ней на большом "столе переговоров" в центре комнаты. Как обычно, она сидела на краешке стула.
Майк посчитал ее улыбку за значительный прогресс. Это в первый раз Ребекка так посмотрела на него с момента их вечернего разговора на крыльце. Было ясно, как день, что она была на грани эмоционального краха в странном мире новых ощущений и обычаев, так контрастирующих с ее собственными традициями, о которых Майк мог только догадываться. В его привычном мире романтические связи между евреями и неевреями были так широко распространены, что никто не акцентировался на этом. Но семнадцатый век во многом казался другой планетой.
Вспоминая свой разговор с Моррисом Ротом, двумя днями ранее, Майк почувствовал, что его челюсти сжимаются. Моррис и Джудит проводили многие часы в разговорах с Ребеккой, с тех пор, как она и ее отец переехали к ним в дом. Часть этих разговоров происходила в комнате Бальтазара, где они собирались у его постели. Сам Бальтазар был слишком слаб и больше слушал, но из немногих его слов было понятно, что много путешествовавший отец Ребекки полностью разделяет ее взгляды на окружающий мир. Она не была – определенно нет – какой-то невежественной деревенской девушкой, чьи представления о мире наполнены бессмысленными страхами и суевериями.
– Они боятся инквизиции, Майк, больше, чем чего-либо еще, – сказал ему Моррис. – Агенты инквизиции – в основном, иезуиты и доминиканцы – есть при всех католических армиях. Кажется, еще два года назад император Фердинанд издал указ, нечто вроде под названием "Указ о реституции". В соответствии с этим указом, все имущество, которое протестанты получили от католической церкви во времена Реформации, должно быть возвращено обратно. И император настаивал на насильственном возврате самих протестантов назад в католицизм. Инквизиция там рьяно выполняет этот указ.
Майк был озадачен.
– Пусть так. Но я все равно не понимаю их опасений. Я всегда думал, что инквизиция борется с ересью. Но Ребекка и Бальтазар не еретики, Моррис. Они не христиане с самого начала.
Моррис уставился на него на мгновение, и закрыл лицо рукой.
– Я совсем забыл, – пробормотал он. – Мы, евреи, настолько срослись с нашей историей, что иногда считаем, что и все остальные знают ее так же, как и мы.
Он опустил руку, и перед Майком предстало лицо, выражающее вековую скорбь его народа.
– Управление инквизиции было создано в 1478 году специально для целей преследования евреев, Майк. Испанцы хотели заставить всех евреев перейти в их веру. Начиная еще с 1391 года, доминиканские монахи начали устраивать погромы в еврейских кварталах. Им предоставляли выбор: умереть или креститься. Многие евреи были вынуждены выбрать крещение. Конверсос, так их тогда называли. Испанская монархия, с благословения Папы Римского, натравила инквизицию на выслеживание тех, кто в глубокой тайне соблюдал обряды иудаизма. Эти людей называли мараны…. Тайные евреи.
Майк вспомнил недавние события. Ребекка использовала это слово в фургоне, рассказывая о себе, когда он в первый раз встретил ее.
– А дальше…?"
Моррис отвел взгляд.
– Пытки. Аутодафе. На них они собирали всех христиан в городе, чтобы те смотрели на это, в комплексе с проповедями, торжествами и шествиями. Всех еретиков выводили из тюрем. В основном, тайных евреев наряду с тайными мусульманами – тех называли мориски – и тех, кто просто попадал под подозрение.
Рот покачал головой.
– Это был настоящий кошмар, Майк. А еще, христиане в ту эпоху – то есть уже в нашу эпоху – прости меня Боже, обычно были весьма нечистоплотными, потому что было опасно уделять слишком много внимания чистоте и личной гигиене. А вдруг? Вас могли заподозрить, что вы тайный еврей или мусульманин. Лучше оставаться для государства в показной христианской грязи. И когда приходит болезнь, обвинить в ней ведьм или евреев.
Он снова провел рукой по лицу.
– Церемония аутодафе кончалась тем, что еретиков сжигали заживо на костре. – И добавил с сарказмом: – Правда, на костер не все попадали "живыми", многие погибали еще в застенках Церкви. Тогда те трупы тоже сжигались на кострах инквизиции, потому что она могла после этого на законных основаниях наследовать их имущество.
Видя, что Майк опешил, Моррис хмыкнул жестко.
– Ах да, я забыл упомянуть вот что. Тогда были своеобразные представления о правовой беспристрастности. Инквизиция в основном финансировалась за счет изъятого имущества осужденных. Таким образом, вы можете себе представить, сколько выносилось вердиктов "невиновен". Имущество попавших в застенки инквизиции никогда не передавалось по наследству. Прошло не так уж много времени, как святые отцы стали богатыми.
Вспомнив этот разговор, и чувство гнева, охватившее его тогда, Майк заставил себя вернуться к текущим делам. Мы увидим, кто кого сожжет в нашей новой эпохе. Пьяцца как раз собирался перейти к обсуждению проблемы беженцев, когда Майк прервал его.
– Простите, Эд, но я хочу кое-что выяснить, прежде чем мы двинемся дальше. – Он повернулся к Феррара. – Кто лучший химик в городе, Грег? Вы?
Учитель естественных наук пожал плечами.
– Это зависит, от того, что вы хотите, Майк. В чем-то я. В чем-то другие…
– Мне нужен такой кто знает, как сделать напалм.
Рот Феррара закрылся. Открылся. Снова закрылся.
– Не мучайте его, – сказал Мелисса. – Существуют, по крайней мере, три самодельных рецепта, которые я знаю.
Все, включая Майка, уставились на Мелиссу. Под их взглядами, седая учительница пожала плечами.
– Нет, сама я никогда не делала этого, знаете ли. – И поморщилась. – Не очень-то одобряла такую тактику, даже тогда. Но один из моих приятелей по колледжу был анархистом. И постоянно занимался подобными штучками. Он заявлял, что революции без этого не обойтись.
Всеобщие ошарашенные лица. Джеймс Николс расхохотался.
– Приятно знать, что я не единственный здесь был настолько бездарен в молодости! – Он посмотрел на Мелиссу с уважением. – Вы, белые дети, были чертовски амбициозны в свое время. Я никогда в прошлом даже не задумывался насчет коктейля Молотова.
Мелисса нахмурилась.
– Зачем вам это? – спросила она. – Надеюсь, вы не хотите…
– Хорошо-хорошо! – воскликнул Майк. – Хватит, уже! – Он усмехнулся. – О Боже, я и не ожидал, что наше совещание перерастет во встречу радикалов шестидесятых годов.
Лицо Ребекки становилось все более недоумевающим. Очевидно, что разговор вновь был для нее непонятным.
– Простите, – тихо сказала она. – Что такое напалм?
Глаза Майка зафиксировались на ней.
– Это то, чем мы будем приветствовать инквизицию при встрече. Инквизиторов и их головорезов. – Он мрачно улыбнулся. – Можете считать это портативным адским огнем.
– О. – Ее темные глаза округлились. А потом вспыхнули. – О.
В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, Дэррил Маккарти ворвался в комнату. Молодой шахтер с ружьем в руках ах подпрыгивал, как резиновый мяч.
– У нас в гостях шотландцы, Майк! Солдаты! – Он увидел Ребекку и остановился. – Они говорят, что они ищут вас, мисс Абрабанель. Ну, вашего отца, на самом деле.
Майк поднялся на ноги так резко, что его кресло опрокинулось. Его правая рука рефлекторно сжалась в кулак.
– Зачем? – спросил он.
Дэррил уставился на него, озадаченный очевидным гневом в этом коротком вопросе. Но Ребекка тут же вмешалась.
– Майкл, пожалуйста. – Она тепло улыбнулась ему и покачала головой. – Это не то, что вы думаете. Я полагаю, они… – Она повернулась к Дэррилу. – Эти люди на службе короля Швеции?
Дэррил кивнул. – Они что-то говорили об этом, мэм. И называли имя – Густав.
Челюсть Мелиссы отвисла.
– Густав? – Учитель истории поднялась на ноги почти так же внезапно, как только что Майк. – Вы говорите о Густаве Адольфе?
Дэррил теперь совершенно запутался.
– А это кто?
Он в недоумении вскинул руки. Винтовка взлетела вместе с ними. Фрэнк рыкнул на него. Дэррил понял, что он делает что-то не то, и виновато опустил оружие. Он дважды проверил предохранитель, чтобы убедиться в безопасности. Затем виноватым тоном сказал: – Я не знаю. Все, что я знаю, это то, что целая куча всадников – два десятка, по крайней мере – появилась на той ферме, где мы воевали с этими бандитами.
Он хотел еще что-то сказать, но осекся.
– О, черт, почему вы меня спрашиваете? Они же здесь, на стоянке.
Теперь настала очередь Фрэнка вскочить на ноги.
– Вы пропустили их прямо сюда? – гневно спросил он.
Лицо Дэррила в этот момент чуть не заставило Майка расхохотаться. Шахтер выглядел, как десятилетний мальчик, незаслуженно обиженный придирками взрослых.
– Да ради Христа, они же шотландцы! Практически родственники. Конечно, мы пустили их.
Майк направился к двери.
– Пошли, Фрэнк. Посмотрим на родственников.
Весь чрезвычайный комитет толпой повалил за ними. Фрэнк замыкал шествие. Когда он проходил мимо Дэррила, он хмуро отметил: – Твой тоже родственник, дядя Джейк, умер в тюрьме, отбывая наказание за убийство, не так ли?
Юноша вспылил.
– Только второй степени, – запротестовал он. – Он был бы на условно-досрочном в течение года, если бы не получил нож в бок.
– Родственники, – пробормотал Фрэнк. – Замечательно.
Они все были там. Шотландцы, по-видимому, прибыли в походном порядке, по три в ряд, и оставались в таком же положении. Двадцать шесть кавалеристов – и два человека во главе колонны – прежнему сидели верхом на своих лошадях. Лошади были пугливыми и нервно топали копытами по мостовой. Но не только они нервничали, всадники тоже с опаской смотрели на холм позади средней школы.
Точнее, глядя на экскаватор и бульдозер. Большие конструкции строительного оборудования лежали в стороне, двигатели ревели, очищая площадку для запланированного лагеря беженцев. Одного из лагерей. Главный центр беженцев намечалось построить в двух милях отсюда, рядом с электростанцией, где лагерь можно было обеспечить паровым отоплением, взятым в качестве побочного продукта работы электростанции. Лагерь на холме выше средней школе планировалось обогревать от собственного источника природного газа школы, с дополнительным преимуществом в виде того, что его обитатели смогут воспользоваться школьной столовой.