Такси остановилось у хорошего ресторана в центре города. Швейцары открыли Леле двери, а официант помог снять пальто. Если он и удивился ботинкам, короткой юбке и ярко накрашенным глазам в таком элегантном месте, то ничего не сказал.
– Солнце, привет! – Надя встала из-за стола и обняла Лелю. – Как дела? В школе совсем беда?
– Спасибо, что пригласила меня, – сказала Леля. – Что-то у меня в самом деле не клеится ничего…
– Да и ладно! Зачем искать дружбы тех, кто проведет молодость в пыльном цеху. Жизнь всех рассудит. Они еще жалеть будут, что нос от таких, как мы, воротят.
Леля не хотела спорить с человеком, который проявил к ней дружеское участие, поэтому для приличия подняла уголки губ. Каждый раз, когда Надя говорила что-то циничное, Леля вспоминала Сонечку, и у нее не поворачивалась душа предаться ненависти окончательно и согласиться с Надей.
Продиктовав официанту заказ и дождавшись, когда он уйдет, Леля спросила у Нади:
– Слушай, а ты визуально знаешь всех старшеклассников?
– Ну, думаю, да.
– А… А Илью… Илью Аверина знаешь?
С недавних пор Леле хотелось соприкасаться с Ильей пусть не физически, но хоть с его именем или с мнением о нем. Это не менее волнующе и не менее захватывающе.
– Так, Илья Аверин, – задумалась Надя, не придав Лелиному интересу к конкретному парню никакого внимания только потому, что ей казалось невероятным, что Леля проявит симпатию к кому-то не из их круга. – Напомни, это тот, который…
– Высокий, шрам на брови, волосы светлые. Мой одноклассник.
– А, зануда?
Леля промолчала, потому что испытывала странные чувства: с одной стороны, она и сама так думала об Илье, а с другой – ей вдруг показалось, что Надя произнесла это слово «зануда» с таким презрением, которого Илья не заслужил.
– Так, ну что я про него знаю, – продолжила Надя. – Он симпатичный, конечно, но очень уж скучный. Ни на какие школьные вечеринки не ходит, хотя тут я его понимаю. Ничего, кроме учебы, не видит. Родители на заводе работают. Ну и все. Что тут еще скажешь.
И хотя Леля никогда не отличалась глубиной взгляда или суждения, все ее существо возмутилось против такого подхода к человеческой личности. Разве целый живой человек может местом работы родителей и интересом к учебе определяться, а в особенности Илья Аверин? Это же так же непростительно, как сказать, что в космосе есть другие планеты и закончить изучение. А из чего эти планеты состоят? Какая на них жизнь? Погубят эти планеты все живое, что на них есть, или дадут развиться? Леля представила, как по такой же бездушной схеме могла бы описать ее Надя: «Она колючка. Почти не учится, всем грубит. О, а еще у нее папа директор завода, а мама актриса. А что тут еще сказать?» Кошмар какой! Все-таки, к счастью, грани человеческой личности сложно исчерпать. Леля решила, что не станет и в этот раз спорить с Надей, которая даже не перебросилось с Ильей и парой слов, а потом лучше спросит о нем у Сонечки. И тут вдруг Лелю одолело любопытство. Она вспомнила о Сонечкиной матери, об их сложной финансовой ситуации, но она не знала подробностей. Леля достала телефон, открыла фото улыбающейся Сонечки в соцсети и показала Наде.
– А вот ее знаешь?
Надя поджала губы и наморщила нос, будто почувствовала запах прорванной канализации.
– М-да. Соня. Фамилии не помню и даже как-то плевать.
– А что? Почему ты так отреагировала?
– Да у нее мать такая… В общем, помнишь Варю с нашей вечеринки? Помнишь, да? Короче, Соня эта – ее единокровная сестра. Ее мамочка крутила шашни с Вариным папой, хотя знала, что он женат и у него годовалая дочка. Началось с того, что она пришла устраиваться к нему в офис секретаршей. Она, говорят, в молодости была фигуристой красоткой. А у Вариного папы тогда как раз был кризис в отношениях с женой, потому что маленький ребенок, знаешь, все дела… Сонина мама и так перед ним вьется, и этак… Он даже ее увольнял, чтобы прекратить все домогательства. А она хитрая, видит, что мужчина богатый, хочет развестись с женой, вот и пыталась себе прихватить. Она даже после увольнения к нему в офис наведывалась. В итоге все-таки броня пала, ну и Соня эта родилась. А Варин папа – мужик умный, вернулся к жене и забыл все как страшный сон.
– Захватывающие подробности. Это что, кто-то в сторис освещал в режиме реального времени?
– Город-то маленький, – пожала плечами Надя, – да никто это и не скрывает. У Сони его фамилия и отчество. Но он, понятное дело, с ней не общается.
– Но винят все только Соню и ее маму? Это же нечестно.
– Слушай, я тоже мизогинию не выношу и считаю феминизм классной штукой. Но тут как бы… Ладно бы один раз! Так ведь ее мать со всеми в этом городе. Со всеми! А Соня эта наверняка такая же мерзкая.
– А ты с ней общалась? Разговаривала?
– Я знаю, что яблоко от яблоньки далеко упасть не может.
– То есть ты с ней не общалась? А Сонечка, между прочим, добрее и человечнее всех, кого я знаю.
Надя улыбнулась снисходительно и стала есть свою лазанью.
– Я понимаю, – сказала она через несколько минут, – что ты могла проникнуться, но пройдет время, и ты увидишь, что я права. Я, согласись, дольше тебя всех этих людей знаю.
Именно в эту минуту, видя Надину снисходительную улыбку, Леля вдруг захотела как-то обозвать ее, нагрубить. Пытаясь взять себя в руки, Леля оглядела зал. За большим столом сидела большая компания одетых по-деловому людей. Чуть левее – мужчина и беременная девушка. У окна двое взрослых мужчин что-то серьезно обсуждали. А в самом дальнем и уютном, тускло освещенном углу сидела молодая красивая женщина с какими-то странно знакомыми добрыми глазами… Леля пригляделась. А, да это же Анна Романовна! Ее ладонь лежала на руке мужчины и успокаивающе гладила. Глаза смотрели сочувствующе. Леля бросила взгляд на мужчину, но ее отвлекла Надя:
– О, Сашок пишет! – воскликнула она. – Зовет в клуб поехать. Ты как, присоединишься? Ты не беспокойся. То, что ты тогда дала слабину и не стала ничего писать, не уронило тебя в наших глазах. Все о тебе по-прежнему хорошего мнения.
– Нет, спасибо, голова побаливает, – соврала Леля, подумав, что ей не хочется добавлять и без того уставшему отцу хлопот и волнений, и снова перевела взгляд на столик, где сидела учительница английского. Леля, вздрогнув, уловила в ее спутнике – манере сидеть, в цвете волос и в ширине спины – что-то знакомое. Когда мужчина чуть повернул голову, подзывая официанта, Леля узнала своего папу.
Все внутри мгновенно опустело. Может, у них деловая встреча? Леля перевела взгляд на ладонь Анны Романовны, лежащую поверх ладони ее отца, и сказала, посмотрев на Надю:
– А хотя поехали! Я угощаю выпивкой.
Леля открыла глаза в чьей-то кровати. Чужое постельное белье, чужой запах…
Леля поднялась и обшарила глазами пространство, оглядываясь. Тут же стрельнуло в голове. Рядом кто-то пошевелился, и к Лелиной ноге прикоснулось что-то теплое. Испугавшись, Леля повернулась к источнику тепла. Рядом с ней спала Надя. Саша лежал на диване в другом конце комнаты. Леля почувствовала, как панический страх сразу улегся. Она среди знакомых и не наделала вчера глупостей.
Встав с кровати и пошатываясь, она так и спала в одежде, Леля подошла к сумке. Телефон показал, что сейчас уже третий час дня – она проспала школу и тридцать пять пропущенных звонков от отца. «Так тебе и надо!» – зло подумала Леля, читая возмущенные сообщения, которые он прислал. И все же мысленно похвалила себя за то, что отправила папе вчера из клуба хоть грубое, но сообщение, что останется у друзей. А то к утру ее бы полиция с собаками по всем дворам искала…
Леля, по-прежнему шатаясь, натянула на себя ботинки, куртку, попробовала пальцем оттереть отпечатавшуюся на нижнем веке тушь, но плюнула и спустилась к вызванному такси. Всю дорогу в голове ее с головной болью билась о череп только одна мысль: «У папы есть другая женщина!» И хотя родители уже полтора года как развелись, Леля продолжала думать, что это сон, игра, мираж, что рано или поздно земля перестанет трястись, а тревожность исчезнет, когда соединятся те самые элементы, которые и не должны были разлучаться… Теперь ясно, что не соединятся. И как быть? Зная отца, там все серьезно.
Леля чувствовала тревогу, неловкость и потерянность.
Затошнило.
– Остановите здесь, я дальше сама… – сказала Леля и, едва машина затормозила, вывалилась из такси.
Ветер дул пронзительный, острый. Леля закуталась в короткую куртку и втянула голову в плечи – шапку она вчера не надела. И тут Леля увидела Илью и его мать.
– Здравствуй, Леля! – улыбнулась Алена Александровна. – А где же твой друг?
– Друг? – Леля растерялась, потому что зачем-то смотрела только на Илью. У него мило покраснел нос. Потом она поняла, что речь о Филе: – А! Да он дома, а я не из дома иду…
Леля старалась не подходить близко, чтобы Илья и его мама не учуяли перегар.
– А мы домой! Илюша вот из школы возвращался, я вышла прогуляться и встретила его. Ты ведь тоже из школы! Что я в самом деле… Хочешь чаю? Моя мама вкусного варенья прислала.
Леля, не зная что сказать, бросила взгляд на Илью. Что он думает? Может, он и не хочет, чтобы она принимала приглашение его общительной матери.
– Вишневое, вообще не оторваться, – вежливо отозвался он.
Леля хотела отказаться. Ей было стыдно за перегар, который Илья и Алена Александровна в любой момент могли учуять. Да и зубы она еще не чистила, а под глазами, кажется, тушь осыпавшаяся. Но потом Леля подумала, что дома ее ждет рассвирепевший отец, на которого она пока не хотела смотреть, и согласилась.
Квартира у семьи Ильи была маленькой: проходы узкие, потолки низкие, – но по-домашнему уютной. Такая теплая атмосфера, которая, казалось, переплелась со стенами, обычно бывает только в тех домах, где семья живет дружно.
– Проходите на кухню, я пока переоденусь, – сказала Алена Александровна. – Илюш, чай поставь, пожалуйста, и позаботься о гостье.