Мы колесили с ней по всей Италии. Я отрастил бороду, следовал завету Господа и помнил, что церковь – единственное место, которому я еще мог доверять. Но день за днем я продолжал терять память и совсем скоро уже не помнил своего детства. Испытания нейролептиками оставили на мне свой след. Тогда я решил вести этот дневник. Отныне, пока жив, моей памятью будет он.
Год назад я почувствовал какое-то необъяснимое желание снова двинуться в путь – зов сердца. И мы приехали с Эммой в Тоскану. Теперь эти бродяги – моя новая семья. Я уже почти не помнил своего прошлого, но у меня было настоящее. В конце концов, мы все здесь невидимые, у кого больше нет собственного голоса. Кто еще о нас позаботится, если не мы сами?”
Далее текст прерывался. Следующие десять страниц были абсолютно пустыми. И никакого упоминания о Леонардо! Где же он? Что с ним стало? Не в женском же монастыре, адрес которого был указан на последней странице! Может, Алекс собирался оставить там Эмму?
Но меня прервал голос охранника:
– Синьора Надеждина, можете пройти. Ваш муж ждет вас.
Я зашла в переговорную комнату. В американских фильмах посетители общаются с заключенными через стекло, по телефону, поэтому я совсем не ожидала увидеть лицо мужа так близко, когда села напротив него за серый холодный стол. Он приподнял брови, все лицо Энцо подергивалось от беспокойства:
– Соль, почему ты в трауре? Кто-то умер?
– Ее больше нет.
– Мать?
– Той Ассоль, которая не хотела замечать очевидное: что любого человека можно изменить. Что любая сказка способна стать былью.
Энцо выдохнул и ухмыльнулся:
– Не ожидал, что ты так скоро захочешь меня видеть.
Заглушив всплеск эмоций, я вытащила бумаги из сумки и с уверенностью подвинула их к нему:
– Я подаю на развод. Мне нужна твоя подпись.
Видно, он не ожидал такого поворота, скривил рот, чтобы что-то сказать, но я решительно перебила его:
– И не смей торговаться!
Он же раздраженно буркнул:
– Муж в тюрьму, а ты сразу разводиться!
– Ты все еще уверен, что я полная дура и ни о чем не догадываюсь? – Внутри поднималась волна гнева.
– Я только одного не пойму: почему же Сандра не остановила тебя, когда ты замуж за меня выходила? Да она же хотела избавиться! – огрызнулся он и взял в руки бумаги, словно собирался их изучить.
– Зато я догадываюсь, почему ты захотел на мне жениться.
Он не ответил, пролистывая документы.
На удивление, я была абсолютно спокойна:
– А что касается бабушки, в день похорон моих родителей мы с ней договорились не мешать друг другу жить.
Энцо отложил бумаги и горько ухмыльнулся:
– Ты меня никогда не поймешь. Ты не знаешь, что такое не иметь детства. Думать только, как бы выжить. Я хотел стать музыкантом, а на Сан-Ремо взяли Леонардо. А я так, за компанию. Думал выучиться на механика, как Алекс Де Анджелис, а дед заставлял меня прогибаться под тех, у кого есть деньги и власть.
Он надеется на мою жалость? Ну уж нет.
– И передавай привет твоему кузену. Я знаю, как ты ловко все подстроил с кольцом!
Энцо, не ожидавший услышать это от меня, отчаянно покачал головой:
– Думал, что, если на тебе женюсь, то смогу что-то изменить. Ведь с кольцом все пошло как по маслу. Нужно было просто доставить его твоей бабушке, когда она размером ошиблась. Я, конечно, хитрец, но вряд ли смог бы придумать такой идеальный план.
– И судьба оказалась на твоей стороне, – констатировала я. – А почему ты никогда не рассказывал про своего деда Дуччо? Про его особые отношения с дочерью, твоей теткой?
Его лицо вытянулось и побелело. Я же продолжила:
– Упс! Кажется, ты не ожидал. У меня и для твоего дружка Поля хорошая новость. Я нашла дневник Алекса, где он в подробностях описал, кто навещал его в психбольнице и что с ним вытворял. Кстати, тот дневник уже в руках комиссара, – конечно, я лгала, но это было необходимо, чтобы защитить нас с Алексом.
Жалкий вид мужа и понимание, что его никто и никогда в жизни не любил, даже собственная мать, слегка притупили мою ненависть. Как же хорошо, что я так и не стала матерью его детей!
– Я бы смогла тебя однажды полюбить. Но ты не дал мне и шанса, – все, что я сумела ему сказать.
Почему наедине с собой мы тонем в потоке фраз, которые планируем сказать кому-то при встрече, а когда она происходит, впадаем в ступор, не позволяющий выразиться? Перевела взгляд на бумаги, после свидания передам их его адвокату, и в течение нескольких недель нас с ним разведут.
К моему удивлению, он снова приблизил к себе документы и быстро пробежался глазами по тексту.
Взял ручку со стола, поставил напротив галочек подписи, придвинул ко мне и переплел пальцы на столе перед собой:
– Раз уж ты знаешь про Марину, то имей в виду – мы подрались с Лео не из-за твоего кольца. В тот день Лео обвинил во всем моего деда. Я был зол на него! Но потом бабка мне все рассказала. В тот самый день, когда ее ударил инфаркт. Это она помогла Марине бежать, и дед собирался ее за это убить. Но Господь не позволил ему это сделать. Забрал ее к себе раньше.
Его лицо стало еще несчастнее от безысходности, и в глазах появилась обреченность:
– От своих корней далеко не уйдешь, Соль. Если твой дед сущий дьявол, то ты тоже кому-то обязательно разрушишь жизнь.
– В таком случае ты мог бы убить этого монстра Поля! Но тебе больше нравилось издеваться над слабыми! Ты убил Феличиту! Ты позволил старому ублюдку изнасиловать меня! Ха! Твоему другу! – Нервная дрожь охватила меня, когда я осознала, с каким чудовищем жила все эти годы.
– Не переживай, Соль. Час расплаты настанет и для него… – Энцо смиренно опустил голову, посмотрел на свои руки, и когда охранник удалился, добавил, – Как и для деда. Это ведь я… помог ему упасть на садовые ножницы… – В его помутневших глазах блеснули искры гнева.
– Хоть что-то хорошее ты все-таки сделал! – воскликнула я. – А где деньги, которые Поль дал твоему деду, чтобы разорить Алекса?
– Нет их у меня! Мне бы они тоже не помешали! Но Полю все равно, что у меня больная мать и счета по ее уходу. Я не платил Изольде уже несколько месяцев и потому боялся там появляться. Он обещал мне хорошо заплатить, если найду картину. Я бы потом все тебе вернул.
– Ты чудовище! – воскликнула я, сжимая кулаки. – Какое же ты чудовище!
Но Энцо хладнокровно продолжил:
– Это ты выросла за пазухой у бабушки, в сытости и достатке. А я с десяти лет только и видел, как рушатся семьи, как дети теряют родителей, а родители – детей. Как одним щелчком кто-то решает, что ты больше не жилец. Помню, как мы летом приехали с дедом на Сицилию. Нас встретили демонстранты с лозунгами “Коза ностра дает нам работу”, “Коза ностра – это уверенность в завтрашнем дне”. Мне казалось, что быть мафиози – это благородно. А потом отца убили. Куда мне было деваться? Что бы я мог изменить? А Поль пообещал мне помогать, если буду с ним.
Я ужаснулась:
– Выходит, это ты избил Алекса?!
Но Энцо возбужденно закачал головой:
– Это не я, Соль! Клянусь своими… своим отцом! В тот вечер, перед тем, как приехать домой, я слышал, как кто-то ему чирикнул, что Алекс снова в Тоскане. Что его видели рядом с домом священника. Мы заехали его навестить перед тем, как вернуться домой. Я там был, но пальцем его не тронул! Поль с Билли, это все они!
К нам подошел охранник, давая понять, что время истекло.
Поднимаясь и убирая подписанные документы в сумку, я тихо сказала:
– Слава богу, он жив. Надеюсь, ты не скажешь об этом Полю.
Энцо тоже поднялся и оперся о стол руками:
– Соль, я выродок и чудовище, но капля человечности во мне еще осталась!
Охранник подал знак следовать за ним, но Энцо стоял как вкопанный и вполголоса произнес:
– Знаю, что мать Лео живет на одной частной вилле. Там раньше женский монастырь был. Вроде она так и называется «Монастырская усадьба». Там ты, скорее всего, что-то узнаешь о своем Лео. Только… – Охранник взял его под руку, и прежде чем уйти, Энцо сказал, – Позаботься там о моих…
Энцо посмотрел на меня взглядом, в котором я прочла непонимание, как жить дальше, сожаление, опустошение и еще много чего, что мне было незнакомо и что варилось в его голове.
Проводив взглядом сгорбленную фигуру мужа, я проверила телефон – на экране высветились четыре пропущенных звонка из виллы «Фиорита» – подошла к проходной, сдала пропуск, забрала свое удостоверение личности и направилась к выходу. Прочла эсэмэску от Энн: “Доктор Чони просит, чтобы ты срочно приехала”.
Прежде чем завести машину, я поискала в интернете номер монастыря, который теперь назывался «Монастырская усадьба». Поиск выдал два номера, один из которых оказался несуществующим. Когда я набрала второй, мне ответил глухой женский голос:
– Пронто!
– Какое счастье! – взволновалась я.
– Ми дика?
Я облегченно выдохнула:
– Я ищу родственников Алекса Де Анджелис. Вы что-нибудь о них знаете?
– Кто именно вам нужен? – в голосе послышалась заинтересованность.
– Леонардо… – сглатывая слезы, пробормотала я.
– Его сейчас нет, он в отъезде. Что-то передать?
– Нет, спасибо.
Глава 43. Лети, душа, Babbino mio!
На вилле «Фиорита» уже вовсю цвела мимоза и радостно чирикали птицы. Я бежала по лестнице наверх, умоляя Алекса не уходить без меня. Но у палаты встретила двух медсестер, а вслед за ними вышел и доктор Чони:
– Мы вас искали. Только что установлен факт смерти. Ее причины нам уже известны. Теперь надо, чтобы кто-то занялся сертификатами в муниципалитете. Тело приведут в порядок и перенесут в часовню при клинике.
Я немного опешила, выдохнула и вошла.
Голова Алекса была чуть повернута влево, на лице застыла та же усмешка, с которой он встретил меня в поезде. Очень грустно было осознавать, что мы уже никогда не поздороваемся с ним, не встретимся на воскресном обеде. Он больше не придёт мне на помощь.