозвище Мавр.

– Энцо, ты не жениться собрался? – Я не смогла разобрать в тоне бабушки, подтрунивала она над ним или восторгалась. – Табак знает, что в тебе сегодня изменилось! – приоткрыла рот бабушка.

Он какое-то время не сводил с меня глаз, наблюдая за каждым моим движением:

– Соль, а почему бы тебе не пойти со мной в кино?

– Я не хочу в кино, – холодно ответила я, продолжая перекладывать бумажную тару. – Мы с Леонардо в музей собирались.

– Так почему он за тобой не зашел? Давай я тебя туда отведу!

Я поправила очки, чтобы он не заметил застывшую слезу. Поднялась и растерянно оглянулась по сторонам, думая, какую выдумать причину, чтобы не идти.

Сандра закрыла кассу на ключ, и, окинув взглядом смущенную меня, сощурилась:

– Иди! Жизнь – это не только работа и учеба.

– Ну, бабушка! Ты же знаешь!

– О, да! Именно поэтому: иди. Только не забудь, что любая карета в двенадцать превращается в тыкву! – пошутила она.

– Мы не заставим тебя волноваться! – Энцо радостно заторопился к двери, открыл ее и пропустил меня вперед.

Я еще раз посмотрела, не приближается ли Леонардо. Что ж, любимый, сегодня ты потерял первое очко. Мама оказалась права: за настоящего мужчину всегда говорят его поступки. Ну, и где же они?

Глава 10. Обручение васильком

Место, где проходила выставка, располагалось в нескольких минутах ходьбы от кондитерской. Вначале я думала, что здесь находится лишь муниципалитет. Бабушка часто носила сюда бумаги и непременно прихватывала коробку своих фирменных фисташковых пирожных, а выходила оттуда уже с печатями на каких-то лицензиях. Это здание не только соединяло между собой самые разные исторические эпохи и архитектурные стили, но еще и семейные истории на протяжении целых семи веков – Фрескобальди, Арриги, Фрати.

Энцо купил билеты, и мы поднялись на второй этаж. В зале мы оказались вместе с небольшой группой туристов-пенсионеров, которой гид что-то вдохновенно рассказывала.

Я рассматривала имена под картинами: “Фра Беато Анджелико”, “Андреа дель Верроккьо”, “Фра Паолино с Пистойи” и их угрюмые женские лица. Из тестовых заданий по итальянскому я с помощью бабушки узнала, что людям той эпохи запрещали улыбаться во время позирования. Какая тоска! Наверное, Энцо прав. Надо было пойти в кино.

Вместо того чтобы восхищаться мастерством художников, я думала о том, что могло случиться с Леонардо. Он не был похож на болтунов, которые не исполняют обещаний. Может, Беата права: я хочу взять слишком высокую планку, а судьба мне намекает, что лучше довольствоваться ухаживаниями Марко, например? И как мне теперь поступить с Леонардо: обидеться или сделать вид, будто ничего не случилось?

– Посмотри, вот эта похожа на синьору Риту! – Энцо указал на портрет дамы в профиль с большим прямым носом, нервно захихикал и задержал на мне взгляд.

Я изобразила упрек, а сама подумала, что никогда бы не согласилась стать его девушкой. Принялась рассматривать детали на портрете женщины с ребенком, потом вернулась к предыдущему, затем перешла к следующему:

– Видишь, на всех картинах васильки. Посмотри! Ты знаешь, что хотел этим передать художник?

Энцо непонимающе посмотрел на меня, приподнимая брови, почитал вслух название выставки на билетах: “женские образы эпохи Возрождения”, пожал плечами, и продолжил рассматривать другие картины в поисках васильков.

Группа пенсионеров переместилась ближе к нам.

Женщина-гид с темным каре и большими, глубоко посаженными глазами продолжила:

– Вот, как раз здесь должна была располагаться “Девушка с васильками”. Знатоки живописи и историки снова и снова ищут в текстах его современников, теряются в догадках, где мог затеряться этот шедевр. Почему картины нет ни в одном музее? А ведь маэстро рисовал её всего в ста шестидесяти шагах отсюда. Их история любви до сих пор будоражит умы людей. Ходят слухи разного толка.

– Ваш город – настоящая колыбель любви! – захихикала кокетливо миниатюрная старушка.

– Да. В те века это казалось чем-то из ряда вон выходящим. Любовная история монаха-художника и молоденькой послушницы, самой красивой девушки в городе, с роскошными, как золотой шелк, волосами. Ну, монахом он был, конечно, не простым, имел протекцию одного знатного рода. Так вот, для своих картин он видел лишь одно лицо, а именно лик Святой Маргариты. Настоятельница, зная о слабости маэстро к хорошеньким женщинам, вначале отказала в просьбе предоставить ему девушку в качестве модели. Но она недооценила дар художника убеждать и получать желаемое. Он не только нарисовал портрет. Под праздничную шумиху они вместе с красавицей-послушницей уехали из монастыря. Разумеется, с полного согласия последней.