Вспомнив, что, перед тем как войти в клинику, я отключила звук на мобильном, я проверила его и обнаружила, что мне звонила Энн – целых шесть раз! Они с Умберто только что вернулись из Женевы. Когда я набрала номер Энн, меня чуть не снес нетерпеливый напор в ее голосе:
– Одна птичка мне насвистела, что в клинике был Леонардо! И что? Он женат? Дети? Ну?! Вы дали друг другу второй шанс? Когда вы встречаетесь?!
– Энн, он приехал! Я поняла, что истосковалась. До сих пор не верю, что такое возможно! – взвыла я. – А вдруг он женат, и жена ждет его гостинице вместе с леонятами?
– Про леонят ты бы уже знала. Первое, чем хвастают итальянцы, а особенно Львы, – это своими детьми. И потом, Фасолина, ты столько лет ждала не ради того, чтобы его жена думала, будто ты непорядочная девочка. В нашем возрасте это уже просто неприлично.
Она сделала паузу, скрипнула чем-то похожим на дверцу шкафа и продолжила:
– А еще напоминаю, что сегодня новолуние с Венерой в благоприятном аспекте к Марсу и Плутону. Позволь себе если не новую жизнь, то хотя бы пятизвездочный секс. Там, где смерть, обязательно родится что-то новое.
– Ты о чем? – опешила я, ибо ее слова были больше похожи на совет мамы, которая бы настойчиво напоминала о том, как громко тикают мои биологические часы.
– Так, ни о чем. Ты ведь отнесла на помойку чемодан с табличкой «Прежняя жизнь»?
– От сердца оторвала! – печально воскликнула я, вспоминая, как долго стояла около мусорного бачка, прежде чем бросила в него старый маленький чемоданчик. Энн посоветовала сложить туда бирюзовое платье, в котором я ходила в музей на выставку об истории гвельфов и гибеллинов, мой первый самоучитель итальянского, мои очки с розовой оправой, которые я уже давно заменила на контактные линзы. А еще дневник, которому я доверяла свои чувства к Лео и где хранила засушенный помолвочный василек, который потом перекочевал в медальон.
– Умница! Не печалься. Нужно освободить место для нового.
– Новое? Я не хочу никого нового! Я хочу Лео! – ныла я.
– Неужели ты думаешь, что в мире еще существует «жили они долго и счастливо и умерли в один день»? Ну и что, если он женат? Ты же не сложишь лапки, если это так?
– Не знаю, Энн. Я уже не та, какой была лет пятнадцать назад. Переросла свою девичью мечту.
– Только не говори, что ты разочарована?
* * *
Сегодня счастьем для меня было то, что в день святого Валентина в кондитерской случился полный аншлаг. Даже Пабло стал более разговорчивым, а под его черными, словно шоколадное драже, глазами блестел выступивший от усердной работы пот. Лея только и успевала что отходить от столиков с заказами, пробивать чеки, подавать чашки и собирать коробки с пирожными. Кажется, я пришла вовремя, сменив ее у кассы.
Теперь ни один посетитель не уходил от нас без сладостей к празднику. Тем же из них, кто сомневался, я советовала: «Если вы купите еще один десерт на вынос, то розу святого Валентина я положу вам в подарок. А еще вот, наш фирменный комплимент».
Вскоре в очередь влюбленных влились работники из банка напротив. Директор с бычьей шеей и красным галстуком похвалил меня за оригинальную идею с портретами и в конце добавил:
– Вы достойно продолжаете дело вашей бабушки. Таких милых подарков за покупку я не получал даже в ее времена!
И вдруг сердце сжалось оттого, что стало жаль продавать кондитерскую, особенно сейчас, когда я, наконец, почувствовала себя ее полноправной хозяйкой. А вдруг покупателем окажется человек, не способный ее полюбить, как это умели мы с бабушкой? А может, еще не поздно? Я ведь смогу все исправить!
С фотографии напротив главного входа на меня смотрела уже не пугливая синичка, нет. Самодостаточная женщина, которая знала, куда ей дальше идти и с кем. Я взглянула на циферблат: четыре часа. Леонардо снова задерживается. Похоже, опаздывать у него в крови, и с этим ничего не поделаешь. А вдруг он и вовсе не придет?
Но сейчас мне стало немного не по себе по другой причине. Тревожилась я от странного ощущения, что только что проглотила свой любимый торт, и мне его стало слишком много и приторно. Но разве можно пресытиться мечтой, к которой я так долго шла? Времени на раздумья не оставалось. Торговля шла бойко, Антонио только и успевал приносить с кухни подносы с «красным бархатом», зепполи и, разумеется, моим фирменным тирамису со щепоткой волшебного порошка из лепестков василька. На любовь.
Лея уже подбивала выручку:
– Ассоль! Это катастрофа! – тараторила она возбужденно. – За этот день мы заработали столько, сколько обычно получаем за месяц! Если дела пойдут так и дальше, тебе вряд ли придется продавать кондитерскую. А на Пасху мы придумаем…
Вдруг из уст Леи послышался пронзительный возглас, напоминающий звук сирены. Она быстрым шагом бросилась в сторону окна рядом с входной дверью:
– Ах ты, чучундра полоумная! Только посмотрите на нее! Будто для тебя окна драила!
Прислонившись лицом и ладонями к стеклу, на улице стояла Эмма и заглядывала внутрь. Надо было срочно ее спасать, Лея страшна в ярости! И заторопилась к ней. Увидев меня, Эмма замычала, схватила мою руку и потянула в сторону площади.
– Подожди! Эмма, не могу я сейчас! Да подожди ты! Дай хоть пальто прихвачу.
Несмотря на тревожное мычание Эммы, я освободила руку, забежала в кондитерскую, взяла из гардероба пальто, и последовала за девушкой под неодобрительными взглядами Леи и Пабло.
Глава 45. 160 васильков на проволоке
Я едва поспевала за Эммой, путаясь в подоле платья, пока она упорно тянула меня за собой через центр города. Всю дорогу девушка что-то мычала, но я ни слова не понимала и уже нервничала. Что там еще могло случиться?
Когда мы прошли мост и вдали показался пустырь, я сообразила, что она ведет меня к тому месту, где стоял белый фургон Алекса.
– Эмма, мы ведь могли на машине сюда быстрее добраться!
То, что я увидела, вызвало мое изумление, будто я попала в цветочную страну. Теперь по периметру стояли металлические фонари. К трем из них была прикреплена колючая проволока, на которую несколько бродяг цепляли цветы. О боги: это были васильки! С одним из бомжей я уже разговаривала – на нем по прежнему был плед с феями. Двух других узнала по сланцам, торчащим из коробок, когда только пробовала пробираться в фургон Алекса. Две женщины, одетые не к месту в пестрые платья и спортивные штаны, приводили в порядок спальные места под коробками. Чуть поодаль у костра группа других бомжей, среди них пара женщин, грели руки у костра.
Леонардо только что закрепил плафон на одном из фонарей и слез со стремянки. В вечернем свете головки васильков печально свернулись, будто грустили.
– Так много васильков! – я поежилась от зябкой февральской сырости.
– Да, сто шестьдесят! На каждый шаг нужно цеплять один василек! – ответил бородач в розовом пледе, который откликался на имя Дарио, и нырнул в корзину за очередным цветком, где еще лежала целая охапка васильков.
Кажется, Леонардо тоже провел эту ночь за чтением дневника, раз решил разместить сто шестьдесят васильков на колючей проволоке – те ужасные сто шестьдесят часов, которые Монтанье подвергал Алекса пыткам. Недавно я заинтересовалась васильками и прочла, что они означали не только любовь и верность. В Японии, например, их до сих пор считают цветами правды жизни, а в Древнем Риме они символизировали служителей неба, посланных на землю, ради того, чтобы проповедовать людям веру.
Это был теперь и мой символ того, что все мечты исполняются. Хотя мечта – это не цель, это путь навстречу с ней. Только потом придется решать, что дальше с ними делать. Леонардо вытер руки бумажной салфеткой, приблизился ко мне и звучно поцеловал:
– Привет, красавица! Не удивляйся. Здесь будет манифестация в защиту «невидимых». Так называют бездомных, которых мы, обычные люди, не замечаем. А за каждым из них стоит история и трагедия жизни. Завтра сюда придет мэр с людьми. Некоторые из них хорошо знали деда. Они помогут устроить этих бедолаг в приюте. Тех, кто захочет, конечно.
Он поправил манжету рубашки, пригладил слегка взъерошенные волосы. Посредине лба я заметила у него две морщины, которых не было еще вчера.
– Ты помогла мне лучше узнать деда. Жаль, что я не его породы.
– Я тоже характером не в свою бабушку, – согласилась я. – Поэтому мы и встретили друг друга!
Тут в наш разговор вмешался Дарио:
– Да, Баббо меня спас, иначе я бы сдох, как собака. До последнего дня он заботился о тех, кого не замечают сытые люди.
Второй бомж, худой и беззубый, расправил лепестки на цветке и шепеляво прибавил:
– У меня часто болела голова, и он водил меня в аптеку. Давление мерить. Баббо дал мне таблетку и делал примочки, когда у меня поднялась температура.
Дарио подошел к костру и, как шаман, поводил над огнем руками:
– Он продавал свою технику на блошином рынке, чтобы отвести меня к специалисту. Мне поставили диагноз лейкемия, и Баббо доставал для меня дорогостоящие препараты. Звал еще с ним в церковь молиться. Но Богу нет до нас дела, если он забрал единственного человека, который о нас заботился.
Третий клошар, тот, что стоял подальше, поправил олимпийку, поеденную молью, и достал серый пластмассовый футляр:
– Видишь мои очки? Это его подарок. Как-то в прошлом году я сказал ему: «Баббо, я так люблю читать, но ни хрена не вижу. А на помойке столько книг можно отыскать! Но где мне достать очки?». Тогда он куда-то исчез, а вечером надел на меня эти. Я был так счастлив! Мы его любили. Он ведь был нам как отец…
Тут его перебил Дарио:
– Я скажу вам кое-что важное. Пару недель назад наш приходской священник дал Баббо ключ от комнаты. Там можно было выпить горячего чаю, принять душ. Так вот, Баббо в тот вечер пошел туда, а обратно не вернулся.
– Вы хотите сказать, что кто-то его выследил? – спросил Леонардо.
– А что, для этого нужно быть сыщиком? Он ведь повсюду просил для нас одежду, писал плакаты: «Моим братьям не хватает одеял, обуви, еды». И люди приносили, что могли. Он даже списки вел, все у него было в каталог внесено. Вот каким б