— Се братия, грядете к нам на утешение граду нашему и на очищение Московскому государству!
Отказ от немедленного похода на столицу был связан, вероятнее всего, и с получением известий о событиях под Москвой. В Нижнем узнали о доставке провианта кремлевскому гарнизону из отряда Ходкевича, об отправке в Москву целого обоза из Ростова от сапежинцев, о поступлении на службу в Кремле шедшего с ростовским обозом отряда Будилы. Это означало, что московский гарнизон интервентов усилился при минимальном противодействии казаков, если не при полном их попустительстве. Могли дойти и сведения о начавшихся контактах воевод Первого ополчения с псковским самозванцем, который 4 декабря отправил в подмосковные таборы атамана Попова.
Последние строки многотомной «Истории государства Российского», которые успел до конца жизни дописать Карамзин, относились к концу 1611 года: «И что была тогда Россия? Вся полуденная беззащитною жертвою грабителей Ногайских и Крымских: пепелищем кровавым, пустынею; вся юго-западная, от Десны до Оки, в руках Ляхов, которые, по убиению Лжедмитрия в Калуге, взяли, разорили верные ему города: Орел, Болхов, Белев, Карачев, Алексин и другие; Астрахань, гнездо мелких самозванцев, как бы отделилась от России и думала существовать в виде особенного царства, не слушаясь ни Думы Боярской, ни Воевод Московского стана; Шведы, схватив Новгород, убеждениями и силою присваивали себе наши северо-западные владения, где господствовало безначалие, где явился еще новый, третий или четвертый Лжедимитрий, достойный предшественников, чтобы прибавить новый стыд к стыду Россиян современных и новыми гнусностями обременить историю, — и где еще держался Лисовский со своими злодейскими шайками… Тихвин, Ладога сдалися Генералу Делагарди на условиях Новогородских; Орешек не сдавался…»
Теперь все надежды России были связаны с Нижегородским ополчением.
«Князь Димитрий, Кузьма и все ратные люди положили упование на Бога, и как Иерусалим, говорит летопись, был очищен последними людьми, так и в Московском государстве последние люди собрались и пошли против безбожных латин и против своих изменников, — писал Соловьев. — Действительно, это были последние люди Московского государства, коренные, основные люди: когда ударили бури Смутного времени, то потрясли и свеяли много слоев, находившихся на поверхности, но когда коснулись оснований общественных, то встретили и людей основных, о силу которых напор их должен был сокрушиться».
Вскоре после 6 января 1612 года Пожарский и Минин известили города о том, что намерены идти на выручку к Суздалю, осажденному литовскими людьми. Именно Суздаль Пожарский предполагал сделать местом сбора ополчений из замосковных и рязанских городов.
Глава 5. «Совет всея земли»
В поход
Кремлевская Семибоярщина и поляки, похоже, узнали о создании Нижегородского ополчения довольно поздно — во второй половине января 1612 года. Оказать ему вооруженный отпор кремлевские власти были уже не в состоянии.
В их распоряжении оставалось все меньше войск. «Взбунтовавшись из-за задержки в выдаче обещанного рядовым жалованья или приняв участие в ссорах начальников, войска Гонсевского и даже Ходкевича в январе 1612 года перешли от конфедерации к дезертирству, — констатировал Валишевский. — Покружившись по московской территории, лучшие эскадроны вернулись в Польшу и там принялись с лихвой вознаграждать себя захватами из королевских, даже частных имений». Остатки польского гарнизона в Москве не могли выйти из города без риска сдать его Трубецкому и Заруцкому.
В феврале из Смоленска выступил на помощь осажденным в столице полякам полковник Струсь, но его отряд продвинулся недалеко. Попав в засаду партизан, Струсь понес большие потери и едва сам не оказался в плену. Отступая, солдаты бросили обоз.
У кремлевских бояр оставались в распоряжении лишь средства идеологического воздействия. Попытались использовать авторитет патриарха Гермогена. Затея провалилась, хотя и с фатальными последствиями для самого патриарха. Россия лишилась своего основного духовного оплота — патриарха Гермогена. В его гибели — и героизм, и несгибаемая воля. Предоставим слово «Новому летописцу»: «Литовские люди, услышав в Москве, что в Нижнем Новгороде собираются ратные люди, посылали к патриарху, чтобы он писал, чтоб не ходили на Московское государство. Он же, новый великий государь исповедник, отвечал им:
— Да будут те благословенны, которые идут на очищение Московского государства; а вы, окаянные московские изменники, будьте прокляты.
И после этого начали морить его голодом, и уморили голодною смертью, и предал свою праведную душу в руки Божьи в лето 7120 (1612) году, месяца февраля в 17 день, и погребен был в Москве, в монастыре Чуда архистратига Михаила».
Не без нажима со стороны поляков Семибоярщина пыталась подавать и собственный голос, который, правда, мало кто уже слушал. В январе кремлевские бояре выпустили как минимум три воззвания, направленные, прежде всего, против Нижегородского ополчения. Это было видно по адресатам — Кострома, Ярославль и Переславль-Залесский, то есть те города, на которые и нацеливалось ополчение. Как бы в ответ на призывы нижегородцев избрать «всею землею» нового государя, бояре настоятельно напоминали уже данную присягу Владиславу, которого они ждут «на его царьской престол к Москве с радостью вскоре». Этот аргумент Семибоярщина подкрепляла описанием казачьих эксцессов, печальными перспективами нового кровопролития и разорения страны.
Непохоже, что увещевания из Кремля хоть сколько-нибудь повредили делу Второго ополчения. Куда более значимыми и неприятными были действия правительства Заруцкого-Трубецкого.
Первоначально целью Нижегородского ополчения, судя по грамотам, отправленным в Вологду и Вычегду, был Суздаль. Собрав там ополчения из разных городов, Минин и Пожарский намеревались созвать, по сути, новый Земский собор, на котором и надлежало бы избрать царя. «Как будем все понизовые и верховые городы в сходе вместе, — писали нижегородцы, — мы всею землею выберем на Московское государство государя, кого нам Бог даст». План похода на Суздаль был разработан детально, но претворить его в жизнь не удалось. Заруцкий опередил Нижегородское ополчение, преподав ему наглядный урок.
Когда Сапега захватил Ростов, Заруцкий немедленно направил туда атаманов Андрея и Ивана Просовецких с казаками. Их выступление вынудило поляков оставить Ростов и отступить в Москву. После этого Заруцкий начал стягивать послушные ему части в район Суздаля и Владимира. По его приказу подкрепление атаманам Просовецким прислал туда и Арзамас. Тщетно Минин и Пожарский пытались угрозами и посулами призвать ратные силы из Арзамаса, как и из Курмыша, в свои ряды. Правительство Трубецкого — Заруцкого и Нижегородское ополчение изготовились вступить в открытое противоборство, подобно двум враждующим братьям.
Занятие Суздаля казачьими отрядами сорвало замыслы Минина и Пожарского. Тогда нижегородцы обратили взоры на Ярославль как ключевой пункт всего замосковного края. Путь к столице через Ярославль имел свои плюсы: позволял привлечь новые подкрепления с севера, дождаться казанцев, уберечь от поляков ресурсы Верхнего Поволжья и не вступать раньше времени в столкновение с отрядами Трубецкого и Заруцкого.
Но на Ярославль были устремлены взоры уже и подмосковного правительства. С уходом поляков из Ростова, как справедливо отметил еще Авраамий Палицын, «от Москвы и до Ярославля путь очистися». Этим и воспользовался Заруцкий, чтобы нанести удар по ненавистному Нижегородскому ополчению. Он послал из-под Москвы казаков захватить Ярославль. Туда же было приказано идти и Андрею Просовецкому.
Вскоре казачьи разъезды появились под Ярославлем. К счастью для нижегородцев, местный воевода Морозов и посадские власти уже имели тесный контакт со Вторым ополчением. Ярославцы немедленно забили тревогу и запросили подкрепления у Пожарского.
«Посылкой отряда казаков на Ярославль Заруцкий бросал уже открытый вызов земскому ополчению, — замечал Любомиров. — И в Нижнем приняли этот вызов, и не могли не принять. Дело ведь шло не только о том, что нижегородская рать не сможет, если Ярославль останется в руках казаков, соединиться „с ярославцы“. Нужно было спасать поморские города от казачьего вторжения, а значит и разгрома, и вместе с тем защищать собственное дело и существование, ибо сравнительно мало затронутый Смутою север мог больше всего послужить ополчению своей казной, а мы уже видели, какое важное значение имели деньги в организации ополчения».
Нижегородский совет принял решение о немедленном выступлении. Волей-неволей ему пришлось отказаться от идеи похода к Москве по кратчайшим путям через владимиро-суздальскую землю. Теперь предстояло проделать кружной путь по берегу Волги. Борьбу за столицу надо было начинать с севера.
Зима подходила к концу, и нижегородцам следовало спешить с походом, пока не наступила весенняя распутица. Несмотря на энергичные усилия, собрать крупные силы не удалось. Пожарский надеялся, что прибытие казанской рати удвоит его силы, но от Биркина не было вестей. Скрепя сердце князь Дмитрий отдал приказ о начале операции, так и не дождавшись многих потенциальных союзников.
«Наскоро» снарядили отряд под начальством князя Дмитрия Петровича Лопаты-Пожарского и дьяка Семейки Самсонова и поручили им «итти на спех в Ярославль». Лопата шел к Ярославлю кратчайшими путями, обходя крупные города. Неожиданно появившись у городских ворот, его отряд при поддержке местного населения и воеводы оперативно очистил окрестности от казаков. Захваченных казаков воевода отправил в тюрьму. Андрей Просовецкий, уже подходивший к Ярославлю с юга, предпочел повернуть назад.
Получив об этом известие, Минин и Пожарский двинули в поход и главные силы ополчения. Баим Болтин зафиксировал, что это было «в великий пост». У православных он начинается после вечерни в Прощеное воскресенье. В 1612 году оно пришлось на 23 февраля. Ополченцы простились с родными и близкими и покинули Нижний Новгород. На этот момент в состав Нижегородского ополчения входили дворяне и дети боярские из Смоленска, Дорогобужа, Вязьмы, Рязани, Коломны, казанские татары и нижегородские стрельцы численностью, вероятно, около трех тысяч человек.