– Доброе утро, Маша, – слегка улыбнулся Саша. Я вгляделась в его лицо. Интересно, в каком настроении он на этот раз? Кажется, веселый.
– Правильнее сказать «добрый день», – важно заметила Элизабет.
Говорю же, педант. На ее слова я не обратила внимания, помахала в ответ с улыбкой.
– Где Таня? – спросил Алекс.
– Еще спит.
– Не удивлен, судя по топоту на крыше до утра, вы в развлечениях себе не отказывали.
– А что, мы сильно вам вчера мешали?
– Ничего не слышала, – сказала Элизабет.
– У меня слух отличный, слышу даже шепот, – объяснил Алекс.
Я покраснела. Подумала, что он мог слышать, как я назвала его красивым и непонятным или, того хуже, наши с Таней разговоры на крыше. Но последнее я отмела, не супергерой с силой слуха ведь он в конце концов.
– Это любопытно, – добавила Элизабет без всякой заинтересованности в голосе, – спим в одной комнате, а слышим по-разному.
И тут у меня кровь прилила к ушам. Почему-то стала представлять… Нет, все-таки стыдно даже писать. Меня спасла Таня. Растрепанная, в купальнике она подскочила ко мне, и мы убежали на пляж.
Июнь, 16
18:00. Сейчас расскажу о чем-то важном. Или неважном. Не знаю, как это понять.
Пока Элизабет собирала чемоданы, а бабушка с Таней накрывали на стол прощальный ужин (гости уезжали), я решила прогуляться по пляжу. Несколько раз искупалась и шла по линии моря и песка в одном купальнике. Солнце спряталось за тучами, стало прохладно, но надеть платье я ленилась. И тут увидела Алекса. Он стоял в море недалеко от берега и смотрел вдаль, вода доходила ему до лодыжек. Ветер трепал его волосы. И взгляд у него был такой… такой… будто он о чем-то важном и сложном думает. И поза его, и настроение напомнили картину Айвазовского и Репина «Прощание Пушкина с морем».
«Как хорош… Наверное, у него много мыслей и переживаний!» – подумала я.
Видимо, он тоже успел искупаться, потому что рубашка намокла и облепила его здоровое сильное тело.
Я резко остановилась, не зная, как лучше поступить, даже уже развернулась, чтобы уйти, но он меня увидел и окликнул. Я помахала ему рукой и быстро натянула платье поверх почти обнаженной худобы.
– Маша, ты когда-нибудь чувствовала, что море может лечить душу? – спросил он задумчиво, все еще глядя вдаль, когда я подошла. Я пожала плечами, а он уже заговорил о другом: – Послушай, папа просил узнать, что тебе привезти на день рождения. Ты выглядишь такой удивленной… Не знала, что мы не навсегда уезжаем? Твои родители нас пригласили вернуться, как только с делами разберемся, и провести отпуск здесь, с ними. Короче говоря, подарок… Так как шестнадцать лет – это большое событие, то папа просил передать, что ограничений нет. Можешь просить, что душа пожелает.
Я, конечно, стала вежливо отказываться и лепетать, что буду рада любому знаку внимания.
– Ты доиграешься сейчас до того, что мы тебе набор кастрюль заграничных привезем.
– Важен не подарок, а внимание, – упрямо продолжала я гнуть ту вежливую линию, которую в мою голову намертво вбили родители.
– Если бы был важен не подарок, а внимание, – добавил Алекс, – то тогда все ювелирные магазины перестали бы существовать.
Чуть-чуть цинично, но мне понравилось. Я хохотнула. Мы стояли близко друг к другу. Я смутилась и, притворившись, что хочу что-то достать со дна, сделала пару шагов вперед.
– Серьезно, Маш, обнаглей до нужной степени и выдай, что бы хотела получить.
– Собаку.
– Собаку?
– Всегда хотела.
Он молчал. Видимо, я действительно перешла черту в просьбе. Он-то думал о какой-нибудь побрякушке, а я тут выдала… Стало стыдно за свою несдержанность.
– Да я не настаиваю, – снова начала я лепетать. Да, в присутствии Алекса я только и делаю, что выдаю что-то несвязное и тихое, как взмах крыла бабочки. – У нас была собака, когда я была маленькой. Она умерла. Родителям больше не хочется вставать по утрам и выгуливать, а я помню, как приятно обнимать пушистого дружочка. Ну и хочется какой-то безусловной привязанности. Это же абсолютно по любви будет, без задней мысли. Собаки очень искренние.
Алекс молчал. Щеки горели, я не знала, куда себя деть, что сказать и нужно ли уходить, поэтому продолжила быстро изливать душу. Уф! Я находка для шпиона.
– Прошлым летом крестный пообещал мне на день рождения щеночка. Так прямо, знаешь, железно пообещал. Серьезно поговорил со мной об ответственности, поставил в известность родителей. Они, конечно, против были, но он ничего, обработал их. Я весь год ждала, прочитала много про ретриверов (он мне именно эту породу обещал). Всю ночь перед днем рождения не спала. Писала Тане: «Представляешь, уже вечером буду обнимать дружочка». Придумала кличку, кстати, даже. Выбирала ответственно. Смотрела значение имени в переводе с греческого и римского, потому что, как корабль назовешь… А получила букет роз и какое-то украшение, даже не помню: сережки или браслет. Столько было разговоров об ответственности за живое существо, а на деле… Ответственности за свои слова так мой крестный нести и не научился. Теперь я его не выношу.
Алекс молчал. Я подумала: «Бедный! А ведь он просто спросил, что подарить».
– В общем, – я перекатилась с пяток на носки пару раз, – подарок на ваше усмотрение. Я понимаю, что собака – это что-то за гранью…
– А первый пес у вас какой был?
– Овчарка. Но очень добрая, ручная девочка, ласковая. Ее оставляли со мной маленькой. И мухи не обидит. Папа подарил ее маме сразу после свадьбы. Им тоже обоим родители не разрешали, и они решили, что, как вступят во взрослую жизнь, так и…
– Иногда ожидание чего-то слаще самого момента достижения этого чего-то, – сказал Алекс и снова посмотрел на море. Я им залюбовалась. – А ты не хочешь тоже подождать? – Он посмотрел на меня, я не успела отвести взгляд и смутилась. – Встретить любимого человека, создать семью и завести хоть десять собак?
– Ну так я всю жизнь могу прождать.
Глаз мы друг от друга не отводили.
– Я не люблю ничего обещать, – сказал Алекс, – никогда не связываю себя словом, потому что черт знает, как жизнь повернется.
– Кроме Элизабет.
– Что?
– Свадебная клятва, это ведь тоже в своем роде «связать себя словом». Значит, она исключение…
– Очень милое размышление. Так вот о собаке. С отцом поговорю. Он обсудит все с твоими родителями. Если будет чем обнадежить, тогда дам знать.
Внутри будто фейерверк взорвался. Я запрыгала прямо в воде и даже обрызгала Алекса. Он улыбнулся снова только уголками губ и помахал рукой, мол, все нормально, а потом снова задумчиво посмотрел вдаль, будто и забыл про меня. Все-таки что-то гложет его…
– Наверное, ужин уже готов. Я пойду, и ты тоже приходи!
Я побежала к дому по пляжу. И пятки жгло от мысли, что он, может быть, смотрит на меня. И, когда мы разговаривали, смотрел – не мимо, не вежливо куда-то в лоб, а искренне, в глаза. Сейчас пишу и снова все прокручиваю в голове. Чувства напомнили эпизод из детства, когда родители мне запрещали смотреть чересчур откровенную для моего возраста телепередачу, но я пряталась по комнатам, искала любые возможности, чтобы насладиться выпуском, а когда мне это удавалось, чувствовала прилив такого большого счастья, что не могла спокойно сидеть на месте, хоть сердце и колотилось от мысли, что родители узнают и что все это неправильно.
Хотя о чем я, боже! Что неправильно? О чем узнают? Напридумывала. Всегда я так.
22:30. Когда гости укладывали чемоданы в багажник, я помогала, и случайно наши с Алексом локти столкнулись. Я посмотрела на него, а он, казалось, совсем не обратил внимания. Обрадоваться бы, ведь правда – напридумывала. Но все равно… не знаю. Видано ли, что я в своей родной тетрадочке мысль выразить не могу! Ладно. Напридумывала, поверила – и оттого грустно.
Часть 2. Уехали…
Июнь, 19
Мир ощущается странно. Как утро после бессонной ночи. Или как семь вечера в ноябре в четверг – неустойчиво, непонятно, будто залезла на стол и смотришь на комнату, а все предметы уже выглядят иначе и даже кажутся не твоими совсем.
Я три дня избегала Таню и бабушку с дедушкой. Почему-то хотелось быть одной. Уходила утром после завтрака гулять по городу и слушала в наушниках «Героя нашего времени». Кстати, буду его тут сокращать просто: «ГНВ», а то с ума сойти, какое длинное название.
Сегодня будто отпустило, как после болезни, когда, пережив мучительную ночь, просыпаешься и чувствуешь, что началось выздоровление.
Не знаю, в чем причина меланхолии. Со мной иногда бывает… Я просто устаю от внешнего мира и ухожу в себя, но в этот раз было как-то совсем сурово. Думаю, что если бы я была дворянином XIX века, то во время подобных приступов уезжала бы на Кавказ. Мама говорит, что во всем виноваты мои активное правое полушарие и ленивое левое, что делает меня «загадочной творческой личностью». А Таня вообще как-то сказала, что в дни своей меланхолии я выгляжу как рыба, которая только что задохнулась и смотрит своими пустыми выпуклыми глазами, смотрит…
Июнь, 20
Нет, все-таки еще не отпустило. Облегчение оказалось ложным.
15:00. Киплю от возмущения. Ходили с Таней в кофейню, а там девушка за соседним столиком говорила подружке:
– Никак не могу понять, сколько он зарабатывает. Вроде и юрист, а вроде и государственный юрист, не частный. Это же ужас тогда будет! Три месяца зря потратила, получается. Еще он мне вчера кольцо подарил, я уже весь интернет облазила, пыталась узнать, сколько оно стоит.
– Нашла? – спрашивала подруга с искренним беспокойством.
– Нет! Нигде нет!
– А по картинке пробовала?
– Ой, нет. А это идея!
Дальше я уже не знаю, чем закончилось, потому что девушки допили кофе и вышли на улицу. Я посмотрела на Таню.
– Слышала?
– Ага, – ответила она.
– Кошмар, да?
– Не суди.
А как я могу не судить, когда они не правы? Так и сказала Тане: