– Ты болеешь. Негигиенично…
В зале застыла тишина. Низкий звук расстроенного пианино, за которым неизменно сидел Митя, взметнулся к потолку.
Первым согнулся пополам от смеха пухленький Дима Косицын, а его картонная корона свалилась на пол. Затем затрясся от хохота и весь класс.
– Видимо, ходить нашему Феде, то есть волшебнику, нецелованным, – сказал Сергей Никитич улыбаясь.
Леля, смеясь, слышала рядом смех Ильи, и это делало ее счастливее. Ей вдруг показался этот момент очень интимным.
– Что ж, похоже, репетировать дальше бессмысленно, – сказал директор, наблюдая за развеселившимися десятиклассниками. – Предлагаю тогда предаться празднику и с чистой совестью устроить чаепитие с Машиными тортами. Пойдемте все в кабинет труда, там и чайник, и чашки есть…
Ребята дружно выходили из зала. Леля в нерешительности застыла. Илья, уже почти подошедший к выходу, обернулся и посмотрел на нее.
– Лель, идешь? – спросил он вроде бы у нее, но сам строго смотрел на всех оставшихся в зале.
Ребята молчали.
– Да, Лель, идешь? – сказала Сонечка вроде бы с вопросительной интонацией, но Леля чувствовала, что вопрос этот задан с намерением поддержать ее и защитить.
Все посмотрели на Машу. Она стояла к ним спиной, застегивая сумку.
– Ну почему бы и нет, – отозвалась наконец она, обернувшись, – торты большие, на всех хватит.
Маша и сама не могла бы точно объяснить, почему выбросила белый флаг. Вероятно, дело было в понимании, что от человека не всегда все зависит и, как бы ни хотелось улучшить положение, жизнь может складываться совсем иначе, как показали сокращение отца и неудачи Маши в поисках подработки. А раз так, раз иногда не складывается, как ни старайся, по каким-то совершенно непонятым причинам, значит, нет смысла винить Лелю и ее отца в бедах своей семьи. Может, Андрей Петрович и хотел бы, чтобы сокращений не было, но иногда обстоятельства сильнее.
А у Лели будто сняли с плеч рюкзак, набитый учебниками, – сразу наступило облегчение и даже счастье.
Уже сидя с одноклассниками в кабинете труда, соприкасаясь плечами с Ильей, Леля почувствовала, как завибрировал телефон.
Надя писала:
«Солнце, Сашка взломал! Ты обалдеешь. Мы ее уничтожим».
Небо беспросветно затянуло. Падал бешеный колючий снег, больно, будто тонкое лезвие, раня щеки. Леля вошла в кофейню и сразу увидела Надю.
– Мне уже не терпится тебе показать! – сказала она, обнимая Лелю.
Заказав кофе, они сели за дальний столик в углу, чтобы им никто не мешал. Надя достала телефон и протянула Леле.
– Смотри, это переписка с ее бывшим парнем. Читаешь, да? Страсти бешеные. Даже фотки есть, сама понимаешь какие. Если мы разошлем это всем из ее списка друзей, а потом еще и в школе повесим… Будет шедеврально! Шах и мат!
Леля задумчиво пролистала скрины, потом отложила Надин телефон и закрыла глаза: ей было неловко от того, насколько личные сообщения она прочитала.
– Ты считаешь, что это правильно? – спросила она.
– Конечно.
– Она ведь даже ничего напрямую нам не сделала.
– И что? Важно то, что после этого она, вероятнее всего, уедет из города, и, значит, закончатся ее отношения с твоим отцом. Разве тебе не этого хочется?
Леля подумала, что Надя наверняка очень разозлилась на Андрея Петровича, когда тот рассказал ее родителям о выпитом вине.
– Не понимаю, – продолжила Надя, – почему ты сомневаешься. Я же тебе не избить ее предлагаю в подворотне.
Леля молчала и смотрела в окно.
– Ладно, я тебе перекину все скрины, а ты уже сама думай.
Леля кивнула и хотела начать говорить о другом, но Надя обижалась на нее, поэтому отвечала сухо. Потеряв интерес друг к другу, они допили кофе и разошлись.
После Машиного дня рождения отношения Лели с одноклассниками заметно улучшились. Потепление это было настолько ощутимо, что Сергей Никитич мог с удовольствием наблюдать, как она стоит вместе с ними в коридоре и смеется, а не сидит вдалеке от всех, закрыв лицо волосами.
Декабрь наконец чихнул, как про себя назвала это Леля, и огромные хлопья снега валили, не переставая. В продуктовых магазинах стали появляться новогодние украшения, а на центральной улице уже приступили к установке огромной елки.
Пьеса отыгрывалась все лучше и лучше. Постепенно для каждого действия на сцене стали появляться необходимые декорации, Митя уже закончил с музыкальным сопровождением, заполняя в нужном месте зал приятными звуками. Директор все чаще молчал во время репетиций, не давая уже никаких указаний, просто наблюдая за игрой ребят.
Дома у Лели с папой тоже наступило перемирие. Андрей Петрович наконец перестал злиться на нее из-за того, что они с Надей пили. Леля заметила, что папа вообще последнее время редко хмурился и чаще улыбался. Вероятно, думала она, причина для этого вполне естественная. С лица Анны Романовны тоже не сходила улыбка, и она не теряла мечтательного вида. Не было и сокращений. Похоже, Андрею Петровичу удалось стабилизировать производство.
Звонила мама. У нее наконец появилось несколько свободных недель, и она обещает приехать повидаться с Лелей. Леля в волнении зашла к папе в кабинет:
– Мама хочет приехать! – сказала она.
Он кивнул, не отрываясь от бумаг.
– Я очень рада, пап. Приготовим ей гостевую комнату, да?
– Она сказала, что будет жить у нас? – отец поднял брови, но от бумаг не отвлекся.
– Вообще-то мы не обсуждали это, она просто упомянула, что хочет приехать и…
– Все гостиницы в ее распоряжении.
Леля сверлила папу взглядом до тех пор, пока он не посмотрел на нее.
– Мы теперь чужие люди, – сказал он, – от этого дома она сама отказалась.
– Вы не чужие, у вас все еще есть я.
– Кто спорит. Но родительство не требует проживания на одной жилплощади.
– А стоило бы. Может, тогда у вас появились бы успехи в этой сфере.
Леля хлопнула дверью кабинета, закрылась в своей комнате и позвонила маме. Захотелось услышать ее голос.
– Да, дочка?
– А где ты будешь жить – волнуясь, спросила Леля, – когда приедешь.
И стала ждать ответа.
– Честно говоря, – раздался беззаботный мамин голос, – я и не думала. Не знаю. Вряд ли твоему папе захочется меня видеть в доме.
– У него тут новая женщина, так он никакую другую в принципе видеть не хочет.
Лелю оглушило молчание в телефоне.
– Мам? Ты тут?
– У него кто-то появился, Лелька? Ты не врешь?
– Моя учительница английского. Я сама видела.
– Понятно, – коротко и быстро отозвалась мама. – Лельчик, ты прости, я… Я сейчас в ресторане с коллегами. Мы… в ресторане, да. Я тебе потом позвоню.
– Я хотела просто еще узнать, когда примерно ты… – В трубке раздались гудки, – приедешь.
Леля отбросила телефон, встала с кровати, подошла к своей сумке, покопалась там и привычным жестом положила в рот две таблетки обезболивающего.
Снова начала болеть голова.
Утром, открыв налившиеся будто от тяжести глаза, Леля поняла, что мигрени ей в этот раз не избежать. Боль еще была едва ощутимая, но Леля знала, что робость ее нарочитая, скоро она поймет свою власть и уложит Лелю в постель на несколько дней. Леля подумала было отлежаться, но вспомнила, что сегодня репетируется много сцен, в которых она задействована. Если выпить еще одну таблетку, то можно продержаться день.
Уже в такси Леля, щурясь от боли в глазах – вечной спутницы мигрени, – прочитала сообщение. Мама написала ей, что у нее появились срочные дела, ей жаль, она очень скучает, но никак не сможет выбраться и т. д. и т. п. Леля убрала телефон в карман и запретила себе думать о трусливой матери. Лучше оставить эти мысли на время, когда не будет болеть голова.
С трудом отсидев уроки, Леля с одноклассниками направилась в концертный зал. Репетиция сегодня тянулась особенно долго. Будто даже назло. Ребята были не собраны, а Сергей Никитич не в духе. Когда у Лели выдалась свободная минута, она села в кресло и опустила голову на ладони. Боль нарастала, и стало невозможно даже моргать. Рядом Митя наигрывал мелодию из пьесы. Высокие ноты перемешались с ударами колокола в голове. Леле показалось, что сейчас она упадет в обморок. Кто-то тронул ее за плечо. Она не подняла головы.
– Что с тобой? – спросил Илья.
Леля не сразу поняла вопрос и с трудом нашла в себе силы ответить:
– Мигрень.
– Тебя домой отвезти?
Леля кивнула. Он на секунду отошел, видимо, объяснить директору причину их ухода, затем помог Леле подняться и осторожно повел ее к раздевалке. Леля протянула ему телефон.
– Такси… Там адрес сохранен.
В машине Леля положила голову Илье на плечо и закрыла глаза. Боль усиливалась. Нужно будет выпить еще одну таблетку. А больше нельзя. Превысит тогда суточную норму. Как Леля ненавидела суточную норму, если бы кто знал!
– Дома кто-то есть? – спросил Илья, помогая ей выйти из машины.
– Тетя Таня.
Он постучал. Минуту ничего не происходило. Он постучал снова. У Лели побежали мурашки по коже от боли, вызванной этим шумом. Она вытащила из куртки ключи и протянула Илье.
Дом встретил их безлюдной тишиной, только Филя обнюхал Илью и снова ушел спать.
– Мне нужно лечь, – едва шевеля губами сказала Леля и поняла, что сил подняться на второй этаж к себе в комнату у нее нет. Она прошла в гостиную и рухнула на диван, положив ладонь на лоб.
– Как тебе помочь? – услышала она над ухом.
– Вода.
Послышались торопливые шаги, затем Илья вернулся и протянул ей стакан. Леля, не глядя, пошарила рукой по полу. Где-то тут она бросила сумку, а в ней блистер с таблетками. Наконец найдя то, что нужно, она запила таблетку водой и снова легла. Илья сел рядом, взял подушку и осторожно устроил Лелину голову на своих коленях.
– Так нормально?
Леля кивнула. Он осторожно, массирующими движениями проводил рукой по ее волосам от лба до затылка. Через полчаса Леля почувствовала, что боль немного ослабла.