Майк затормозил, остановился и вылез. Недалеко, слева от него, раскинулась огромная кровавая арена. Американцы, хоть что-то понимающие в медицине, во главе с доктором Адамсом, бродили по полю боя, разыскивая оставшихся в живых. Маккей и его шотландцы, тем временем, заставили пленных католиков начать хоронить трупы. Во многих местах валялись куски разорванных и поврежденных тел. Почва буквально вся была пропитана кровью. Мухи роились повсюду.
Но он отстранился от этого зрелища. И просто наблюдал за фигурой бегущей женщины. Он никогда не видел раньше ее в таком движении. Учитывая ее громоздкую длинную юбку, Майк был поражен изяществом ее движений. Он всегда думал о Ребекке, как о величественной девушке – из-за природной плавности, с которой она стояла, ходила, сидела. А сейчас он как будто увидел ее в первый раз. Его сердце было готово выскочить из груди.
Ребекка остановилась в нескольких футах от него. Она тяжело дышала. Ее головной платок потерялся где-то по пути. Длинные, черные, невероятно вьющиеся волосы были распущены. Поток глянцевого великолепия. Ее лицо блестело небольшими капельками пота, сияющими, как золото солнца, вышедшего из за туч.
– Я так боялась, – прошептала она. – Майкл…
Он шагнул к ней, протягивая руки. Жест был неуверенным, почти робким. Ее пальцы скользнули в его ладони. Так они стояли, в течение нескольких секунд, ничего не говоря. Затем, так яростно, что Майк почти потерял дыхание, Ребекка буквально упала в его в объятия. Ее лицо уткнулось ему в грудь. Он мог только чувствовать, как тяжело она дышала, и слышать тихие рыдания, ощущая как слезы начинают смачивать его рубашку.
Он положил руки ей на плечи. И аккуратно погладил, ощущая твердую плоть под его руками, отделенную от них только тонким слоем ткани. Он чувствовал все ее тело, так плотно она прижалась. Грудь, живот, руки, плечи, бедра, эти дивные бедра…
Самое большее, что он мог позволить себе раньше, это ее рука на его плечо во время их ежедневных прогулок. Страсть бушевала в нем, сметая все прочие эмоции прочь. Гнев, ярость, страх прошедшего боя – все улетучилось. Подушечки пальцев на спине. Его руки обвили ее, привлекая к себе еще теснее.
Ее волосы были бесподобными. Длинные, черные, блестящие, вьющиеся. Он отчаянно целовал их. Затем мягко, но настойчиво, он уткнулся носом в сторону ее головы. Когда ее лицо поднялось, он ощутил поцелуй ее губ. Полный, богатый, мягкий, жаждущий. Как и его собственный.
Как долго длился их первый поцелуй, ни один из них потом так и не вспомнил. Они очнулись от восторженных криков толпы.
– Ох, – сказала Ребекка. Она вытянула шею, глядя на море улыбающихся лиц на пригорке неподалеку. Глядящих на них. Восхищающихся ими. На мгновение Майк подумал, что она сейчас снова уткнет свое лицо обратно ему в грудь. Пытаясь избежать этого всеобщего внимания. Но она этого не сделала. Она покраснела, да. Но не более того.
– Ох, – повторила она. Затем, улыбаясь, чмокнула его. – Вот я и дождалась, – прошептала она. – И я так рада этому.
– Я тоже, – сказал Майк. Вернее попытался пробормотать. Ребекка не позволила ему вымолвить ни слова. На какое-то время. И он был так счастлив этому.
Глава 20
Первым они нашли Диего. Гретхен знала, что испанец был невероятно вынослив, но даже она была впечатлена. Несмотря на свои ужасные раны, Диего сумел проползти сорок ярдов, подальше от линии фронта, где он был ранен.
И он был еще в сознании.
– Дай мне воды, – прошептал он, когда она опустилась на колени рядом с ним. Он лежал на спине, прижав руки к животу.
Глаза Диего открылись. Словно узкие щели.
– И приведи мою бабу. Где эта глупая сучка?
Гретхен подняла голову, осматриваясь. Поле битвы было завалено телами – особенно там, где была передняя линия наступления. Половина из них, казалось, были еще живыми. Мужчины стонали; некоторые кричали.
Несколько человек, среди которых были и женщины, ходили по полю, осматривая тела. Мужчины все были в странной пестрой одежде, такой же, как и у юноши рядом я ней. Женщины были в белых балахонах.
Гретхен долго смотрела, пытаясь понять их замысел. Они точно не добивали раненых. Наоборот, они, видимо, пытались спасти тех, кто еще мог выжить. Отсюда она могла видеть несколько небольших групп людей, выносящих раненых на носилках.
Так, это хорошо. Если Ганс… Она отодвинула в сторону, на мгновение, свои страхи и опасения за брата. Сейчас надо разобраться с Диего. А для этого люди вокруг нее могут только помешать.
Диего снова заговорил, хриплым шепотом.
– Воды, ты, чертова шлюха. Ты что, глухая?
Гретхен рассматривала раны испанца. Она не думала, что при таких ранах Диего может выжить. Но кто его знает.
Она опять осмотрелась. За исключением юноши никого близко не было. Она повернула голову и посмотрела на того, кого она попросила сопроводить ее на поле битвы. Чистый херувим, при всех своих габаритах. Юноша был высок, явно не страдал худобой, а его круглое лицо было очень серьезным. Невинное лицо с пухлыми щеками и коротким носом. Выглядящее почти глупым из за этих своеобразных очков. Гретхен видел очки и раньше, но только у богатых стариков. Никогда у кого-то молодого – и уж, конечно, никогда на поле боя.
Глаза юноши, увеличенные с помощью линз, были ярко-зелеными. Спокойные глаза. Совсем не подходящие такому юному парню. Гретхен вспомнила огонь, пылающий в этих глазах ранее, и гнев, с которым он противостоял наемникам.
Настоящий мужчина. Может быть, пофлиртовать с ним? Нет, не дай Боже – он, наверное, еще девственник. Для него это, наверное, будет шоком. Она вспомнила, как сама была в шоке. Два года назад. Вечность назад.
– Жалуйста, – сказала она, собирая тот небольшой запас английских слов, которые она позаимствовала от некоторых из наемников.
– Слушай. – Она замялась, пытаясь подобрать слова. Затем вспомнила. – Прочь.
Он уставился на нее.
– Ну слушай же, прочь, – повторила она. И жалобно: – Жалуйста.
Она вздохнула. Он, очевидно, не понял. И явно был в замешательстве. Точно, девственник, вон как смущается. Гретхен посмотрела ему в глаза и решила, что у нее нет никакого другого выбора, кроме как довериться ему.
– Воды! – прошипел Диего. – И приведи же, наконец, мою сучку!
Гретхен кивнула на раненого испанца, рядом с которым она была на коленях.
– Он гад… – Она лихорадочно размышляла, пытаясь придумать что-то еще. Да. – Он хочет снова бить Mein Schwester.
Мальчик нахмурился. Очевидно, что последние слова ничего не значили для него. Гретхен снова попыталась подобрать английскй термин. Не найдя его, она решила пойти в обход: – Mein – моя женская Bruder.
Его глаза расширились.
– Твою сестру?
Вот оно – это слово! Гретхен кивнула. Она вытащила нож из корсажа.
– Жалуйста. Слушай, прочь.
Глаза расширились еще больше. И еще больше позеленели. Она поняла, что даже очки не смогут скрыть эту их глубину. Суровые губы юноши попытались выразить протест. Или даже запрет.
Но тут же закрылись. Юноша неверяще смотрел на нее.
– Воды, ты, чертова шлюха, – сказал Диего. Он добавил несколько слов на испанском языке, но Гретхен не поняла ничего из них, кроме опять слова "шлюха".
Судя по всему, мальчик, понял. Его лицо покраснело от гнева. Или, может быть, это было просто из за его невинности, в конце концов.
Вдруг он опустился на одно колену и прикрыл ее. Затем наклонился вперед. В одно мгновение Гретхен поняла, что он защищает ее от глаз других людей.
Он сказал что-то на английском языке, но она не поняла ни слова. Впрочем, в этом не было никакой необходимости. Его глаза были достаточно выразительными.
Гретхен приходилось резать животных в пищу еще с пяти пять лет. Диего не отнял у нее больше времени, чем раньше курица. Острый как бритва ножичек аккуратно перерезал сонную артерию. Кровь начала хлестать на землю с противоположной стороны от нее. Еще не хватало выпачкаться. Уж в этом-то опыта с животными ей хватало.
Диего был очень выносливым ублюдком. Для уверенности Гретхен дополнительно вонзила нож ему в ухо на всю длину. Затем, в течение трех или четырех секунд, она ворочала трехдюймовое лезвие у него в мозгах. Тут уж выносливость ему не поможет. Даже адский кабан от этого подохнет на месте.
Закончив, она вытерла лезвие о рукав испанца, прежде чем убрать его обратно в корсаж.
Убийство Диего возбудило ее. Тем не менее, как ни странно, еще больше ей понравилось поведение юноши. Все это время он молчал. Но глаз не отворачивал. Вообще.
Спокойные глаза. Очень яркие и очень зеленые. Гретхен подумала, что и очки на нем были на самом деле довольно очаровательными.
Она поднялась. Одно дело сделано, осталось еще одно. Может быть, два.
Людвиг погиб сразу, как началось это. Его огромное тело была буквально разорвано в клочья мощным оружием странных мужчин в пестрых одежде.
Гретхен смотрела на него сверху вниз. Она еще немного надеялась, что Людвиг оказался бы живым, чтобы она могла насладиться удовольствием убить человека, который убил ее отца и два года насиловал ее. В ней полыхала незамутненная ненависть.
Тут она заметила маленькую, по сравнению с ним, руку, торчащую из-под большого грубого тело Людвига – и ненависть сменилась надеждой. Может быть, в первый и в последний раз в своей жизни, Людвиг сгодился для чего-то хорошего.
Мальчик помог ей, сдвинув тело Людвига в сторону. Под ним, как котенок подо львом, лежал ее брат Ганс. И он был еще жив.
Едва жив. Но все же живой.
У перевернутого тела Людвига были огромные раны в спине. Оружие незнакомцев, напоминающее прерывистый, сказочный рев дракона, было настолько сильным, что прострелило Людвига и его доспехи насквозь и поразило ее брата, стоявшего позади. Но, видимо, пули все же отклонились, и их сил не хватило, чтобы насмерть поразить ее брата.
Гретхен встала на колени рядом с Гансом и срезала ремни, удерживающие его дешевый панцирь. Насколько возможно бережно, она исследовала его раны пальцами. Всплеск надежды исчез так же быстро, как и появился. По крайней мере, одна из пуль пробила грудную клетку. Даже если бы она могла попробовать удалить ее своим маленьким ножом, рана почти наверняка бы воспалилась. Она знала, что это такое. Мужчины редко выживали после такого, даже мужчины гораздо более сильные, чем ее младший брат.