Неизвестные селенья проезжая,
Проезжая неизвестные селенья,
Их осеннее унынье озирая,
Их унынье, одичанье, запустенье, —
И стал думать я. Не думать даже, а
(Это уже позже, глядя в мрак
Заоконный, да на горизонте огонька
Три загадочных), не думать стал, а так
Вот что понял: пидарасы блять, козлы!
Блять ебаные авангардисты!
Хули петрите по жизни, на хуй, вы!
Хули петрите вы, блять, по жизни!
Да, согласен. Да, унылый вид,
Да, угрюмые растянутые дали,
Но — неужли не хватает? не сквозит?
Впрочем, вы здесь никогда и не бывали.
И — не лезьте. Блять свой Брайтон Бич
Новый стройте, где хотите, здесь не надо!
А не то засвищет, фигурально выражаяь, наконец, народный бич
Ох, доскётесь, сука падла гады!
1990, сентябрь, поезд Абакан — Москва и поселок Балезино в Удмуртии
Ах, как хочется быть богатым!
***
Ах, как хочется быть богатым!
Как это, братцы, наверно, приятно!
Ах как хочется, ну, например, ламбаду
Уметь танцевать развратно,
Всех присутствующих шампанским
Угощать направо и налево, —
Но положено быть мне штатским.
Страдать при том сильно с похмелья.
Ах как хочется, чтоб старались
Быть красотки еще красивЕй, — и спецально чтоб именно мне при том нравиться;
В платье этакие, знаете, такие наряжались,
Подолы у коих раз вдруг — развеваются;
Но положено быть мне — нудным.
Положено быть угрюмым.
Думать свою ёбаную думу,
Свою ёбаную думу думать, —
Потому что ведь являюсь я поэтом!
А поэту так положено, того ждут люди!
Вот приходится и соответствовать, ребята!
Иб иначе хуй поэзию мою народ полюбит.
1990, сентябрь, Москва
Ах я бедный, ах я несчастный
***
Ах я бедный, ах я несчастный,
Ах какой я талантливый ночью на кухне сижу!
За окном гудит вовсю ненастье,
Думу думаю, различны мысли в голове кружу.
Ах я бедный, ах я глупый Немиров!
Ах, не любит меня девчонки!
И позорным сижу я чувырлом
В половине четвёртого ночи!
И сижу я, и думаю думу,
И бычочков курю понасобранных, —
А такой ведь красивый! И умный!
Отчего и печально особенно.
А на улицу выйдешь с утра
За окурками в рядом подъезд,
На как улицу выскочишь — на!
Ну ни хэ себе! Там уже снег!
Там такое ни серо ни белое,
А такое как соляризованное,
И как всё тут понятно как сделается,
И как ясно! И как ох просторно!
И такая как сила блять мира
Сквозь меня как начнёт проходить
Что не зря, значьт, я всё же — Немиров.
Раз могу это всё ощутить.
1990 10
Душа — ничего не желает
***
Душа — ничего не желает.
Кроме покоя.
Сосредоточенная и пустая
Душа оставаться желает, на всё остальное —
Искусство, политику, прочее там — положив с прибором.
В порядке как бы что ли — сомнамбулизма.
Дома сидеть в полудрёме,
Думать дурацкие мысли,
Перебирать бумажки,
Печатать машиночкой “Ивица”… —
Хули я вам, сука-блять, америкашка?
Лыбиться?!
Скорее угрюмые песни
Предпочитать мне свойственно.
Россия, короче, бедность.
Россия, короче, осень.
Душа хочет киснуть, киснуть,
Она понимает:
И не захочешь романтизма,
Так жизнь заставит!
Москва, октябрь 1990
Четырёх блять не менее ящиков
***
Четырёх блять не менее ящиков
Братцы, требуется приобрести, —
Жизнь движется по восходящей,
Ноздри радует запах пизды,
Ослепительные ляжки —
Глаз: это платья, такие, которые
Холодные, скользкие, гладкие
В них наглей они, чем бы голые
Были б просто; восторженный стыд
Поднимается по позвоночнику,
Жизнь безумнейшая кипит —
Аж блять жарко ушам, аж поёживаешься;
Водка бьет по желудку как палкой —
Пьёшь — холодная, выпьешь — кипящая!
Жизнь безумнейшая, настоящая
Всей своею электромешалкой
И визжит и ревёт, и взвывает,
И хуюжит («хуярит» + «вьюжит»)
Блять восторженные дикий блять ужас,
Непрерывно производяет,
А поэт что сказал, всякий знает:
Про закат там, короче, печальный,
Про улыбкой, короче, прощальной.
6 ноября 1990, Москва.
Настоебало мне всё
***
Настоебало мне всё,
Все мне на, все мне сто, все мене и так далее,
Все сплошное мне настоебалие,
Ох же сука еббит ты май соул!
Ничем, что я вижу, я не, я у,
Я довлетворен. Аминчрай!
Любое, короче, чего наблюдаю вокруг, —
Нахуяй! нахуяй!
Ничем, ох, ребята, совсем я, ребята, ничем!
Зац ворай сэй! Зац ворай но!
Какое-то просто сплошное ребята совсем
Говно! говно!
Айм блять! Кэнт блять! Гет, блять-сука, но!
Москва, ноябрь 1990
Ох друзья как хреново с похмелья мене
***
Ох друзья как хреново с похмелья мене,
Ой хреново, друзья, хопана!
На фиг нужен, ребята, такой винегрет,
Нет хорошего тут ни хрена!
На фиг надо такого говна!
Потому что болит ж у меня голова,
Ой же бошечка же ой-ёй-ёй!
Потому что водяра ж вчера в ней была!
Наполнял же её алкоголь!
А водяру бухать я ж ох сильно люблю,
Это дело люблю же я как!
Но с утра — ох какое с утра айлюлю!
Ведь болит моя бошечка как!
Просто ох ты еббит мой кутак!
Москва, 1990, декабрь.
Хрен и знает друзья что сказать
***
Хрен и знает друзья что сказать.
Хрен его знает, друзья.
Такое какое-то как-то билять,
Что и не сказать ни хуя.
Такое какое-то как-то всё так,
Что хуй что и скажешь чего.
Такое какое-то ёб мой кутак! —
А более ничего.
Являюсь, казалось бы, я же поэт, —
Весь мЫшленьем должен вскипать! —
Но вот ведь, оказывается, нет!
Ни крошечки, так твою мать.
Оказывается, друзья,
Дружочечки же вы мои,
Оказывается, опляля!
Оказывается, айлюли!
Оказывается, вот так,
А не по другому совсем:
Еблысь, и пиздык, и хуяк,
И — ничего, что затем.
Москва, декабрь 1990
Поеду-ка я повампирю!
***
Поеду-ка я повампирю!
‘Нэргетики хапну мал-мал!
А то уже дня как четыре
Чего-то я просто шакал.
В пол-пятого — на фиг! короче! —
Проснулся я сёдня с утра,
И что-то совсем уже в общем,
Блять чувствую, — просто хуйта.
Какой-то я что-то, короче
Никак что-то всё не очнусь.
Никак что-то с’средоточу
Сознанье в один я чтоб луч.
Поеду-ка я на вокзальчик!
Блять точно! Ещё же куда,
Когда блять и холод собачий,
И пол лишь шестого утра?
Блять точно! Поеду к вокзалу!
Как раньше же я не допёр!
Чтоб жизни моей заскучалой
Весь новый открылся простор!
Поеду на Киевский, братцы,
В толкучке его потолкусь,
На Курский! И на Ленинградский!
На фиг ли там есть, подивлюсь!
На мрак, и на холод во мраке,
На просто космический хлад, —
На то, как все словно в атаку,
Под ветром пригнувшись, бегят,
На ужас сей просто кромешный,
Но и на как всё же горит,
И люминесцентный, конечно,
Вокзала пАрлелепепИд!
Его невъебенный карбид!
13 января 1991, Москва.
Приятно всё же о блондинках попиздеть!
***
Приятно всё же о блондинках попиздеть!
Вопрос рассматривать со всех сторон, сопоставлять, переставлять,
Свои суждения примерами из жизни подкреплять,
Со знаньем дела, тоесть, а не так лишь, — попиздеть,
Когда, при этом, — с ними же. Когда притом
Уже никак не успеваешь до метра
И значит, время коротая пиздежом,
Продлять придётся вечер до утра, —
Когда, конечно, с ними же! Тойсть, с их одной
Из представительниц, под проливной
Такси ловить ещё за водкой за одной,
Выскакивая, ливень, возвращаясь, продолжая: нет, Шувалов,
Неправы чтят химических кто ниже натуралов,
Когда ж наоборот: вид у химических куда же боле блядск!
А в этом ведь и цель!
Тут рифмы сами так и лезут дальше: «ласк», и аск,
И всяка остальная тарам-парам мадмуазель,
И разно прочее, тугдыг его в качель …
1991 10
Пала Москва, пала ебучая блудница пала!
***
Пала Москва, пала ебучая блудница пала!
Что в твоих подземных хваленых чертогах? Пятнарик теперь за проезд!
Что в твоих гумах да цумах да елисеях? На рыло сплошной нынче ноль!
А для чего советской власти давала?
Вот расплачиваться изволь.
В красных одеждах ты (ты!) меж людей фишшуряла?
Политбюровской подстилкой себя ты (ты, ты!) проявляла?
Весь ты народ ты советский, зараза, ты! ты! обжирала?
Ну вот так всё и выходит: позволь, этиленогликоль!
Так-то вот, сука, понятно? Но это — лишь только начало:
Чурки теперь володеют тобою, чечены, эстоны, американцы!
Честною раз ты зараза остаться являться не пожелала —
Бегай макдональдсы им (скажем мягко) теперь подноси, только этим тебе пробавляться,
Падла, паскуда продажная, ой-ёй-ёй-ёй!
ноябрь 1991, Москва.
Меж тем на улицах, оказыватца, выйдешь — ох как зашибись!
***
Меж тем на улицах, оказыватца, выйдешь — ох как зашибись!
Так пусто, так голо, так там, оказыватца, братцы,
Оказыватца, продолжающая продолжаться всё же жизнь!