Торстенссон усмехнулся.
– Не бойся, Бернард. Пусть имперцы сейчас смеются над вами. Достаточно скоро, не пройдет и года – им уже будет не до смеха.
Смех, охвативший присутствующих, на этот раз не был ни зол, ни едок. Просто дикий и безудержный смех. Так воют северные волки, услышав, что олени усомнились в их храбрости.
Ободрения Торстенссона и сопровождающего его веселого смеха было достаточно. Кивок Саксен-Веймара превратился в глубокий поклон королю.
– Моя честь к вашим услугам, Ваше Величество.
Густав хлопнул в ладоши.
– Отлично! А теперь…
Он повернулся к одному из своих кавалерийских военачальников, Юханну Банеру.
– Тот небольшой гарнизон по-прежнему находится в Баденбурге, верно?
Банер склонил голову.
– Вы имеете в виду шотландцев? Отряд кавалерии под командованием Маккея?
– Да, их. Александр Маккей, насколько я помню. Многообещающий молодой офицер.
Оксеншерн, рассудительный, как и всегда, воздержался от комментариев по поводу этого последнего замечания. Хотя ему и не терпелось сказать что-то вроде: – Вы пообщались с ним меньше часа, Густав. На основании чего вы называете его "перспективным молодым офицером"?
Но он оставил эти слова только в своем уме. Король, он был уверен, и сам не питал никаких иллюзий. Он просто отчаянно хотел внушить хоть какую-то уверенность и хорошее настроение в этот день мрака и ужаса. Кроме того, в отличие от Банера, Аксель знал о реальной миссии Маккея.
Густав продолжал: – Так вот, следует отправить курьера к Маккею с приказом остаться в Тюрингии. Я не ожидаю, конечно, что он сможет удержать Баденбург при серьезном нападении. Просто пусть отступит в леса Тюрингии. Я хочу, чтобы он сообщал нам обо всех передвижениях Тилли. – И кинул на Оксеншерна быстрый взгляд. – Перед отправкой – курьера ко мне. Я дам ему более подробные инструкции.
Банер кивнул. Король обратился к ландграфу Гессен-Кассельскому.
– Вильям, я не могу предоставить вам никакой конкретной помощи сейчас. Но ваша ситуация и не столь отчаянна. Во-первых, Тилли будет и дальше углубляться в Тюрингию, а не в Гессен. И…
Гессен-Кассель фыркнул.
– И Тилли движется не так быстро, как пуля. Великий и могучий Генерал Улитка.
Густав улыбнулся, но улыбка исчезла очень быстро.
– Не стоит недооценивать этого человека, Вильям, – сказал он, мягко и серьезно. – Он может, и улитка, но помните: Иоганн Церклас, граф Тилли, был профессиональным солдатом всю свою жизнь, и большую часть этого времени в качестве командующего войсками. Сейчас ему уже более семидесяти лет, и он до сих пор не проигрывал крупных сражений.
Лицо короля стало напыщенным.
– В конце-концов, он, пожалуй, самый великий из всех полководцев со времен Гонсало де Кордова.
– Магдебургский мясник, – прорычал Торстенссон.
Густав взглянул на офицера-артиллериста. Когда он заговорил, его голос был печальным. – Да, Леннарт, пожалуй, именно так Тилли и будет известен потомкам. А все остальное будет забыто. – Король расправил плечи. – Заметьте, я не говорю, что это несправедливо. Полководец полностью несет ответственность за поведение своих войск. Но все донесения из Магдебурга говорят о том, что Тилли пытался сдерживать своих солдат. Хотя, конечно, не было никаких оснований предавать город огню.
Торстенссон, привыкший к тому, что с монархом Швеции Густавом не возбраняется спорить, не отступал.
– Ну и что? – спросил он. – Тилли предводитель этой армию. Он же не подал в отставку после всего этого. Его армия – это армия подонков. Он не может оправдываться тем, что его черти вырвались на свободу. – Гнев молодого артиллериста сменился восхищением. – А ваша армия, Ваше Величество, совсем другое дело. Она никогда не опозорит свое знамя. Ни при каких обстоятельствах.
Густав улыбнулся, затем нахмурился. И покачал головой.
– Я полководец старой школы, Леннарт, – ответил он мягко. – И все еще уверен в некоторых ее достоинствах. Как бы там ни было.
Затем добавил, криво улыбаясь: – Но я полагаю, что уже начал воспитывать полководцев новой школы. По крайней мере, я надеюсь, что так.
Несколько офицеров усмехнулись. Шведский канцлер был невозмутим.
– Ну, да, – пробормотал Оксеншерна. – Новое поколение. Но Валленштейн делает то же самое, друг мой Густав. Не забывайте об этом. Скоро вы возьмете верх над Тилли с его старым наследием. И останетесь лицом к лицу с Валленштейном. Как и вы, он презирает старые методы. И, как и вы – он до сих не признает каких-либо авторитетов в искусстве войны.
Упоминание о Валленштейне заставило смолкнуть все разговоры. Великий полководец Богемии удалился в свои поместья после того, как император послал его в отставку по требованию дворянства Австрии. Католические властители Священной Римской империи презирали этого человека за его низкое происхождение и опасались его богатства и влияния. Но Валленштейн в любой момент мог вновь быть призван в войска.
Лицо Густава слегка покраснело, но голос его был спокоен.
– Вы ошибаетесь, друг мой Аксель. Для меня всегда был только один авторитет, как в вопросах война, так и мира. Его имя Иисус Христос. – Глубокая вера этого заявления не ставилась под сомнение ни одним из присутствующих. – А Валленштейн? Только он сам знает, кто для него авторитет.
Торстенссон посмотрел вниз, себе под ноги. – Я догадываюсь, кто… – пробормотал он тихо. Офицеры, стоявшие по обе стороны от него, усмехнулись.
Густав повернулся к ландграфу Гессен-Кассельскому.
– Вильям, ваши войска гораздо сильнее, чем у Саксен-Веймаров, и у вас есть несколько месяцев, чтобы подготовиться к обороне. Так что я думаю, что вы сможете еще нагнать на Тилли страха.
У входа в шатер стало шумно. Группа солдат притащила новые стулья.
Король взглянул на них, улыбаясь.
– Вообще-то, я думаю, что они уже не нужны. Вряд ли у нас есть еще что-то серьезное для обсуждений. Не сегодня, по крайней мере.
Густав посмотрел мимо входящих солдат вдаль, на равнины центральной Германии. Его зубы сжались.
– В данный момент, Вильям, лучшую помощь, которую я могу вам оказать, это вставить стальные шипы в задницы некоторым протестантским правителям. А начнем мы с принца Бранденбургского.
– Стальную занозу в задницу? – переспросил Торстенссон. – Георгу Вильяму? – Он усмехнулся. – Не может быть!
Улыбка Густава проявилась на губах сквозь все еще стиснутые зубы.
– Ничего, – прорычал он. – Он мой двоюродный брат, в конце концов. Он все поймет правильно. Особенно после того, как дать ему простой выбор. Сталь под лопатку – или сталь в задницу.
Все в шатре так и покатились со смеху. Тонкая улыбка Густава переросла в оскал акулы. Он повернул голову к Торстенссону.
– Готовься к походу, Леннарт. Я хочу увидеть свои пушки, нацеленные на Берлин, как можно скорее.
Офицеры в палатке восприняли это как сигнал, чтобы разойтись. Гессен-Кассельский и братья Саксен-Веймарские на минуту задержались. Во-первых, чтобы просто пожать руку королю. Во-вторых, чтобы уточнить свои конкретные действия теперь. Густав отправил их сопровождать Торстенссона.
Вскоре в шатре остался только Оксеншерн. Густав подождал, пока все не ушли, прежде чем заговорить.
– От Маккея никаких известий?
Оксеншерн покачал головой. Король нахмурился.
– Мне нужны голландские деньги, Аксель. В настоящее время наши финансы почти полностью зависят от французов. От кардинала Ришелье. – Его хмурое лицо стало кислым. – Я верю этому двуликому паписту столько же, сколько бы я верил сатане.
Аксель пожал плечами. Он попытался выдавить обнадеживающую улыбку. Но без успеха, несмотря на свое мастерство дипломата.
– Франция в лице Ришелье имеет свои собственные веские причины, чтобы поддерживать нас, Густав. Они, конечно, католики, но их намного больше беспокоят династические амбиции Габсбургов, чем восстановление власти Папы в северной Германии.
Король не был успокоен этими словами.
– Я знаю это! – рявкнул он. – И что? Единственное, что Ришелье хочет – так это долгой, затяжной и разрушительной войны в Священной Римской империи. И пусть половина немцев умрет при этом – да пусть хоть все сдохнут! Ришелье не хочет нашей победы, Аксель – совсем нет! Он просто хочет, чтобы мы постоянно теребили австрийских Габсбургов. И испанских Габсбургов, если уж на то пошло. – Он сурово нахмурился. – Чтобы шведское пушечное мясо работало на французского казначея, который выдает средства скупо, как скряга.
Он ударил тяжелым кулаком в ладонь.
– Мне нужно больше денег. Я не могу получить их от Ришелье, и мы уже опустошили шведскую казну. Остается только Голландия. Голландцы богаты, и у них есть свои собственные причины ненавидеть Габсбургов.
Худое и аристократическое лицо Оксеншерна закаменело.
– Голландия – республика, – пробормотал он кисло.
Король посмотрел на своего друга и усмехнулся.
– Ох, Аксель! Ты истинный дворянин!
Оксеншерн немного напрягся под этой насмешкой. Оксенштерны были одним из самых знатных семейств шведского дворянства, и Аксель, при всей своей гибкости ума, был заядлым сторонником аристократических принципов. Как ни странно, единственный человек в Швеции, который стоял над ним в соответствии с этими же принципами, был значительно более скептически настроен к ним. Густав II Адольф, король Швеции, провел годы в борьбе с польской аристократией, прежде чем скрестил мечи со своими немецкими коллегами. Этот опыт заставил его набраться глубокого презрения к так называемому "дворянству". Поляки были неплохи в бою, но совершенно по-скотски относились к своим крепостным. Немцы, за некоторыми исключениями, не обладали и той толикой польских достоинств. Большинство из них, во время этой долгой войны, отсиживались с удобствами в своих дворцах и замках, а реальные боевые действия вели наемники. Чьи услуги оплачивались, естественно, за счет налогов, которые вымогались у обедневшего, охваченного болезнями, полуголодного крестьянства.