Король осторожничал. Не так хорошо все складывалось на левом фланге. Видя, что атаки Паппенхайма не удаются, Тилли послал в бой имперскую конницу на противоположный фланг. Здесь Тилли добился гораздо лучших результатов. Саксонцы, при всем их блестящем виде, не имели за плечами многолетний опыт польских и прибалтийских войн Густава и его шведских ветеранов. Первая же атака имперской кавалерии опрокинула их.
По правде говоря, в полном соответствии со своей натурой, сам курфюрст и стал причиной разгрома. Охваченный ужасом, Иоганн Георг и его лучший благородный телохранитель поскакали прочь, оставив свою армию позади. Армия последовала за ним достаточно быстро. Через полчаса, мощный отряд имперской кавалерии уже преследовал саксонскую армию в ее стремительном отступлении.
Шведский левый фланг был теперь полностью оголен. Имперская кавалерия начала разворот в бок. Это уже напоминало стихийное бедствие, яростный прилив. Шведские союзники, увидев панику, охватившую саксонцев, начали в беспорядке отходить и смешались. Тилли, чей глаз ветерана сразу увидел грядущую славную победу, отдал приказ всей своей армии наступать на разрозненного противника. Терции начали выдвигаться вперед, разворачиваясь одновременно вправо, чтобы всей массой обрушиться на дезорганизованных шведов слева. Как громоздкий ледник, который, казалось, невозможно остановить.
Там. Тогда. В этот момент.
И начали создаваться всевозможные легенды. Десятилетие за десятилетием, век за веком; противореча друг другу, но не затухая.
Отцом современной войны Густав Адольф почти наверняка не был. Но зато он почти наверняка был отцом современного мира. Потому что там, тогда, в этот момент, когда саксонцы были разбиты, и инквизиция как никогда была близка к победе над всей Европой, король Швеции выстоял.
И в очередной раз выяснилось, что правда истории всегда конкретна. Абстракции бывают хорошо аргументированы, но конкретика есть конкретика. Что там было, а чего не было… Не из-за тактики и нововведений, артиллерии и методов вербовки – хотя все это сыграло свою роль, и огромную – но из-за простой истины. В этот момент, история повернулась благодаря духовному величию одного человека. По имени Густав Адольф, и многие потом считали его единственным монархом, в Европе, достойным этого титула. Они были правы, этого даже не нужно было доказывать. Редкий случай в человеческой истории, когда такая слава была заслуженной.
Два столетия спустя после этого, когда правда уже была очевидна для всех, на этом поле будет воздвигнут памятник. Целый год препирательств и обсуждений выявил значение Брейтенфельдской битвы. Фраза на памятнике читалась так: свобода вероисповедания для всего мира.
Кем бы он был или не был, имя Густава Адольфа всегда будет связано с Брейтенфельдом. Он будет стоять на этом поле вечно, благодаря тому, что он сделал в тот день. 17 сентября 1631 года.
Брейтенфельд. Навсегда Брейтенфельд.
Глава 35
– Вот ублюдки! – прорычал Бернард. Младший герцог Саксен-Веймарский смотрел на саксонцев, удирающих к Эйленбургу. – Жалкие трусы!
Бернард перевел взгляд на надвигающиеся терции, разворачивающиеся к разрозненному левому фланга шведов. Он повернул бледное лицо к Густаву Адольфу.
– Мы можем задержать их, Ваш Величество достаточно для того, я думаю, чтобы вы смогли организовать отступление.
Голубые глаза Густава сверкнули.
– Отступление? – переспросил он. – Ты с ума сошел?
Король указал толстым пальцем на свой левый фланг.
– Скачи туда, Бернард – быстро, как можешь – и скажи Горну развернуть свои силы влево. Передай ему приказ сосредоточиться правее центра, но сформировать новую боевую линию под прямым углом к нашей. Все понял?
Бернард кивнул. Через мгновение он уже пришпорил лошадь в галоп. Его старший брат хотел было последовать за ним, но Густав остановил его.
– Ты остаешься со мной, Вильгельм.
Король улыбнулся.
– Твой шустрый брат, эта горячая голова, не отстанет от Горна – хотя того и так не надо подгонять.
Вильгельм послушно кивнул. Густав повернулся в седле. Как обычно, его небольшая группа курьеров сидела на лошадях в нескольких ярдов позади него. Большинство из них были молодыми шведскими дворянами, но среди них были и два шотландца. Король сдернул широкополую шляпу с головы и воспользовался ей, чтобы подозвать их. Такой жест был не в его привычке, просто Густав был сейчас в удивительно хорошем настроении. Словно его ожидал бал, а не разгром на поле боя.
Сначала он заговорил с шотландцами.
– Передайте полковнику Хепберну, чтобы он направил свою бригаду в поддержку фельдмаршала Горна. Понятно?
Шотландцы кивнули. Бригада Хепберна, вместе с бригадой Вицхама, разместились во второй линии шведского центра. Они составляли основную часть шведских резервов. Король, вполне логично, использовал их теперь для усиления оказавшегося под угрозой левого фланга.
Шотландцы только тронулись, когда Густав выдал тот же приказ двум другим курьерам. Вицхаму – то же самое!
Король посмотрел в центр сражения. Терции Тилли медленно ползли вниз по пологому склону, где расположил их полководец-ветеран католической армии. Даже с учётом движения вниз по склону, по лишенной препятствий местности, имперские солдаты двигались крайне медленно.
Густав не стал долго смотреть на них. Он был совершенно уверен, что его пехота в центре, учитывая пушки Торстенссона, может отразить любую прямую атаку. Да и вряд ли терции Габсбургов двинутся прямо вперед. Опасность была слева, и он сделал все возможное, чтобы поддержать Горна ввиду предстоящего удара. Зато справа все хорошо!
Густав внимательно рассматривал свой правый фланг. На мгновение он молча поздравил себя за то, что удержал Банера от преследования потрепанной конницы Паппенхайма. Соблазн был велик, как для короля, так и для его фельдмаршала. Но Густав заранее не доверял стойкости саксонцев. Лучше иметь Банера под рукой, на случай если бой пойдет не так, как надо.
Что, безусловно, и случилось! Но теперь, теперь! – Густав мог обратить катастрофу в триумф. Банер и его люди уже вернулись и выстроились в готовности. Кроме того, Густав знал, что эти кавалеристы, как никогда, уверены в себе. Ведь они опрокинули знаменитых чрных кирасиров Паппенхайма. Почему бы им не сделать то же самое с остальными?
– Почему бы и нет? – вопросил король вслух. Он улыбнулся оставшимся четырем курьерам возле него. Почему бы и нет? Он весело махнул шляпой.
Молодые дворяне заулыбались. Один из них поднял свой шлем в приветствии, выкрикивая: – Gott mit uns!
В нескольких футах позади них, Андерс Юнссон слегка вытащил из ножен саблю и задвинул ее обратно. Потом он проверил свои четыре пистолета в седловых кобурах. Это оружие могло понадобиться в ближайшее время, и он хотел убедиться, что с ним все в порядке. Великан Юнссон был личным телохранителем короля.
Дюжина шотландцев под его командованием последовала его примеру. Они хорошо знали Густава Адольфа. Король Швеции полностью пренебрегал личной безопасностью. Уже в нескольких сражениях король лично ввязывался в схватки без всякой необходимости.
И здесь наверняка будет так же. Его шотландским телохранителям приходилось на совесть отрабатывать свое жалование.
Один из шотландцев выразился по этому поводу чисто философски.
– Ух и шебутной же парень, храбрец, не то что чертов святоша Стюарт, король Англии. – Он сплюнул на землю. – Этот гребаный папист.
– Да уж. И близко не поставишь, – согласился один из его товарищей.
Густав Адольф пришпорил коня, переходя сходу в галоп. Герцог Вильгельм Саксен-Веймарский скакал рядом, курьеры и телохранители чуть позади.
Когда они приблизились к шведскому правому флангу, Густав увидел Банера скакавшего рысью навстречу. Но уделил фельдмаршалу не более чем мимолетный взгляд – его взор был устремлен на большую группу кавалеристов под зелеными знамёнами. Это были Вестготы Эрика Соупа, более тысячи кавалеристов из Западного Готланда, разбитые на восемь отрядов. Густав высоко ценил их. И было за что!
Поравнявшись с Банером, Густав придержал коня и весело крикнул: – Ну теперь, Юханн, ты видишь?
Фельдмаршал кивнул своей лысой головой.
– Вы были правы, Ваше Величество. Как всегда.
– Ха! – воскликнул Густав. – Не скромничай! Тебе не идет!
Король яростно оскалился. Его собственный боевой дух, казалось, передался и его коню. Скакун нервно гарцевал, словно так и стремился в бой.
– Я хочу, чтобы ты кинул Вестготов туда, Юханн.
Король указал на левый фланг боевых порядков Тилли. Кирасиры Паппенхайма, прикрывавшие его, были уже разгромлены. Ослабленный фланг рассыпался на глазах. Пехотинцы Тилли, двигавшиеся наискось от левой части поля к правой, чтобы ударить по левому флангу шведов, растянули ряды своей терции. Все таки этот строй в испанском стиле был плохо приспособлен для чего-нибудь другого, кроме движения вперёд.
– Я намерен сделать то же самое с Тилли, что он уготовил для меня, – пояснил король. – Ха! – рявкнул он удовлетворенно. – Вот только у меня получится, а у него нет!
На мгновение Банер заколебался. Король, по-сути, предлагал отчаянную авантюру. Можно действовать и более безопасно…
Как будто читая его мысли, Густав покачал головой.
– Горн выдержит, Юханн. Он не дрогнет. И станет наковальней, а мы – молотом.
Банер не стал возражать, он доверял военной интуиции короля. Густав II Адольф был молод, по меркам генералитета того времени, ему было всего тридцать шесть, но у него было больше боевого опыта, чем у большинства людей вдвое старше его. В шестнадцать, он подготовил и возглавил внезапную атаку и захватил датскую крепость Боргхольм. В двадцать семь – он захватил Ливонию и Ригу и был ветераном войн с поляками и русскими.