“Твои серо-желтые стрекозьи глаза сводят меня с ума!” – гласила записка в том ящике. Не может быть, чтобы эту фразу написал когда-то Энцо! Ведь он ни разу мне ничего подобного не говорил. Жизнь его так потрепала, что он не помнит, что с ним было тринадцать лет назад, когда мы поженились, или его чувства ко мне охладели? Сомневаюсь, что он вообще меня когда-то любил.
Я набрала номер своего гинеколога:
– Привет, Сильвия!
– Синьора Массакра, приветствую! Надеюсь, ты звонишь мне с хорошими новостями? Всё идёт по плану? – вкрадчиво спросила доктор.
– Еще нет. Я не готова пока снова пробовать. Выпишешь мне противозачаточные? А я чуть позже заеду за ними.
Ну что же, вернусь к Энцо и со временем попробую смириться с ситуацией. Не платить же мне ему алименты! Нет любви, значит, будем искать другой фундамент для нашего союза. Хотя и дружбу я довольно быстро исключила. Ведь нам так и не удалось смотреть с ним в одном направлении. Ну почему всё так непросто?
Я сложила в ящик с секретом все самое дорогое, что хранила сейчас в сердце, включая записку, и вернула его на полку.
Проходя мимо кухни, увидела в окно, как какие-то незнакомые, ничем не примечательные мужчина и женщина, подходили к дому, где прежде жили Де Анджелис. Похоже, эта пара купила у них дом, но я об этом только догадывалась. Все-таки надо будет как-нибудь с ними познакомиться.
И тут я вспомнила, что еще не искала рецептарий в бабушкиной комнате. Там я сняла с шифоньера ее черную шляпу. Сердце екнуло. Я погладила ее и положила на кровать. Провела рукой вдоль крышки шкафа в поисках твердого корешка записной книжки. Но не обнаружила ничего, помимо тонкого слоя пыли.
Иногда мы ищем потерянные вещи где угодно, только не там, где на самом деле им место. Я открыла прикроватную тумбочку орехового цвета. Там до сих пор лежали бабушкины носовые платочки, а в глубине ящика я заметила зеленую коробку, притянула ее к себе и открыла шершавую, бархатную крышку. Внутри находились сигары, бумажные пакеты с табаком, зажигалки. А вот и ключ с головкой в виде ромашки. Не припомню, чтобы бабушка им что-то открывала. На самом дне шкатулки виднелась книжка в фиолетовом, похожем на жаккардовый, переплете с желтыми бархатными цветами. Бабушкин рецептарий! Я вытащила его, пролистала, останавливаясь на названиях рецептов, обведенных в рамку бабушкиной рукой: “Венские булочки”, “Улитки с изюмом и кремом”, “Круассаны от Маризы с фисташковым кремом”… А когда почти долистала до страницы с рецептом тирамису, то обнаружила, что больше половины листов вырвано. На следующей целой странице синие чернила поплыли то ли от дождя, то ли от слез, и мой взгляд упал на текст со знакомым именем:
“Алекс, зачем ты пришел в мою жизнь? Чтобы снова ее разрушить? Почему ты никогда мне ничего не рассказывал об этой девочке? Я смирилась с тем, что ты был женат. Но ЭТО! Для меня ты больше не существуешь.”
В горле застрял ком, на глаза навернулись слезы. Выходит, ее предала не только я одна! Бедная бабушка! Чтобы не разрыдаться, я часто вдыхала едкий травяной запах, который исходил из коробки. Когда-то он мне казался самым отвратительным на свете, а теперь стал особенно родным. Теперь я понимаю, почему индейцы курят трубку мира. Она сближает людей!
Я взяла сигару с зажигалкой, спустилась на кухню, где на столе все еще стояла бабушкина пепельница из светло-серых ракушек. Достала зажигалку, прикурила. Но затяжку сделать не удалось – дым сильно защекотал ноздри и горло, я больше не смогла держать его во рту и сглотнула. Приступ кашля раздирал горло, и в конвульсиях я отложила сигару в пепельницу, поднялась и налила себе воды. Сделала несколько глотков, но у меня закружилась голова, я принялась блуждать взглядом по кухне в поисках опоры. Остановилась на столике у стены, где за вазой с сушеной лавандой я встретила бабушкин гордый взгляд с фотографии десять на пятнадцать в черной рамке:
– Прости, ба. Как же я была неправа! Если бы можно было все вернуть назад и начать сначала, я бы сделала все по-другому!
Снова взяла в руки сигару и, наконец, сделала свою первую в жизни затяжку. Говорят, предметы хранят частичку тех, кому они принадлежали. Горькие сигары, кольцо на пальце, которое подарила бабушка, рецептарий и запись, сделанная ее рукой – все это будто говорило мне: «я тебя слышу». Было в этом что-то мистическое и пугающее.
Записка об Алексе разрушила мои представления о том, что ее жизнь, в отличие от моей, сложилась удачно. Что у нас за женская карма такая? Неужели я никогда не смогу найти свое счастье? Знать бы еще, где его искать.
Я сделала ещё одну затяжку, стараясь раскрыть для себя вкус табака. Получилось уже немного лучше, даже если наслаждения от курения я все еще не получала. Сквозь клубы дыма снова взглянула на бабушкину фотографию, любуясь ее гордыми аристократическими чертами, и вслух сказала:
– Баааа! Сегодня я возвращаюсь к нему. Так надо. По закону. Даже если я совсем этого не хочу. Но не хочу и алименты ему платить. Понимаешь?
В какой-то момент мне показалось, что с фотографии на меня смотрят совершенно живые глаза, и, печально улыбнувшись в белом дыму, подсвеченном солнечными лучами из окна, Сандра мягким, почти несвойственным ей тоном, ответила:
– Так ты ведь актриса, милая. А он играет с тобой, понимаешь?
– Ба, я запуталась. Не знаю, как мне дальше быть, куда идти. Ба, скажи, где мне его искать?
Но ожившая на несколько мгновений бабушка снова стала матовой фотографией с черной розочкой на рамке, которую я приделала на следующий после ее похорон день.
Глава 21. Все дело в шляпе
До Дня влюбленных оставалось несколько дней. На витрине стоял наш первый вариант “Красного бархата” – бисквит в форме сердца, украшенный лишь взбитыми сливками. Теперь мне предстояло заняться приготовлением тирамису по бабушкиному рецепту. Для этого мне понадобится прежде всего подходящий момент. Магия не любит спешки.
Высунув от усердия язык, Лея отрезала кусочек торта и положила его лопаткой на блюдце:
– Будешь снимать пробу?
Не дожидаясь ответа, она поднесла к моему рту вилку с большим куском красного бисквита, утопающим в белой кремовой массе.
– Ты с ума сошла! Мне же на фотосессию! Платье треснет! – взбунтовалась я, но помощница настойчиво держала вилку у моего рта.
Я покачала головой и отодвинула ее руку. Тогда Лея проглотила кусок сама и, причмокивая, сказала:
– Жаль! А я всю ночь из-за этого не спала. Антонио хочет добавить розы из белого и молочного шоколада, а я настаиваю на ключике из горького. Только ведь и белый, и горький мало кто любит. Так ведь?
“Она только из-за этого не спит? Мне бы ее проблемы!”
Я пришла в отчаяние, вспомнив, что мне сегодня предстояло, но выдавила из себя лишь многозначительное:
– И-и-и?
– Тогда мы с мужем остановились на молочном, но ключик все равно сделаем из горького, чтобы у покупателей был выбор.
– Умница! – похвалила я ее. В конце концов она радеет за пока еще мою кондитерскую.
– Ура-ура! – заликовала Лея, размахивая вилкой.
Я искала номер телефона клиента, который заказал торт на юбилей и спрашивал, сможем ли мы сделать доставку на два часа позже оговоренных шести.
Лея, безбожно гремя, загружала грязные миски в посудомоечную машину. В какой-то момент стакан выскользнул из ее рук и разбился, тогда она возмущенно прокомментировала:
– Вот! Только посмотри! Вспомнила о ней и тут же стакан разбила! Вот ведь язва!
Я напряглась:
– Кто?
– Снова приходила эта… Ну, со слащавым голосом и невоспитанными близнецами. Как ее? – брезгливо морщилась Лея.
– Мария Виктория? – В отличие от Леи я относилась к ней с теплотой. Если бы не она, скорее всего я бы уже была рядом с бабушкой и родителями на том свете, а мой муж – владельцем кондитерской и бабушкиной квартиры в придачу. – Что она тебе сделала?
– Пренеприятнейшая дама! “Фи! Что у вас тут за ассортимент? Даже комплиментов к покупкам не кладете! А тирамису и шоколадных роз в помине нет. Конечно, Ассоль, должно быть, слишком занята материнством…” Как тебе это? Тоже мне, инспектор! – кривлялась Лея, пародируя тонкий голос Марии Виктории.
Я печально улыбнулась и опустила взгляд, чтобы не показывать своего сожаления. Хоть я и собиралась скоро продать бизнес, но такие слова задевали. Все эти годы я делала все, чтобы продолжать бабушкины традиции. А сейчас мои усилия не приносят никаких результатов. Даже продать кондитерскую не в состоянии! Выходит, я о себе слишком высокого мнения.
– Могла бы сказать, что скоро и у нас все будет, – попыталась взбодрить ее я, но вышло совсем неубедительно.
– Ты ведь так часто говорила, что мы не можем себе этого позволить! – огорченно возразила Лея.
– Бизнес – непростая вещь для нас, блондинок, особенно, если надо изобрести нечто экономное, – с самоиронией ответила я. – Быстрее бы уже нашелся покупатель!
Я взяла из гардероба пальто, оделась на ходу:
– Все! Поехала на фотосессию. Еще к ужину надо подготовиться.
Лея заморгала:
– Это о чем я не знаю? Кстати, вчера вечером, когда я закрывала кондитерскую, Энцо мимо проходил. Но выручка в целости и сохранности. Скажи по секрету, у тебя кто-то появился?
Лею не проведешь! Конечно, она догадалась, что это Энцо имеет отношение к пропаже денег.
– Нет, Лея. К мужу возвращаюсь. Так надо! – твердо сказала я, чтобы убедить, прежде всего, саму себя.
– С ним однозначно что-то не так. Будь осторожна! – в глазах Леи мелькнула тревога. – Думаю, он не в себе.
– Не переживай, дорогая. Я не дам себя в обиду.
Я взяла свою сумку и засобиралась к выходу, но Лея меня окликнула:
– Ассоль! Прости. Я все понимаю, но нам правда очень нужно…
– Говори! – Я вернулась назад и приблизилась к ней:
– Ой, а что же ты в зеркало не глянула? Возвращаться плохая примета! – Но я махнула рукой, и она продолжила, – Хотела аванс у тебя попросить. Только на этот раз! Свекровь нужно специалисту показать. Сколько сможешь…