Глаза Майка обратились на мальчика лет восьми. Лицо было заплаканным. Скорбным. Папа ушел навсегда.
Майк отвернулся.
– Сколько еще осталось? – спросил он, кивнув в сторону нового здания, пристроенного к электростанции. "Центр обработки", – как все теперь называли его.
Третий человек в их группе, Дэн Фрост, дал ответ.
– Не так уж много. Намного меньше, чем я думал, по правде говоря.
– А я не удивлен, Дэн, – сказал Майк. – Ничуть. Из того, что Ребекка и Джеффф рассказали мне, Гретхен и ее люди имели несчастье попасть в руки самых худших типов среди наемников. Большинство же других…
Джеймс прервал его, указывая на группу людей, уходящих по дороге. В их центре, в одном лишь полотенце, был человек чуть старше тридцати.
– Большинство других нормальные люди. – Он улыбнулся Майку. – Помнишь, как отреагировала Мелисса, когда ты охарактеризовал их? Просто обычные люди. Затраханные люди в затраханном мире.
Майк кивнул.
– Да, вряд ли среди них всех было больше сотни подонков. Гретхен более милосердна к ним, чем я, вероятно, был бы на ее месте.
– Кто-нибудь из их женщин и детей жаловался? – спросил Дэн.
Майк и Джеймс усмехнулись одновременно.
– Навряд ли! – фыркнул Майк. Он кивнул в сторону небольшой толпы несчастных людей на корточках, недалеко от центра обработки.
– Эти люди плачут по погибшим, Дэн. Те же, кому доставалось от подонков, чуть ли не танцуют, когда узнают об их смерти.
Николс пригладил рукой волосы.
– Я видел, как одна женщина подошла к Гретхен и спросила что-то. О судьбе ее так называемого "человека". Я разобрал имя Диего. Когда она услышала, что сказала Гретхен, она просто рухнула. Плача, как ребенок. Она повторяла два слова, снова и снова.
Его лицо стало мрачным.
– Я плохо знаю немецкий, но тут понять было нетрудно. Слава Богу, слава Богу.
Он замолчал, нахмурясь. Начальник полиции откашлялся.
– Вот что, ребята. Нужно поговорить и принять решение. Я сам осматривал тело, прежде чем мы похоронили его. Док Адамс был прав. Человек, вероятно, умер бы в любом случае, но причиной смерти явилась не стрельба. Он был зарезан. Представляете, так это аккуратно забит, как забивают скот.
Майк посмотрел на него.
– Вы знаете, мое мнение, Дэн. Оно вас удовлетворяет?
Фрост нахмурился.
– Черт возьми, нет! Удовлетворяет? Я же представитель правоохранительных органов, в конце концов. У меня данные, свидетельствующие об убийстве первой степени и несколько свидетелей, видящих двух известных вам людей на месте преступления. И вы хотите знать, удовлетворяет ли меня это?
Майк молчал. Джеймс, посмотрев на него, спросил: – Вы говорили с Джефффом об этом?
Начальник полиции стоял все еще нахмуренным.
– Нет, – сказал он решительно. – И у меня нет пока никакого намерения говорить с ним. Нет, если мы не решим выдвигать обвинение.
Майк снова промолчал. Тогда Джеймс продолжил: – Мелисса сказала мне, что Гретхен всячески укрывала свою младшую сестру, чтобы она не бросалась в глаза этому подонку…
Дэн сплюнул на землю.
– Черт возьми, Джеймс, разве в этом дело! У меня нет сомнений в том, что произошло. И почему. – Он потер шею. – Просто это принципиальный вопрос, вот и все.
Теперь в его голос закрался юмор.
– Правда, любой суд присяжных в этом городе вынесет несомненный вердикт "оправданное убийство". Особенно после того, как узнают подробности про так называемую жертву. Этот парень выглядел сущим дьяволом, я сам чуть не выстрелил в его труп два или три раза, просто чтобы убедиться, что он точно мертв.
Дэн вздохнул.
– Но зачем вообще нужен суд, если у вас абсолютные права? Будет здорово, правда? Должен ли я их арестовать сразу после завтрашней свадьбы, или мне подождать день, чтобы она успела забеременеть?
Майк продолжал молчать. Джеймс отвернулся. Также молча.
Решение начальника полиции и так всем было ясно.
– Черт с ними. Если уж я так помешан на принципах, я могу всегда напомнить себе, что это произошло вне моей юрисдикции.
Майк кивнул.
– Хорошо, – сказал Джеймс. – Слухи, конечно, будут. Адамс очень хороший врач, но он не умеет держать язык за зубами. В настоящее время, уже по крайней мере полдюжины человек, кроме нас, знают эту историю.
Майк и Дэн улыбнулись одновременно.
– Черт возьми, да – вот уж понарассказывают! – фыркнул начальник полиции. Его глаза с восхищением смотрели на окружающие холмы.
– Мы родом горцы, док. У любого горца есть подобные истории. Более или менее кровавые. Тот не человек, кто не может похвастаться каким-нибудь сорвиголовой в своей родословной.
– Мой прадед был грабителем банков, – весело похвастался Майк. – Говорят, что он убил двух охранников в одном из ограблений.
Дэн усмехнулся.
– Фигня! По моим данным, он был просто мелким конокрадом.
Он прервал показной протест Майка.
– Если уж говорить о предках-разбойниках, нужно вспомнить первого мужа моей пра-пра-тети Бонни, Лероя. Как говорят, он зарезал четырех человек в поножовщине на речном судне. Во время игры в карты. Также говорят…
– Какая мелочь, – усмехнулся Николс. – Деревенщины. Хотите услышать настоящие истории? – Он потер руки. – Добро пожаловать в гетто! Начнем, пожалуй, с моего троюродного брата Энтони. Настоящий зверь в человеческом облике, все так говорят. Начал он в тринадцатилетнем возрасте… – Он снисходительно посмотрел на отроги Аппалачских гор. – И с тех пор из тюрем не вылазил…
К вечеру третьего дня задача Гретхен была выполнена. Город Грантвилль, в одночасье, в два раза увеличил свое население. Некоторые из германских солдат, так же, как Генрих и его люди, поступили в американскую армию. Но большинство из них воспользовались возможностью заняться чем-то другим или, достаточно часто, вернуться к давно знакомой работе: фермера, шахтера, плотника, строителя.
В течение следующих нескольких недель, толпы, сосредоточенные в центрах для беженцев, начали уменьшаться. Один за другим, неуверенно, иногда на время, американские семьи начали принимать к себе на постой германцев. Процесс часто начинался на совместной работе. Обнаружив, что человек рядом с ними, хотя и говорил на незнакомом языке и вел себя довольно необычно, но уверенно обращался с молотком или перекрывал норму добычи угля. Или просто был вежлив и дружелюбно улыбался.
А остальные? Те, кому Гретхен отказала в доверии?
Сами они, конечно, ожидали, что их казнят. Но их дальнейшая судьба была гораздо более странной, и, по правде говоря, тревожила их не хуже ожидания казни.
Ни один из этих мужчин никогда не видел раньше фотографий. Увидев на листах бумаги свои собственные лица, многим стало дурно. Но надпись на листах-плакатах была еще хуже. Многие из них читать умели. Большинство из них, по правде говоря, хотя Гретхен и была невысокого мнения об уровне их грамотности. Те же, кто не мог, услышали перевод от их грамотных товарищей.
Плакаты были одинаковыми, за исключением фотографий и имен.
Разыскивается для казни.
Этот человек объявлен вне закона.
Если он попадется где-нибудь на американской территории
после 5 июля 1631 года,
убей его без разговоров.
Генрих выступал в качестве разъяснителя.
– У вас есть два дня, – прорычал он. – Советую двигаться побыстрей. Пешком, и ничего, кроме одежды на вас.
Бывший командир терции откашлялся.
– Это ясно, – скулил он. – Скажи только, как далеко это – эта американская территория простирается?
Генрих обратился к Майку за ответом. Майк ничего не сказал. Он просто весьма выразительно посмотрел на бывшего командира.
Через несколько месяцев бывший командир терции нашел себе другого работодателя. Царская Россия, подумал он, пожалуй, подойдет, по расстоянию.
Глава 29
Когда именно наступит праздник Четвертого Июля, зависит от того, кого вы спросите. Разногласия лежали в основном по религиозным различиям, но не совсем. Современный григорианский календарь был провозглашен декретом папской буллы в 1582 году и сразу же был принят в Испании, Португалии, Франции и Италии. В течение двух лет, большинство из католических государств Священной Римской империи последовали их примеру, вместе с теми частями средневековых Нидерландов (современного Бенилюкса), которые находились еще под контролем Испании. Швейцарцы начали процесс перехода на новый календарь в 1583 году, но не везде, новый календарь распространился на всю страну лишь в 1812 году, а венгры имели его уже в 1587 году.
Затем… Ничего не менялось в течение столетия. Протестантские и православные страны уперлись и по-прежнему придерживались юлианского календаря.
Итак, какой же это был день? Ну, по мнению шотландских кавалеристов и протестантов из Баденбурга, которых пригласили на празднование, это, безусловно, не было четвертого июля. Глупости! Что с того. Грантвилль был американским городом, а американцы уж знают, когда четвертое июля. И кроме того, все любят парад!
По сравнению с официальными парадами здесь в подготовке царил сплошной бардак. Генри Дрисон отчаянно пытался придать хоть какой-то порядок шествию, но вместе с тем мэр был поражен как оцепененим, так и энтузиазмом участников. Оцепенение главным образом охватило слишком уж резко попавших в новый для себя мир бывших католических наемников. Энтузиазм же бурлил среди школьников, у которых имелось свое собственное мнение о правильном порядке вещей. Особенно у Джули Симс, которая возглавила весь этот кавардак с воодушевлением и восторгом.
Мэру города было далеко за шестьдесят. Он сдался.
Пусть чирлидеры идут первыми.
Когда они услышали эту новость, шотландцы были в восторге. Восторг поуменьшился и перерос в недовольство, когда они узнали об их собственном планируемом месте в параде.