волнуйся. Сможешь завтра утром?
– Если ты еще там, то могу и сейчас заехать.
У меня было еще десять минут в запасе, чтобы попасть к ней в клинику.
– Ну, сегодня у тебя уже вряд ли получится. Посмотри на часы!
Да уж! Похоже, я выпала из реальности! Кто из врачей ведет прием до столь позднего часа? Девятнадцать пятьдесят!
– Тогда до завтра.
Я убрала телефон, мысленно планируя завтрашнее утро, удачно припарковав Фуфи между Рено и Мерседесом. Все, теперь выдохну. Еще только семь минут – и отбой. Я медленно ступила левой ногой на землю и почувствовала острую боль от толчка в животе, от которой все вокруг закружилось. Прислонилась к машине, чтобы найти в сумке ключ. Подошла к магазину, отперла дверь и с радостью вдохнула сладко-ванильный запах. Только за одно это уже можно любить кондитерскую! Аж слюнки потекли! Представила, как буду вкатываться в эту маленькую стеклянную дверь через месяца три. Как все же хочется булочек с корицей! Если не смогу усмирить свои аппетиты, в дверь нужно будет пролезать, а не входить!
Нащупала кнопку, включила свет и снова почувствовала головокружение. Может, я голодна? Весь день как савраска в мыле. Отломила кусочек булочки, положила его в рот. Гормоны удовольствия тут же хлынули в кровь. Беременность не болезнь, разумеется, но и легких недомоганий никто не отменял.
Я опять набрала Энцо, но его телефон был выключен. На этот раз я всерьез забеспокоилась. Надо будет позвонить свекрови. Может, он все-таки у нее? На двери зазвенел китайский колокольчик. Я вытянула шею и увидела Марию Викторию, улыбчивую и круглую, словно луна. Знаю ее с тех пор, как стала здесь хозяйкой. Неделю назад ее муж заказал пятикилограммовый торт к дню рождения их детей-близнецов.
– Буонасера! Как поживаете? – спросила Мария, и мои губы сами растянулись до ушей. Ей невозможно было не улыбаться: сама приветливость!
– Благодарю, Мария, все хорошо. Вы за тортом?
– Да, как и договаривались. Мой муж, как всегда, задерживается. А нам приходится быть здесь и сейчас. Несмотря ни на что.
– Что поделать. Мы уже давно стали сильным полом, – я открыла дверцу холодильника и потащила на себя поднос. Тяжелый! Давай же, Ассоль! Ты сможешь! Внизу живота что-то потянуло. Я замедлилась, но не подала виду. Упаковала торт, завязала золотую ленту на синей коробке, пробила чек, – Шестьдесят восемь евро и три евро скидка. Шестьдесят пять. Вам донести коробку до машины? – У меня снова кружилась голова.
– Ну что вы! Я привыкла таскать своих телят, – Мария Виктория звонко засмеялась. – Будьте здоровы!
Потом на пути к двери добавила:
– Устрою своему муженьку взбучку за то, что все на мне, – она подмигнула и улыбнулась.
– Благодарю! Приятно повеселиться!
Когда китайский колокольчик у входа зазвенел снова, я вдруг почувствовала сильную усталость, что-то болезненно-горячее разлилось по низу живота, ноги подкосились и черная дыра поглотила меня.
Глава 18. Что-то сломалось
Я открыла глаза и зажмурилась от яркого света неоновой лампы. В палате с белыми стенами пахло лекарствами и вареной курицей. Правую руку защипало, и я увидела в ней иглу с прозрачным проводом. А рядом с больничной койкой капельницу. Мою левую руку держал Энцо и одновременно что-то искал в телефоне.
Во рту пересохло. Я хотела попросить попить, но едва смогла прошептать “воды”. Мы встретились с мужем взглядами, и он громко сказал:
– Ну, слава Богу! Пришла в себя. Пойду позову доктора. Только держись, все будет хорошо. Будут еще дети.
Я отвернулась и заплакала. Не хотела видеть рядом Энцо.
Мир стал для меня белым, когда я ждала ребенка и черным, когда его потеряла. Это значит, что что-то я сделала неправильно. Только что? Этого я еще не поняла.
– Может, за соком сходить? – предложил муж. – Тебе сейчас витамины нужны.
Я отвернулась.
– Если бы Мария Виктория не вернулась за свечами для торта, ты потеряла бы намного больше крови. Она твой ангел-хранитель.
“А где тебя черти весь день носили?” – хотелось закричать мне.
Его неожиданная заботливость меня сейчас раздражала. Я вдруг осознала, что совершила непоправимую ошибку, выйдя за него.
– Я не хочу тебя видеть!
– Причем здесь я? Врач сказал, что будут еще дети. Ну, не судьба значит пока.
– Да пошел ты!
– Да, врач меня предупредил насчет возможной агрессии. – Он взял меня за руку, но я выдернула ее, как первый седой волос.
– Тише ты! Вену себе проткнешь, – он оглянулся, будто боясь, что соседка по палате косо посмотрит. Потом принялся наводить порядок на тумбочке. Вышел из палаты и через несколько минут вернулся с пакетом сока.
– Ну, значит, я поехал в кондитерскую. Лея ждет меня с продуктами. Как закроемся, позвоню. Не будешь спать? Ну я это, сообщение тебе пришлю. Ну и ты дай знать, как ты тут, – он спрятал взгляд и заторопился к выходу.
Если бы у меня были силы, я бы устроила ему истерику с битьем посуды. Зачем мне сейчас его забота? Мне ничего от него не нужно. Тем более сейчас.
– Уходи! – тихо сказала я и отвернулась.
После Энцо в палату вошла медсестра. Отрегулировала капельницу, измерила давление, температуру и пульс.
– Долго меня здесь будут держать? – спросила я.
– Что, к мужу торопишься? Вон он какой у тебя заботливый!
– Да уж.
– Пару деньков и домой! – подбодрила она, подбодрила она, поправляя волосы под белым чепчиком.
А на следующий день я поставила подпись в формуляре и сбежала домой. Вернее, к бабушке, дом которой продолжала считать своим. Сбежала туда, где провела самые счастливые годы. Туда, где планировала начать новую главу жизни. Туда, где по соседству когда-то жила моя первая любовь. Надо подумать, как мне дальше быть с мужем. Если что-то сломалось в наших с ним отношениях, можно ли это починить и как. Раз за разом потери учили меня справляться со страхами и узнавать себя лучше. И теперь я знаю точно: я не хочу, чтобы отцом моих детей был Энцо.
Глава 19. Воровка жемчуга
Февраль, 2000 г. Тоскана, Италия
Я надеялась, что после маскарада смогу вернуться к повседневным делам, забыть и про Пьеро, и про свой неудавшийся брак. В конце концов, проблемы нужно решать по мере их возникновения, а работа – идеальный вариант, чтобы отвлечься от всего, что лезет в голову.
Лея с выпученными глазами была похожа на кошку, которую только что искупали. Увидев меня, она вскрикнула охрипшим голосом:
– Ассоль, это просто какая-то катастрофа! Я не понимаю! Из кассы пропали триста евро! А я ведь вчера перед уходом все подбила, разложила, как обычно. А сегодня их нет! Понимаешь? – Лицо Леи было такого же цвета, как безе с зефирами на подносе, которые она раскладывала дрожащими пальцами.
– Ты уверена? Еще раз проверь! – успокаивала ее я, вспоминая, брала ли деньги из кассы. Нет, оплачивала только картой. Значит… В голове нарисовалась картина вчерашнего вечера, когда Энцо стоял у кассы.
– Уже три раза! – Она часто заморгала, будто ей в глаз попала соринка.
– У Антонио спрашивала? – тихо уточнила я, размышляя, стоит ли мне выдавать мужа.
– Он же никогда к кассе не подходит, – удивилась Лея моему вопросу. Бабушка учила меня не обсуждать личную жизнь с подчиненными, но сейчас я не понимала, где была граница между работой и личной жизнью, и какую позицию мне занять.
– Может, кто-то из посетителей? – я состроила озадаченную гримасу и принялась перебирать старые бумаги с заказами для поставщиков.
– Я не отлучаюсь, пока в зале кто-то был, – напряжено парировала Лея.
– Скажи, а Энцо сюда при тебе заходил? – я отложила бумаги, оперлась на кассовый аппарат.
– Так не было его эти дни, – ответила она так, будто бросала мне вызов.
Как не было, если я своими глазами его видела? Выходит, Энцо зашел сюда, когда Леи с Антонио здесь уже не было. Но на что ему понадобились деньги? Он ведь мог предупредить. Что у него случилось? Что-то с матерью? Я гнала от себя подозрения, вспоминая супружескую клятву: “…в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас”. Ведь она стала для меня девизом семейной жизни с тех пор, как мы поженились. Если мне понадобилась пауза, это не значит, что я отказала бы в помощи.
– Какая же я глупая! Совсем забыла! Вчера вечером позвонил молочник. И вот, их взяла я.
Из кухни до меня донесся запах подгоревшего молока, и я пошла на него, чувствуя на себе взгляд Леи. Даже не хочу знать, о чем она сейчас думает. В конце концов, актрисы из меня не вышло, как и защитницы собственного мужа.
Я посмотрела в окно. У дороги, соединяющей нашу кондитерскую с площадью Святого Франческо, я заметила все ту же девушку лет пятнадцати в цветастой юбке. Она пыталась согреть окоченевшие пальцы собственным дыханием и приплясывала от холода около жестяной банки для подаяний. Воспользовавшись случаем, что в кондитерской никого не было, я сделала кофе в бумажном стаканчике и пошла к выходу.
– Ты куда, Ассоль? – обернулась на меня Лея, которая расставляла по полкам желто-коричневые упаковки с глазированными каштанами.
– Пойду угощу ее горячим. Бедолага! – я кивнула на бродяжку.
– Ааа, смотри осторожно. Она ведь ненормальная. Давненько ее здесь не было видно… – Лея живо вытирала пыль с полок и ставила на них коробки.
– Так ты ее знаешь? – поинтересовалась я. Мне казалось странным напряжение Леи.
– Нет, просто не нравится она мне, – с напускным безразличием ответила Лея.
Я вышла из кондитерской и, ежась от холодного ветра, удерживала обеими руками горячий стакан, чтобы согреться. Когда я приблизилась к обладательнице цветастой юбки, та потрескавшимися губами жалобно замычала:
– М-м-м!
Уставилась, как завороженная на мой жемчужный кулон, который много лет назад отважно отвоевала у цыган моя подруга Энн.
– Я тебе сегодня уже подавала! – протянула я ей бумажный стакан с напитком, поглаживая другой рукой холодный жемчуг.