– Привет! Можно просто Билл, – добавил он.
Выходит, мытье полов с лавандой привлекло лишь хорошие новости от Делла Сета. Остальная часть вечера ничего приятного не сулила. Проводить его в такой мужской компании я не хотела.
– Простите, но я не ждала гостей, – я сверлила взглядом Поля, прекрасно понимая, что решает здесь он.
– А что это ты тут раскомандовалась? – Энцо оттолкнул меня и прошел на кухню.
Вскоре оттуда раздался звон крышек по кастрюлям, а за ним и скрип дверцы холодильника.
– Соль, что это за дела? – громко возмутился муж. Я, а за мной и Поль с Билли, прошли на кухню. Энцо, увидев нас, занегодовал, – Срочно накрой на стол для моих друзей!
Я уже собиралась напомнить пословицу про непрошенного гостя, на которого плохо смотрят и еще хуже обслуживают, но тут вмешался Поль:
– Послушай, Энцо, а почему бы нам не поехать ко мне домой и не продолжить вечер? У меня ведь большой дом с бассейном. Искупаемся, запечем на огне мясо, рыбу и все такое, – он подмигнул, приближаясь ко мне, и нежно коснулся талии.
Энцо задумчиво глянул на него:
– А что? Это идея, брат.
– Ассоль! – Поль с умилением посмотрел на меня. – Вас я тоже приглашаю!
– Нет, это исключено! – Я отскочила от него к окну. – Завтра у меня очень важный, ответственный день.
– Ты не хочешь поехать к моему другу? – Энцо подошел ко мне. Когда он схватил меня за подбородок, в его полных гнева глазах я заметила расширенные зрачки. Неужто он обкурился?
Муж больно сжал мне лицо:
– Как ты можешь? Я все это время был совершенно один! Феличите и той ты дарила больше внимания!
– Отпусти! – Я почувствовала, как кровь бросилась мне в голову, и с силой отдернула его руку. В тот же момент я поняла, какую большую ошибку совершила.
– Из-за тебя я бросила Сандру! Дура! И я еще надеялась что-то наладить!
Моему разочарованию не было предела! Глупая!
Энцо замахнулся на меня, но Поль встал между нами и миролюбиво попросил:
– Друзья, только не ссорьтесь! Ну, пожалуйста! Мы поедем ко мне и забудем все неприятности, – он повернулся к Энцо, – Мавр, ты ведь позволишь мне лицезреть твою жену?
– Если только посмотреть, – процедил сквозь зубы Энцо.
– Видишь, Ассоль? Мой друг знает, что может мне доверять.
Черт внутри меня захотел взять реванш за все эти годы. Да! Хочу объяснений с Энцо! Мужчина, который так смотрит и говорит, вряд ли может испытывать любовь к своей жене. И я собираюсь прояснить это, чтобы сделать окончательный выбор.
Глава 28. В логове Монтанье
Поль уговорил меня сесть вперед к нему, а Энцо с Билли устроились на заднем сидении. Когда черный Порш уже несся по автомагистрали, в трубке раздался встревоженный голос Энн:
– Фасолина, с тобой все хорошо? Ты у меня из головы весь день не выходишь!
Я хотела уже печально отметить нечто из серии: “Слава Богу, что хотя бы ты обо мне помнишь”, но вместо этого заверила:
– Еще бы! Мы с Энцо и его друзьями едем на романтический ужин!
Она присвистнула и с изумлением переспросила:
– Друзья Энцо?
– Ань, да. Так надо, – сказала твердо я уже по-русски.
– Послушай, если что, я на связи. Вы же не до глубокой ночи там сидеть собираетесь? Горю от нетерпения узнать все новости. И кое-что о его именитых дружках, – она сделала акцент на последних словах. – Ты уверена, что можешь им доверять?
– Угу, – конечно, его дружки и у меня вызывают большие сомнения.
– Странная ты какая-то! – не отставала подруга.
– Вечер с мужем, все как надо, – я изо всех сил изображала непринужденность.
– Фасолина, не нравится мне все это. Скажи, где вы, я за тобой сейчас же заеду. – Анька снова включила заботливую маму, чем на мгновение заставила меня сомневаться, правильно ли я поступила, уехав с ними.
– Ань, не переживай. Я же за-му-жем, – растянула слова, чтобы успокоить, прежде всего, саму себя. – Чмоки!
– Пошли хоть смс-ку, как вернешься. Мы с Умберто рано отправимся в дорогу, и я хочу выспаться, а не думать, что там у тебя.
Когда я убрала телефон, Поль неожиданно поинтересовался:
– Ассоль, надеюсь, ты захватила с собой купальник?
Я удивилась:
– Так ведь еще зима на улице!
– Вода в бассейне плюс двадцать шесть, как на курорте. Да и вечер обещает быть жарким, – в ответе Поля послышалась игривость, и он нажал на педаль акселератора. Только сейчас я обратила внимание на одну деталь: он совсем не улыбался глазами.
Энцо сзади что-то бубнил на сицилийском диалекте Биллу. Лишь изредка мне удавалось разобрать среди слов свое имя.
По радио заиграла знакомая мелодия в новой аранжировке. Приятное тепло наполнило грудь – ведь это была та самая песня, под которую я впервые увидела Леонардо. Только теперь ее пел женский голос. Я сделала громче и погрузилась в воспоминания о нем, о нашем первом поцелуе на мосту Влюбленных. Это был новый шаг, когда мы впервые обменялись частичками себя. И вдруг осознала, что ничего подобного не испытывала с Энцо. Даже не помнила, когда в последний раз целовались с ним.
Я еще старалась склеить вазу, которая разбилась задолго до того, как мы поженились, и я попала в капкан слова “любить”. Дело в том, что в итальянском языке есть два варианта сказать “люблю”. Если произнесешь “ти амо”, то ты боготворишь объект любви и вкладываешь в него все, на что способна, а если “ти вольо бене”, то просто желаешь ему всего хорошего и все тут.
Да, я хотела для Энцо добра, но уж точно не боготворила его. Как-то поделилась этим с Энн, и та даже предложила мне пойти с Энцо к ее знакомому психологу. Но что бы я ему сказала? Что никогда не была способна на большее, чем “ти вольо бене”? Как жаль, что это осознание пришло ко мне только сейчас, в этой машине, рядом с людьми, которых никогда не смогу понять. Я всегда панически боялась вызовов судьбы, а сейчас по первому зову вступила в игру на чужой территории по чужим правилам. Что ж, я хотя бы попытаюсь.
Минут через пятнадцать-двадцать мы уже поднимались по светло-серой, узкой дороге из мелкой гальки вдоль гладко постриженных зеленых холмов. Им на смену совсем скоро пришла полоса густого леса с зарослями ежевики. А чуть выше показался и сам дом из серого, пористого камня, над которым виднелась небольшая надстройка с белым балкончиком.
– Красиво! – восхитилась я, хотя было в этой вилле что-то холодное и даже агрессивное.
– Да, совершенно с тобой согласен. Моих французских предков тоже очаровал этот тосканский уголок. Хотя долгое время они жили на Сицилии.
Мы въехали в ворота, и Поль глянул в заднее стекло, прежде чем припарковаться, чтобы убедиться, закрылись ли они.
Затем он достал из бардачка ключи, портмоне, очки и пригласил нас к тяжелой на вид, темно серой входной двери, неприступной, словно вход в хранилище банка.
Пока он открывал ее, мы оказались рядом с Энцо, и я еле слышно спросила:
– И давно вы знаете друг друга?
– Какая тебе разница? – вскипел он. – Да, забыл, что жена вдруг стала мной интересоваться!
– Ты совсем спятил? Это мне стоило бы сказать о тебе! – рассердилась я.
– Тс-с-с! Ребята, это мой храм, и я не люблю, когда в нем ругаются! – рассмеялся Поль. Обернулся ко мне и взял под локоть. Тут дверь открылась и перед нами появилась длинноногая брюнетка в откровенном белом платье, обтягивающем пышные средиземноморские формы.
– Матильда, ты уже здесь? – удивился Поль, будто девушка успела слетать на метле на Луну и вернуться обратно.
– Конечно! По первому зову, дорогой.
Она смачно чмокнула Поля в губы, потом очень фамильярно обратилась к Энцо:
– Привет, Мавр. Давненько не виделись!
“Мавр! Она так близко с ним знакома? Что еще интересно я узнаю о муже за этот вечер?”
– Ну и ты тут не каждый день. Знакомься, это Ассоль. Она тоже русская, – он даже не кивнул на меня, словно я была его консьержкой.
– Энцо, мы столько лет друг друга знаем, а ты все никак не запомнишь, что я из Румынии, – пафосно заявила Матильда, гордо подняв голову.
– Один черт! – огрызнулся он.
Я дружелюбно протянула девушке руку, пусть она и раздражала меня своими манерами.
– А ты, Мати, как всегда, в отличной форме! – бросил ей Энцо с восхищением.
Девушка захихикала, едва коснулась моей ладони и снисходительно спросила:
– Ты ведь не ревнуешь его ко мне?
Окинув моё закрытое платье презрительным взглядом, она прокомментировала:
– Слишком скромна для нашей вечеринки!
“Удар ниже пояса, трансильванская гончая!” – в сердцах подумала я, украдкой поглядывая на плавные линии обтягивающего платья-чулка.
Но тут раздался голос Поля:
– Ну что вы стоите в коридоре, как не родные, ей богу!
Мы вошли в большой, с желтыми стенами, зал со сводами, расписанными средневековыми библейскими сюжетами, по которому витали не легкие аппетитные ароматы еды, а какие-то тяжелые, навязчивые и незнакомые запахи.
В самом центре зала располагался широкий прямоугольный деревянный стол и такие же стулья. Он был небрежно заставлен тарелками с закусками, бутылками с напитками, в том числе и алкогольными, приборами и бокалами.
Слева я заметила кухню, дверь из которой вела в просторный патио, а рядом окно. Через него сквозь темно-фиолетовые тучи пробивались иголки холодных зимних лучей заходящего солнца. Справа на второй этаж вела винтовая лестница из серебристого металла. На стенах простенькие, но элегантные точки подсветки конусами рассеивали свет над женскими портретами, похожими на те, что я видела когда-то в преторианском музее.
Огромных размеров угловой диван утопал в парчовых подушках. В глубине зала перед затухающим большим камином на медвежьей шкуре тоже валялись несколько таких же подушек. Справа стоял музыкальный центр с колонками по углам.
Я засмотрелась на портрет очень красивой девушки на фоне других картин, когда вдруг ощутила на талии чью-то руку и подпрыгнула от неожиданности. Это был Поль. Горячо дохнув мне в ухо, он произнес вполголоса: