По поводу пышной свадьбы воцарившегося в Кремле Лжедмитрия и Марины Мнишек столицу наводнила ее многочисленная польская свита, это явилось одной из причин острого недовольства москвичей, не оценивших также прозелитского рвения иезуитов, воспринимавшегося как святотатство.
Конрад Буссов справедливо замечал, что Лжедмитрия погубили два порока — беспечность и тщеславие: «Беспечность приняла у него такие размеры, что он даже гневался на тех, кто говорил об измене московитов и о том, что они намереваются убить его вместе с поляками. Тщеславие ежедневно возрастало и у него, и у его царицы, оно проявлялось не только в том, что во всякой роскоши и пышности они превзошли всех других бывших царей, но он приказал даже именовать себя „царем всех царей“».
17 мая 1606 года Василий Шуйский, еще недавно исполнявший самую почетную обязанность тысяцкого на свадьбе царя Дмитрия Ивановича, направил действия толпы. Тем ранним субботним утром на Красную площадь побежали люди с криками:
— В город! В город! Город горит!
Во всех кремлевских храмах ударили в колокола. Стрелецкая охрана у ворот Кремля была сметена. Около двухсот заговорщиков, в основном — дворян, побежали к дворцу, где находилась царская чета. Внутренняя охрана из эффектных немецких алебардщиков оказалась беспомощна перед людьми с саблями и ручными пищалями. Дневавший и ночевавший у царских дверей боярин Петр Басманов был убит вместе с оставшимися верными царю Дмитрию охранниками. Самозванец безуспешно искал свой меч, хранителем которого был мечник князь Михаил Васильевич Шуйский. Схватка у дверей царских покоев позволила самозванцу бежать через другой выход, крикнув в окно Марине Мнишек:
— Сердце мое, измена!
Лжедмитрий выпрыгнул из окна во двор с высоты 7–8 метров и упал, потеряв сознание.
Тем временем в Кремль уже ворвалась толпа, влекомая криками:
— Литва бояр бьет! На помощь боярам!
Лжедмитрий попал в руки стрельцов, которые привели его в чувство, облив водой. Царь умолял защитить его от изменников Шуйских, привести его на Лобное место, где он мог бы обратиться к народу, обещал пожаловать стрельцов за это дворами бояр-предателей и женить на боярских женах. Стрельцы было начали защищать Лжедмитрия от натиска заговорщиков. Но скоро отступили из-за угроз со стороны дворян перебить стрелецких жен и детей. Стрельцы «опустили свои пищали».
«Видно, так угодно было Богу, не хотевшему долее терпеть гордости и надменности этого Дмитрия, который не признавал себе равным ни одного государя в мире и почти равнял себя Богу», — заключили послы Николай Олесницкий и Александр Гонсевский, составившие по горячим следам донесение о госперевороте. Бояре обвинили царя в том, что он «не действительный Дмитрий, а Гришка Отрепьев». Князь Василий Голицын объявил от имени Марфы Нагой, что «она сознается и говорит, что он не ее сын, что ее сын Дмитрий действительно убит, и тело его лежит в Угличе». Лжедмитрий настаивал на своем царском происхождении.
Препирательство могло продолжаться долго, но тут свой приговор вынес дворянин Григорий Валуев. Он протиснулся через толпу и выстрелил «из-под армяка» в царя из ручной пищали. Толпа бросилась терзать мертвое тело.
«Истинный царевич» в момент сделался «расстригой» и «еретиком». Во время переворота был низвергнут патриарх Игнатий и убито от двух до трех тысяч русских и поляков. Марину Мнишек взяли под стражу и выслали в Ярославль. Сдавшихся сторонников Лжедмитрия изгнали из Москвы.
Убийство Лжедмитрия I, считал Карамзин, «имело ужасные следствия для России; могло бы иметь еще и гибельнейшие. Самовластные управы народа бывают для гражданских обществ вреднее личных несправедливостей или заблуждений государя. Мудрость целых веков нужна для утверждения власти: один час народного исступления разрушает основу ее, которая есть уважение нравственное к сану властителей. Московитяне истерзали того, кому недавно присягали в верности: горе его преемнику и народу!»
Глава 2. Под властью Шуйского
Царь не настоящий
Москва осталась без царя. По удачному выражению члена-корреспондента Императорской Санкт-Петербургской академии наук Николая Ивановича Костомарова: «Дмитрий уничтожил Годуновых и сам исчез, как призрак, оставив за собой страшную пропасть, чуть было не поглотившую Московское государство».
После убийства Лжедмитрия I зазвучали требования созыва нового Земского собора для избрания царя. В грамоте, разосланной от имени бояр и «разных чинов людей», было сказано, что, по низложении Гришки Отрепьева, Освященный собор, бояре и всякие люди избирали государя «всем Московским государством» и избрали князя Василия Ивановича Шуйского, всея Руси самодержца. То есть акт говорил о соборном избрании царя, но такого избрания в реальности не было. Василий Шуйский, как писал историк земских соборов Иван Дмитриевич Беляев, «был провозглашен царем всей России только своими ближайшими сторонниками, бывшими при дворе, так что и не все москвичи ведали о его избрании».
Почему так? Ключевский объяснял это тем, что «князь Василий боялся городовых, провинциальных избирателей и сам посоветовал обойтись без земского собора. Его признали царем келейно немногие сторонники из большого титулованного боярства, а на Красной площади имя его прокричала преданная ему толпа москвичей, которых он поднял против самозванца и поляков». Кроме того, соборное избрание в ту минуту было явно нежелательным прецедентом для всей боярской среды, получавшей всю власть в свои руки.
Дело было так. Ранним утром 19 мая народ собрался на Красной площади. Бояре и духовные лица предложили избрать патриарха, который бы разослал грамоты для созыва «советных людей» на избрание царя. Но из толпы обученные люди закричали, что нужнее царь и им должен быть Шуйский. Возражений из толпы не последовало, как и не было никакого голосования. Поэтому обошлись без собора, что резко снизило легитимность власти Шуйского. Он воцарился на четыре года, взяв перед тем обязательство не лишать никого жизни без приговора Думы и не подвергать гонению вместе с виновными в преступлениях их невинную родню. Этого обычая — преследовать целый род за проступок одного его представителя в делах политических — придерживались все предшествовавшие московские государи.
В города, в том числе и в Нижний Новгород, была отправлена оповестительная грамота, где говорилось: «…праведным судом Божиим за грехи всего крестьянства (т. е. всех православных. — В.Н.) богоотступник, еретик и чернокнижник беглый монах Гришка Отрепьев, назвавшись царевичем Димитрием Углицким, прельстил московских людей, был на московском престоле и хотел попрать христианскую веру и учинить латинскую и люторскую. Но Бог объявил людям его воровство, и он кончил жизнь свою злым способом».
Нижегородцы приняли присягу новому правительству, которое, как казалось, сможет обеспечить стране спокойствие и мир. Тем более что род Шуйских восходил к князьям нижегородским, а сам новый царь искал подкрепления своих прав на престол в совершенствовании своей родословной.
Морохин и Кузнецов установили: «Царь Василий Иванович для придания законности восхождения на трон и утверждения на нем использовал прямое родство с „зарекомендовавшими в истории“ Рюриковичами для укоренения на престоле. Историкам известен факт возведения Шуйским родословной к сыну Александра Невского — Андрею Александровичу (он был князем и Городецким, и Нижегородским. — В.Н.), и тем самым отрицание традиционной версии о ее восхождении к брату Александра Невского — Андрею Ярославовичу… В Нижнем Новгороде в начале XVII в. была создана генеалогическая легенда, возводящая Шуйских… через Константина Юрьевича к дяде Александра Невского — Юрию (Георгию) Всеволодовичу (основателю Нижнего Новгорода. — В.Н.). Константину Юрьевичу — „потомку“ Юрия (Георгия) Всеволодовича — в Нижегородском летописце приписаны реальные деяния Константина Васильевича».
Но шаткость позиций царя Василия была очевидной.
«Переворот 17–19 мая 1606 года случился так неожиданно для всей страны и произошел так быстро, что для земли должны были казаться совсем необъяснимой новостью и самозванство Дмитрия, и его свержение, и выбор Шуйского, — указывал Платонов. — Много было обстоятельств, мешающих народу относиться доверчиво к новому правительству. Личность нового царя далеко не была так популярна, как личность Бориса. Новый царь захватил престол, не дожидаясь земского собора, а многие помнили, что Борис ожидал этого собора шесть недель. Новый царь очень сбивчиво и темно говорил как о самозванстве, так и о свержении Дмитрия, про которого сам же прежде свидетельствовал, что это истинный царевич. Наконец, необычайность самих событий, разыгравшихся в Москве, способна была возбудить много толков и сомнений. Все это смущало народ и лишало новое правительство твердой опоры в населении. Силой самих обстоятельств Шуйский должен был при своем воцарении опереться на боярскую партию и не мог опереться на весь народ, в этом и заключалось его несчастье. Народ, признавая Шуйского царем, не был соединен с ним той нравственной связью, той симпатией, которая одна в состоянии сообщить власти несокрушимую силу».
Шуйский, вступив на престол, своеобразно попытался восстановить историческую справедливость. В июне 1606 года он организовал прославление мощей убиенного царевича Дмитрия, озвучив недвусмысленные обвинения в адрес Бориса Годунова. А в сентябре распорядился организовать почетное перезахоронение Годуновых в Троице-Сергиевом монастыре «по царскому чину». Вскоре в Москву вернули из ссылки патриарха Иова, чтобы он дал «миру» прощение от греха клятвопреступления Годуновым.
Все эти маневры понадобились Шуйскому для того, чтобы хоть как-то противостоять слухам об очередном чудном спасении — на сей раз уже не царевича, а законного царя Дмитрия.
С расправой над Лжедмитрием ясно все было москвичам, да и то не всем. Остальная Россия осталась в недоумении. На этом фоне появление слухов о спасшемся в Москве «царе Дмитрии» вызвало мощное брожение в народе и стало поводом для серьезных антиправительственных выступлений.