Всё было как там, в бункере Аненербе, когда Гудрун пила мёд в первый раз.
Тысячи глаз округлились от восторга и ужаса…
Я же убедился, что яблоки дал ей не зря. Яблоки тут делали все шоу, доказывали, что это на самом деле чудо, а не мистификация.
Гитлер и Гиммлер в Нюрнберге
Михаэль фон Фаульхабер,архиепископ Мюнхена и Фрайзинга в 1917–1952 гг. В реальной истории колебался в своем отношении к нацизму. Публично выражал сочувствие пострадавшим в ходе погромов евреям, через Гёрделера был связан с антигитлеровской оппозицией. Однако впоследствии принял сторону фюрера, заговор 1944 года поддержать отказался, заговорщиков осудил, призывал к молитвам за здоровье Гитлера.
Нюрнберг, Территория съездов НСДАП, 5 мая 1943 12:42
5 мая 1943 года в Нюрнберге, в 42 минуты первого разверзлись бездны космического ужаса, пространство и время порвались, привычные законы физики закончились.
Моя дочка Гудрун Гиммлер оторвалась от бетонного пола трибуны и стала взлетать.
Не так, как взлетает мессершмит, а медленно, плавно и совершенно бесшумно — вертикально вверх.
Гудрун поднялась на метр над трибуной. Недопитый кувшинчик гиперборейского мёда девушка бросила одному из моих охранников, охранник кувшинчик поймал — это было срежиссировано нами заранее.
А Гудрун летела все выше…
Два метра… Три… Пять… Десять метров!
Тысячи немцев, собравшихся на Цеппелин-фельд, ахнули разом.
Я теперь в полной мере осознал, что означает используемое в интернет-рекламе выражение «УЧЕНЫЕ АХНУЛИ». Именно это сейчас и происходило. Только тут ахнули все — эсэсовцы, чиновники, мальчики из гитлерюгенда, работники нюрнбергских предприятий, даже ветераны Первой Мировой, даже толстый штурмовик СА ахнул…
На Гудрун смотрели десятки тысяч глаз, круглых и блестящих от шока.
В последовавшей за аханьями полной тишине Гудрун продолжала взлетать вверх, все ускоряясь, все быстрее.
Оказавшись на одном уровне с циклопической свастикой, венчавший Трибуну Цеппелина, девушка перевернула свою корзинку с яблоками, вывалив из неё фрукты, потом изящно пнула корзинку ножкой — и корзинка улетела прочь, завертелась в воздухе, а потом рухнула к подножию трибуны.
Пара десятков яблок теперь парили рядом с Гудрун, такие же летучие, как она, яблоки вертелись вокруг Гудрун, как луны вокруг планеты.
Девочка с яблоками взлетала все выше, разгоняясь, как ракета на старте…
Гудрун раскинула руки в приветственном жесте, как рок-звезда на концерте или как Иисус на распятии.
Косички девушки вдруг взметнулись вверх, на секунду встали вертикально, как будто были антеннами на голове у Гудрун, но тут же снова опустились.
Подол длинного платья тоже дернулся вверх, на миг мелькнули голые коленки Гудрун. Но до панцушота дело не дошло, трусиков моей дочери толпа так и не увидела, ибо подол тут же опустился обратно, одновременно с косицами девушки.
Почему так?
Я понятия не имел. Мы вчера проводили тесты целый день, но мы так и не поняли, как это работает. Ясно было одно — золотой мёд гипербореев отключает гравитацию, для выпившей его девушки и для предметов вокруг девушки.
А детали этого процесса оставались тайной даже для меня самого и моих соратников по Аненербе. Все, что мы смогли — так это подобрать нужную дозу мёда, чтобы моя дочка продемонстрировала эффектное шоу, но при этом не улетела бы в стратосферу.
Гудрун уже поднялась выше Трибуны Цеппелина, ускорение её взлета постепенно гасло. Еще миг — и девушка просто зависла в воздухе, в полусотне метров над полем.
Гудрун все еще держала руки раскинутыми, как будто хотела тут обнять каждого лично… Она улыбалась толпе.
А толпа была заворожена.
Я сейчас ощущал себя Кашпировским, все эти тысячи немцев теперь были под моим гипнозом, были покорны мне полностью. Я мог сделать с ними что угодно, хоть послать их прямо сейчас на мясной штурм Берлина, против Ольбрихтовской армии. Они бы пошли. Ни один бы не отказался.
Впрочем, я не Гитлер. Я не собирался забрасывать моих врагов немецким мясом.
— Я не причиню вреда никому, кто будет покорен мне — вашему законному королю Генриху Людольфингу, — твердо объявил я в микрофон, — Поймите, что я люблю вас, мои храбрые германцы. Люблю каждого из вас, несмотря на всю вашу глупость. Люблю вас вопреки всем вашим грехам, как велит мне мой христианский долг!
Я глянул на стоявшего рядом кардинала, кардинал чинно покивал, но дополнить мои речи необходимым не счел.
— Забота о германском народе — моя цель, — произнес я, — Разве немцы не заслуживают лучшей жизни, разве немцы не заслуживают мира? Клянусь, еще час назад вы не заслуживали этого! Но теперь — всё иначе. Ныне с вами ваш король, посланный вам Господом ради вашего спасения от скверны нацизма. Ваш король под горой проснулся, мои германцы! И теперь — он должен разбудить вас.
Время просыпаться, мои любимые! Разумеется, я отрицаю демократию. Вы пока не готовы к демократии, ведь демократия — это ответственность. А кто из вас был ответственным последние десять лет, кто из вас был ответственным с 1933 года, когда Гитлер загнал вас в рабство? Ответьте честно, не мне, а себе самим. Воистину, до демократии вам еще нужно дорасти, мои германцы. И я помогу вам.
Вот почему я беру сейчас на себя всю полноту власти в Германии, я провозглашаю Германское Королевство и провозглашаю себя его королем! Германское Королевство — абсолютная монархия. Отныне вы не одни больше в этом страшном мире, полном страданий, отныне ваш король ведет вас. Ведет от тьмы к свету!
Гудрун начала медленно снижаться, плавно опускаться вниз, сначала спускаясь едва заметно, а потом — все ускоряясь.
А на трибуне появился Гротманн. Хотя сценарий никакого его появления сейчас не предполагал…
— Рейхсфюрер… — Гротманн подошел ко мне и тревожно зашептал мне на ухо.
— Ваше Величество! — тут же поправил я Гротманна.
— Да, простите. Ваше Величество, в Нюрнберг входят танковые батальоны. А на аэродроме высажен армейский десант. Надо уходить, немедленно.
Я глянул на часы.
Рано! Рано, черт возьми, я еще не закончил…
С другой стороны, Гротманн прав. Если не уберусь отсюда, то меня скорее всего тут и прикончат, прямо на вершине моего триумфа.
Тем не менее, я не собирался трусливо бежать, я все-таки должен сказать главное.
Я жестом отослал Гротманна, потом продолжил:
— Друзья! Мой верный Гротманн только что сообщил мне, что сюда едут военные — едут с намерением убить меня, убить вашего короля! Подонки готовы пойти даже на грех цареубийства, лишь бы не дать немцам мира, лишь бы помешать вам обрести вашу заслуженную счастливую и достойную жизнь!
Толпа забухтела, теперь я видел ярость в их глазах…
Это было более чем понятно, я же только что дал людям настоящее чудо. И если Ольбрихтовские молодчики посмеют сейчас у людей это чудо отобрать — люди порвут их голыми руками. Чудо — это же нечто вроде героина. На чудеса легко подсесть, а расставаться с чудом — всегда больно. Вот почему Гитлер обещал немцам чудеса и вундервафли все последние годы войны, когда Рейх уже был обречен. И вот почему немцы в это верили.
Да, конечно, я мог бросить толпу на военных, я мог защитить свое тело чужими телами, принести всех этих немцев в жертву. Вот только в долгосрочной перспективе это сделает меня конченым мудаком. Это был тот случай, когда неверное тактическое решение могло погубить все мои стратегические перспективы.
Я предпочел дальние цели ближним, как и положено настоящему политику.
— Вам наверное интересно, почему военное руководство страны желает моей смерти, — произнес я в микрофон, — Я вам объясню. Дело в том, что я обещал главнокомандующему Беку, что сегодня же уйду со всех постов, сложу с себя мои полномочия рейхсфюрера ᛋᛋ и министра внутренних дел. Я поклялся в этом генералу Беку. И Бог свидетель — вот я выполняю мою клятву, перед всеми вами, прямо сейчас! Я не просто покидаю должность рейхсфюрера ᛋᛋ, я еще и упраздняю само ᛋᛋ, я распускаю все нацистские структуры, десять лет пившие кровь германского народа! С этого самого момента: ᛋᛋ более не существует. Отныне все бывшие сотрудники ᛋᛋ переходят на службу королю, в мой новый Орден…
Я подал знак.
На трибуну втащили огромный белоснежный штандарт, через несколько секунд его уже развернули, закрепили там, где раньше висела нацистская драпировка со свастикой.
Тысячи глаз теперь глядели на новый флаг — белый, как снег, с черным прямым крестом цвета воронова крыла.
Я кивнул в сторону кардинала:
— Святая церковь в своей доброте позволила мне возродить запрещенный Гитлером, живым Антихристом, древний Орден — Тевтонский Орден. Отныне тевтонцы возвращаются, друзья. И берут полную власть в нашей несчастной стране в свои руки. Я воскрешаю Тевтонский Орден, отныне он — законная власть в Германии, верный проводник моей воли. Я объявляю новую Германию, которая будет построена на принципах древней германской чести, христианской совести и гиперборейской северной воли.
Я распускаю НСДАП, это коричневое дерьмо, я заменяю его моей партией — новой партией «Гиперборея». Я объявляю «Гиперборею» единственной легальной партией в Германии! Учтите, что мой Орден и моя партия открыты для всех, каждый гражданин Великогерманского Рейха может вступить туда, независимо от расы, пола, достатка, даже вероисповедания. Мой Тевтонский Орден — моя правая рука короля, моя партия «Гиперборея» — левая рука короля. Этими руками я закладываю первый камень в здание новой Германии!
Наши цели — просты. Мир для немцев, немедленный, свобода для немцев, немедленная, возвращение закона — государственного и морального, НЕМЕДЛЕННО. Достойная жизнь для каждого!
Конечно, как христианский государь, я готов простить и принять каждого нациста, который покается. Я умею прощать. Я даю сутки всем нацистами и ненацистами, чтобы они присягнули мне. Сутки, чтобы принять решение, для каждого немца! И если через сутки найдутся несогласные с