Кутаясь в плед, под которым спала, Леля сразу пошла в ванную. Не смытая с вечера косметика раздражала кожу и глаза. После горячего душа Леля направилась на кухню. Там уже суетилась тетя Таня, у ног которой лежал Филя. Увидев Лелю, он поднял голову. Леля присела около него и обняла.
– Доброе утро, Леленька, – сказала тетя Таня, оборачиваясь. Она стояла около плиты и жарила сырники. – Садись, сейчас все уже будет готово.
– А папа где?
– Вчера приехал поздно уставший. Еще спит.
– Вы Филю не выгуливали?
– Он немного побегал во дворе.
– Это мало. Я его выведу, только поем…
Сырники получились пышные, сладкие. Тетя Таня подвинула Леле розетку с яблочным вареньем и банку сгущенки. Завтракали в тишине. Кухню заливало солнце.
– А сколько градусов за окном? – спросила Леля. – По ощущениям, должно быть морозно.
– Минус два. Одевайся потеплее, когда пойдешь Филю выгуливать. А еще тебе бы купить новые перчатки, старые не очень подходят к куртке по цвету. Я понимаю, что ты у нас девочка яркая, но должна же быть какая-то гармония в сочетании…
– Когда же уже снег! – перебила Леля.
Тетя Таня тут же переключилась на размышления о выматывающей осени, которая никак не желала сдаваться и уходить. Леля погрузилась в свои мысли, кивая для вида. Вдруг Филя поднял голову и тяжело задышал, словно ему воздуха не хватает, но скоро успокоился и снова заснул.
– Совсем он сдает, – сказала тетя Таня, отпивая кофе.
– Да… – Леля с грустью посмотрела на Филю.
– Он тебя от дворовой собаки защитил как-то. Ты помнишь? Хотя куда тебе, малышкой была! Мы приехали на дачу, Андрей разводил костер, твоя мама готовила салат, а ты сидела на траве и играла. Калитка оказалась незакрытой. Откуда-то огромная дворняга взялась. Мы не успевали помочь, все находились трагически далеко. Она неслась на тебя, оскалив зубы. Я даже зажмурилась от ужаса, думаю: все, потеряли ребенка. Потом услышала визг и рычание. А это Филя, тогда еще подросток неокрепший, бросился на дворнягу и бился, как волк. А ты даже не заплакала. Он в схватке лапку повредил, хромал, но все равно весь день потом за тобой по участку хвостиком ходил – охранял… Вот ведь как! Преданность какая!
– Я помню. Я тоже ради него в драку полезла бы. А полез бы кто за мной, кроме Фили?
– А как же те ребята, с которыми ты общалась раньше? Я вот помню, ты постоянно Жоржа какого-то упоминала.
– О, этот за меня точно драться бы не стал. Никто, наверное, не стал бы…
– Я бы полезла! – воинственно и даже обиженно сказала тетя Таня.
Леля взглянула на нее и слабо улыбнулась.
– Ладно, пойдем мы с Филей гулять! – сказала она полчаса спустя, решительно ставя опустевшую чашку на стол.
На улице было по-утреннему свежо и морозно. Леля наступила в небольшую лужицу, лед хрустнул.
– Ну что, поплетемся? – спросила Леля у Фили и направилась в сторону набережной, взволнованная мыслью, что может встретить Илью.
Филя шел, медленно перебирая лапами, и постоянно вздыхал. Леля впервые отчетливо поняла, что ее дорогой друг сильно постарел. В груди что-то болезненно сжалось, и сердце вдруг накрыло большой, неудержимой любовью. Леля присела на корточки рядом с Филей, взяла его морду в руки и заглянула в уставшие, но преданно смотревшие подслеповатые глаза.
– Ну что с тобой, хороший мой? Плохо тебе? – Филя тяжело вздохнул. – Ты держись, возраст солидный, но мужчинам он очень к лицу.
Леля подумала, что Филя может однажды исчезнуть навсегда. И вдруг снова ощутила это нескончаемо страшное чувство, будто вот-вот должна затрястись земля. И Леля провалится. Вот-вот, сейчас!.. В ушах бил пульс, все звуки обострились. Яркие солнечные лучи резали глаза. Леля крепко обняла Филю, только бы защитить его, удержать, не отдать этой пропасти, от которой не спастись. Вдруг она увидела перед собой чьи-то ноги и подняла глаза.
– Привет жаворонкам, – сказал Илья добродушно.
Леля встала:
– Жаворонок здесь только он, – она кивнула на Филю, – я сегодня по ошибке проснулась раньше полудня.
Илья посмотрел на собаку и аккуратно погладил Филю по макушке.
– А ты что здесь забыл в десять утра в субботу? – спросила Леля бодрее и развязнее, чем чувствовала себя на самом деле. Она была смущена вчерашним разговором в раздевалке и тем, что ей очень нравилось на него смотреть.
– Всегда так встаю, бегаю по утрам.
Леля только сейчас заметила, что на Илье теплый спортивный костюм и кроссовки.
– Ну беги тогда!
Илья обошел Лелю и сказал:
– А ты в пьесе-то в итоге участвуешь?
– Думаю еще, – Леля прищурилась и с интересом посмотрела на Илью. – А кого ты играешь?
– Министра-администратора.
Как жалко! Не Медведя. А если бы все же главным героем был Илья, захотелось бы Леле принять участие в спектакле?
Илья махнул ей на прощание и побежал дальше по набережной.
После прогулки Леля зашла на кухню, где папа пил кофе.
– Я Филю выгуляла, – сказала она.
Папа кивнул. После сна он всегда был похож на нахохлившуюся сову.
– А еще вчера мама написала, что скоро приедет к нам, увидеться хочет.
Кивок.
Леля поджала губы и нерешительно огляделась. Солнце вдохновило ее на то, чтобы сделать шаг навстречу отцу и предложить посмотреть фильм или вместе выгулять Филю вечером, зайдя за кофе, но угрюмость Андрея Петровича подействовала на нее как ведро холодной воды. Нет, наверняка он откажется, скажет, что у него много работы.
Леля выпила чашку чая и ушла к себе. Весь день она читала пьесу, а перевернув последнюю страницу, почувствовала приятную опустошенность, будто трудилась много часов и наконец может полюбоваться результатом своего труда. Но ведь нет никакого результата труда. Чем ей любоваться? А все-таки приятно, хорошо на душе. Будто весна.
В понедельник в машине Андрей Петрович снова обсуждал по телефону рабочие вопросы, Леля узнала, что сократили еще несколько человек.
– Что, так все плохо? – спросила она, когда отец положил телефон на панель.
– Идет процесс оптимизации производства, – ответил Андрей Петрович, потерев глаза большими пальцами, – если не сокращать, то вообще потонем…
– Почему?
– Заказов мало, все отданы на завод поближе к Москве.
– И как быть?
– Следующий этап – перевести всех на четырехдневную рабочую неделю.
И, соответственно, урезать зарплаты, дополнила про себя Леля. Что начнется!..
– Как у тебя обстоят дела в школе? – спросил Андрей Петрович.
– Все хорошо.
– В случае агрессии по отношению к тебе не молчи, сразу ко мне.
– Пап…
– Слушаю.
– А тебе не жалко сокращать людей?
Андрей Петрович пожал плечами, провожая взглядом Анну Романовну, которая на каблуках, стараясь не упасть на льду, осторожно пробиралась к школе:
– Конечно, во мне есть сочувствие, но я считаю, что каждый человек должен уметь заботиться о себе в любой ситуации. Мы сокращаем честно, с тремя зарплатами, а не бессовестно: с одной или задним числом… А дальше уже от самих людей зависит, выплывут они или нет. Обижаться глупо. Я считаю, что никто никому ничего не должен, кроме того, что было обговорено. Меня тоже когда-то сокращали. Ты только родилась, мы жили небогато. Я, конечно, мог разобидеться на весь мир и на своего начальника, но предпочел не ныть, а работу искать. Я сочувствую, но побеждающую слабость не уважаю.
Леля кивнула и вышла. Она была согласна с отцом, и его уверенность в своих словах придала ей сил. А еще Лелю позабавило, что, почти не общаясь, они мыслят так похоже.
На крыльце школы, на ступеньках, привычно собралась толпа ее одноклассников. Лера и Маша проводили ее особенно злыми взглядами.
– Хорошо живется тебе, да? – услышала Леля.
– Хорошо.
– Еще бы, когда деньги из бюджета завода воруешь, а людей сокращаешь, хорошо живется.
Леля резко затормозила и подошла близко к Маше:
– Ну откуда в твоей тупой башке эта дебильнейшая ерунда? Мой папа просто получил должность в сложное время, а ты хоть немного головой подумай, вспомни законы экономики, которые тебе на обществе объясняли, олимпиадница ты наша, и сложи два плюс два. И если кто-то еще из вас хоть что-то мне скажет, я вам обещаю, что терпеть не буду. Понятно?
– А что, папочке нажалуешься?
– Да, нажалуюсь. Вы все злитесь на какие-то мои привилегии, так почему бы уже просто не согласиться с вами и не заставить вас начать отвечать за то, что мелет ваш тупой, ничего толком не понимающий язык.
Леля отвернулась и вошла в школу, понимая, что только что отрезала себе путь к примирению. Еще ей вдруг подумалось, что она рада, что Илья не слышал, что она наговорила. Некрасивая получилась сцена, ужасная… А как быть? Леля не знала. И как Сонечка свято верит в свою теорию о прекращении зла и живет по ней, Леля тоже не понимала. Неужели она никогда не срывалась? Понимать и прощать… Как можно прощать тех, кто отказывает тебе в простом человеческом уважении, но требует его по отношению к себе?
Нет, решила Леля, никакой пьесы, никакого совместного времяпрепровождения с этими мерзкими людьми. Сколько можно понимать и терпеть? Хватит! Не Лелина вина, что отец когда-то построил такую карьеру, а родители ее одноклассников нет. Не ее вина и в том, что происходит сейчас.
Отдать сегодня же Сергею Никитичу пьесу! Сегодня же! И забыть об этом. Но в тот день директор уехал в администрацию, и Леля, не застав его, ушла домой. Думать о своем положении в классе ей было грустно. Прежние друзья не писали и игнорировали ее сообщения, а из нынешних у нее только Надя и Сонечка.
Когда Леля ждала такси у школы, игнорируя насмешки одноклассников, проходивших мимо, ей пришло сообщение. От мамы, наверное, подумала она. Но писала ей Надя.
Надя: «Видела твою сегодняшнюю стычку утром. Если хочешь, можем встретиться и поболтать».
Леля: «Да, с удовольствием! В той же кофейне?»
Надя: «Устала от кофеен. Давай в ресторане перекусим, который на набережной».