товара для других наших друзей. Но если вы готовы компенсировать эту потерю, то все в порядке.
— Я понимаю…
Где-то в глубине коридора задребезжал колокольчик. Девушка встала.
— Прошу вас следовать за мной, месье. Вы хотите, чтобы ваш слуга дождался здесь?
— Я предпочитаю иметь его под рукой. Вдруг возникнет желание высечь и его тоже. Заодно…
За окнами дома Кейсера догорал величественный северный закат.
Салон, куда их привела Нана, был пуст. Диван и кресло напротив. Девушка налила в бокал вина и с улыбкой протянула Винге.
— Мадам Сакс сейчас придет, месье. Надеюсь, вы не сочтете за бестактность, если я позволю себе предположить, что мы скоро увидимся. — Она ласково улыбнулась и ушла.
Винге отставил стакан, быстро пересек комнату, подошел к большому сводчатому порталу, задрапированному неким подобием занавеса, и приподнял край. На другой стороне были изображения совокупляющихся пар: страстно сплетенные мужские и женские тела.
— Жан Мишель, успокойтесь и приготовьтесь услышать вещи много хуже сказанных ранее. Чрезвычайно важно, чтобы вы держали себя в руках. Ради Карла Юхана. Мадам Сакс — наше единственная возможность что-либо прояснить. Вы поняли меня?
Кардель открыл было рот, но тут же закрыл, не проронив ни слова. Молча кивнул и отошел к стене. Правую руку сунул в карман. А обрубок левой спрятан в пустом рукаве.
Трудно угадать возраст вошедшей в салон женщины, появившейся из-за занавеса с фривольными картинками. То ли состарилась раньше времени, то ли поддерживает иллюзию молодости в почтенном возрасте. Изящное золотое шитье на карминово-красном платье — роскошное платье, которое прилагает все усилия, чтобы показаться будничным. Щедро набеленное лицо. Свинцовые белила успешно справляются с морщинами и угрями, но скрыть мешки под глазами не в их власти. Широкая улыбка и странный шрам на шее, будто ее когда-то пытались удушить.
Приветливая мина быстро гаснет.
— Вы не те гости, которых я жду. Нана, должно быть, выпила лишнего. Вам я ничего не могу предложить. Мало того — нам не о чем говорить. Вынуждена попросить вас уйти.
Винге предупреждающе поднял руку:
— Вы совершаете ошибку, мадам. Мое имя Сесил Винге, я пришел из дома Индебету. Я понимаю, что вы продолжаете свою деятельность так открыто только благодаря могущественным покровителям, в том числе и в Министерстве полиции. Имейте в виду: любая система, основанная на секретности, крайне неповоротлива. Довольно много значительных лиц не имеют ни малейшего представления о вашей защищенности и могут вас уничтожить в одно мгновение. Ваши меценаты не успеют даже пальцем пошевелить, чтобы предотвратить катастрофу. Достаточно моего слова, и через полчаса к вам нагрянут двадцать полицейских.
Лицо осталось невозмутимым, но голос ей изменил.
— Знаете ли вы, на кого замахиваетесь? — прошипела она.
— Думаю, да. Домом владеет орден эвменидов.
— Тогда я вам скажу вот что: если вы и в самом деле знаете, значит, блефуете. Даже если произойдет то, чем вы грозите, они никогда не оставят такую акцию без возмездия. И возмездие будет ужасным.
— Мадам, я умираю от чахотки. Полицеймейстер вот-вот лишится должности. Ни ему, ни мне терять нечего.
Мадам фыркнула:
— Вы молоды и доверчивы, мой мальчик. Любому человеку есть что терять. Но то, что вы мне здесь угрожаете, может означать только одно: вам что-то от меня надо в обмен на ваше молчание. Хорошо… Может быть, удастся приблизить счастливую минуту, когда я увижу ваши спины. Иногда легче давать, чем брать. Говорите, не тяните время. Что вам надо? Каждому по горсти монет из моей кассы? Доступ к моему товару? Хотите возродить память об утраченном постельном жаре?
— Отсюда вынесли в портшезе труп искалеченного человека и бросили в Фатбурен. Труп был завернут в почти такую же ткань, что и у вас за спиной. Рассказывайте все, что знаете.
Мадам Сакс перевела взгляд на Карделя. Увидела пустой рукав, и по лицу пробежала гримаса понимания.
— А… теперь ясно. У меня недавно пропал портшез вместе с носильщиками. Двое. Один, слабоумный, явился позавчера, весь зареванный. Говорит, спать не может — кошмары мучат. Говорить он не умеет, но ему дали мел и черную доску, и он изобразил дьявола с одной рукой. Как я вижу, реальность не так страшна, как его фантазия. Но не забывайте: он идиот с рождения.
Она произнесла весь этот монолог, не сводя глаз с Карделя, и снова повернулась к Винге.
Карделю был знаком этот взгляд: так смотрят псы, когда их натравливают друг на друга на собачьих боях. Прежде чем броситься в бой, они словно оценивают силу соперника и взвешивают свои шансы. В своем наивном собачьем сознании они свято верят, что тот, кто на них поставил, знает, на что пошел его риксдалер. Кардель и сам играл на собачьих боях и был уверен, что понимает это развлечение.
Он понимал и эту женщину. Беспощадный боец. А Винге? Тощий как скелет, больной, даже полумертвый — но глаза говорят о другом. Ни малейшего страха. Кардель уверен, что угадал победителя.
Мадам Сакс нанесла первый удар. Она внезапно засмеялась, показав гнилые зубы.
— Посмотрите на себя! Полутруп и калека в обносках. И еще набрались нахальства меня осуждать. Что вы можете знать про желания и привычки благородных господ? Людей, чьи состояния создавались веками, людей, на которых без малейших с их стороны усилий сваливались усадьбы, поместья и титулы. Эти люди воспитаны, чтобы властвовать. Вы хоть можете себе представить лежащий на них груз ответственности? Им нужна разрядка, и вам этого не понять. Как только они в мальчишеском сне извергнут первое семя, тут же требуют, чтобы камеристка взяла их шалунишку в руки, потерла между грудей, а потом отсосала. В пятнадцать лет их уже обслуживает вся женская половина прислуги, а в восемнадцать они портят мальчиков-пажей. И только когда перепробуют весь городской репертуар, приходят ко мне. Они уже ничему не удивляются. Они уже все перепробовали: мочились в открытые рты, били, пытали, топтали… Но я могу предложить кое-что получше. Все, что они пожелают, к их услугам. Я устраиваю вечера с неожиданностями, и многие очень рады, когда мне удается их удивить. В моем хозяйстве есть довольно примечательные создания. Те, кто внушает жалость и ужас, словно подчеркивают своим безобразием красоту моих звезд. Своим уродством, унижением, болью и несчастьем. У меня есть горбуны, карлики, двое с волчьей пастью, с водянкой черепа — самые разные уродства. Тем, кто просит платы, мы платим. Другие служат бесплатно. Это создание в мешке — одно из них. Он был моим piéce de résistance, если вы понимаете, о чем я.
— Главный номер программы, — сухо перевел Винге и опасливо покосился на Карделя.
— Вот именно — главный номер программы! Можно ли лучше и ярче напомнить людям о радостях и счастье жизни, чем показав существо, начисто этих радостей лишенное? Заставить их ценить каждую секунду удовольствия! Многие даже требовали, чтобы он был рядом, пока они развлекаются с девушками. Другие им пользовались, он же был совершенно беззащитен, и зубов у него не было! Они хохотали и хватали его за нос, пока он беззубым ртом жевал вставший член. И они заставляли его глотать свои извержения. Вы не понимаете, а скорее всего, притворяетесь, что не понимаете: мои клиенты правят миром! И важны ли небольшие жертвы, принесенные каким-то получеловеком по сравнению с их благополучием и хорошим настроением? И девушкам забава: когда им удавалось возбудить его единственную оставшуюся конечность, они делали то, что хотят они, а не клиенты.
Винге уловил магнитное поле нарастающей ярости и положил Карделю руку на плечо. Тот уже был готов к прыжку.
— Продолжайте, — кивнул он мадам.
— Конечно, отпугивающее зрелище, но в нем было даже что-то красивое. Волосы, например. Молодые, блестящие, густые волосы. Он принес мне богатство и при этом не стоил ни шиллинга. А теперь скажите: разве не я должна первой горевать о его смерти?
— Я должен уточнить: эвмениды владеют этим домом и одновременно являются вашими клиентами?
— Само собой. Но подумайте вот о чем: знаете ли вы, что эти люди щедро отдают свои богатства нищим и обездоленным? Кто вы такие, чтобы их осуждать? Если бы не они, закрылись бы чуть не все стокгольмские ночлежки и дома призрения. Кто вы такие, чтобы их осуждать, если они время от времени позволяют себе сбросить груз огромной ответственности и немного расслабиться?
— Когда появился в вашем доме этот искалеченный человек?
— Как-то ночью постучали в дверь. Пришедший не назвал свое имя, но явился он с подарком: принес в мешке это существо. Сказал, что в интересах бедняги прожить отпущенные ему дни, будучи окруженным моей заботой. Заплатил за его содержание и рассказал, как с ним обращаться. Он отказывался от еды, и мы раз в день были вынуждены разжимать ему челюсти и вливать молочный суп или что-то в этом роде. Когда его услуги не требовались, мы хранили его в чулане.
— Он был слеп и глух?
— Глаз не было. — Мадам Сакс состроила жалостливую гримасу. — Ни глаз, ни ног, ни рук, ни языка. Ни зубов. Про уши не скажу — не видела.
— В здравом уме?
— Ну и вопрос… покажите мне человека, кто может пройти через такое и остаться в здравом уме? Имбецил, конечно. А вы что думали? У меня даже сомнений не было, приняла как данность. А если бы и сомневалась… Я вам говорила, он отказывался от еды? За одним исключением: поедал собственные испражнения. Как только наложит и, если никого рядом нет, тут же съедает. Кто в здравом уме такое сделает?
— Что потом? — спросил Винге так же монотонно, без выражения. — Он умер, и вы решили от него избавиться?
— Вы догадливы. Хоть мы его и кормили, он таял на глазах, становился все слабее, а как-то поутру испустил дух. Он пробыл у нас чуть больше четырех недель.
— Но почему Фатбурен? У вас, можно сказать, под окнами Норрстрём…
— Нам и раньше приходилось избавляться от неудобных… от сомнительных отходов. С годами приходит опыт. Из Норрстрёма… скажем так, отходы благополучно причаливают к галерной верфи. Какие-то подводные течения, откуда мне знать. В Болоте беднота ловит рыбу, им плевать, что рыба эта жиреет на их собственных отбросах, туда тоже не выбросишь. А в Фатбурен разве что полный идиот полезет с удочкой.