Их кровь не престаёт в снегах реками течь;
Бегут — и в тьме ночной их глад и смерть сретают,
А с тыла гонит русский меч, — писал Пушкин.
Уже в ходе Отечественной войны царь начал подготавливать общественное мнение к её продолжению с целью освобождения Европы от владычества Наполеона. В особом «Известии о состоянии Москвы» от 17 октября, составленном по высочайшему повелению и обнародованном в церквах, заявлялось, что определение «неприятель» для солдат и офицеров Великой армии слишком привычно для слуха и совершенно недостаточно по существу. Поведение их недостойно не только просвещённого народа, но даже дикарей, показывающих только наклонности к грабежу, а не к разрушению того, что они не могут взять и что им не нужно.
Подражание Франции и французам, господствовавшее в русском обществе все годы, предшествовавшие Отечественной войне, признавалось ошибочным, и предлагалось порвать со страной мятежников все нравственные связи, возвратиться к чистоте и непорочности «наших нравов». Франция и Россия противопоставлялись друг другу как «безбожие» и «благочестие», как «порок» и «добродетель», война между которыми должна продолжаться до победного конца.
23 ноября Наполеон, бросив жалкие остатки Великой армии, уехал в Париж. Это «действо» императора породило следующий анекдот. Достигнув пограничной реки Неман, он вышел из возка и увидел крестьянина-литовца, который с интересом разглядывал его.
— Ты местный житель? — спросил император.
— Да, — ответил крестьянин.
— А не скажешь ли, много дезертиров уже переправились через Неман?
— Вы первый, — последовал ответ.
3 декабря русские взяли приграничный город Ковно. Жалкие остатки Великой армии отступили за Неман — Россия была освобождена от нашествия «двунадесяти языцев». В приказе по армии М. И. Кутузов писал: «Храбрые и победоносные войска! Наконец вы на границах империи, каждый из вас есть спаситель Отечества. Россия приветствует вас сим именем.
Стремительное преследование неприятеля и необыкновенные труды, подъятые вами в сем быстром походе, изумляют все народы и приносят вам бессмертную славу. Не было ещё примера столь блистательных побед. Два месяца сряду рука ваша каждодневно карала злодеев. Путь их усеян трупами. Смерть носилась в рядах неприятельских. Тысячи падали разом и погибали. Тако всемогущий Бог изъявлял на них гнев свой и поборил своему народу» (53, 633).
На Рождество, 25 декабря, царским манифестом народу было возвещено об освобождении России от вражеского нашествия. Главной причиной великой победы в манифесте называлась помощь Бога: «Не отнимая достойной славы ни у главнокомандующего войсками нашими знаменитого полководца, принёсшего бессмертные Отечеству заслуги, ни у других искусных и мужественных вождей и военачальников, ознаменовавших себя рвением и усердием, ни вообще у всего храброго нашего воинства, можем сказать, что содеянное ими есть превыше сил человеческих. Итак, да познаем в великом деле сём Промысел Божий».
В другом манифесте, изданном в тот же день, царь объявил о своём намерении соорудить храм во имя Христа Спасителя «в ознаменование благодарности к Промыслу Божию, спасшему Россию от грозившей ей гибели». Эта же мысль выражена на оборотной стороне медали, учреждённой 5 февраля 1813 года: «Не нам, не нам, а имени Твоему».
Оба манифеста были написаны государственным секретарём А. С. Шишковым и произвели большое впечатление на тринадцатилетнего Пушкина. Позднее смысл первого из них он отразил в следующих блестящих строках:
Гроза двенадцатого года
Настала — кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский Бог?
«В Париже росс». 20 декабря (1 января по н. ст.) русская армия перешла Неман; начался заграничный поход, в котором победоносные войска почти сразу потеряли главнокомандующего. И. И. Кутузов скончался 16 апреля 1813 года в силезском городе Бунцлау. После бальзамирования тело Михаила Илларионовича было доставлено в Петербург и 13 июня торжественно захоронено в Казанском соборе, который к этому времени в сознании народа стал памятником Отечественной войны (25 декабря 1812 года в соборе было размещено 27 трофейных знамён, в 1814 году их было там 115 и 94 ключа от городов и крепостей).
Похороны спасителя России широко освещались в печати и едва ли оставили равнодушными лицеистов, которых подготавливали к государственной деятельности.
С 4 по 7 (12–19) октября 1813 года продолжалось сражение под Лейпцигом. Противники потеряли 120 тысяч человек, но победа осталась за союзниками (русскими, пруссаками и австрийцами). Небывалое побоище получило название «Битвы народов» и всколыхнуло всю Европу, владычество Наполеона над которой кончилось.
Кампания 1814 года началась на территории Франции и оказалась на удивление короткой. В самом её начале царь обратился со специальным воззванием к войскам. Напомнив о всём зле, принесённом России Великой армией, он заклинал соотечественников не уподобляться противнику, ибо «Богу не может быть угодно бесчеловечие и зверство». «Забудем дела их, — взывал Александр, — понесём к ним не месть и злобу, но дружелюбие и простёртую для примирения руку. Слава россиянина — низвергать ополченного врага и по исторжении из рук его оружия благодетельствовать ему и мирным его собратьям. Сему учит нас свято почитаемая в душах наших православная вера. Она божественными устами вещает нам: „Любите враги ваша и ненавидящим вас творите добро“. Воины! Я, несомненно, уверен, что вы кротким поведением своим в земле неприятельской столько же победите её великодушием своим, сколько оружием» (64, 34).
19(31) марта царь во главе союзных войск вступил в Париж. Н. И. Тургенев, участник и очевидец этого события, вспоминал: «Странную картину являл в то время сей большой город. Врагов, вступивших в него с оружием в руках, большая часть населения столицы приветствовала как освободителей. В то время император Александр проявил благородные и прекрасные черты характера. Напрасно было бы искать в истории другой пример такого великодушия и благородство со стороны победителя. Российский монарх возбуждал энтузиазм парижан, других государей практически не замечали. Даже когда видели их всех вместе, всё равно кричали: „Да здравствует император Александр!“» (64, 36).
В далёкой России юный поэт не без удивления восклицал:
В Париже росс! — где факел мщенья?
Поникни, Галлия, главой.
Но что я вижу? Росс с улыбкой примиренья
Грядет с оливою златой.
Ещё военный гром грохочет в отдаленье,
Москва в унынии, как степь в полнощной мгле,
А он — несёт врагу не гибель, но спасенье
И благотворный мир земле.
Вслед за капитуляцией столицы Франции последовали отречение Наполеона от престола и ссылка его на остров Эльба. На последний факт Пушкин откликнулся следующими строками в поэме «Бова»:
Вы слыхали, люди добрые,
О царе, что двадцать целых лет
Не снимал с себя оружия,
Не слезал с коня ретивого,
Всюду пролетал с победою,
Мир крещёный потопил в крови,
Не щадил и некрещёного,
И в ничтожество низверженный
Александром, грозным ангелом,
Жизнь проводит в унижении
И, забытый всеми, кличется
Ныне Эльбы императором…
Пока гениальный отрок упражнялся в стихосложении, столица готовилась к встрече победителей. По проекту А. Кваренги у Нарвской заставы были построены великолепные Триумфальные ворота. 12 июня 1814 года через них прошли воины Санкт-Петербургского ополчения. Газета «Северная почта» предупреждала читателей: «Мы не станем описывать здесь ни восхитительной радости родственников, увидевших драгоценных сердцам их юношей, которых почитали уже погибшими на поле брани; ни спокойной судьбам Всевышнего покорности матерей, коих чада не возвратились оттуда и кои утешали себя тем, что Промысел Божий сподобил их славной смерти за веру и Отечество; ни восторгов детей, кидавшихся на шею отцам своим, возвратившимся от военных подвигов, с отличиями на груди, коими дети не могли налюбоваться; мы, не описывая всего того, знаем, что русские, читая сие, сами себе всё то представить могут, ибо умеют всё то чувствовать» (31, 166).
30 июля в город вошли лейб-гвардии полки Преображенский, Семёновский, Измайловский, Егерский, Гвардейский морской экипаж и две роты гвардейской артиллерии.
Газета «Русский инвалид» писала: «Нынешний день принадлежит к числу прекраснейших: победоносные воины императорской гвардии возвращались домой, покрытые лаврами». 6 сентября в столицу вошли гвардейцы Павловского и Финляндского полков, 18 октября — кавалергарды и конная гвардия, 25 октября — лейб-гвардии Казачий полк. Петербуржцы с восторгом и искренней радостью встречали овеянных славой победителей.
Пушкин писал позднее: «Война была кончена. Полки наши возвращались из-за границы. Народ бежал им навстречу. Музыка играла завоёванные песни: Vive Henri-Quatre[2], тирольские вальсы и арии из „Жоконда“[3]. Офицеры, ушедшие в поход почти отроками, возвращались, возмужав на бранном воздухе, обвешанные крестами. Солдаты весело разговаривали между собой, вмешивая поминутно в речь немецкие и французские слова. Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при слове „Отечество“! Как сладки были слёзы свидания! С каким единомыслием мы соединяли чувства народной гордости и любви к государю!»
Все с нетерпением ждали царя; городские власти готовили пышную встречу. Узнав об этом, Александр писал главнокомандующему Санкт-Петербурга генералу С. К. Вязмитинову: «Сергей Козьмич! Дошло до моего сведения, что делаются разные приготовления к моей встрече. Един Всевышний причиною знаменитых происшествий, доверивших кровопролитную брань в Европе. Перед Ним все должны мы смиряться. Объявите повсюду мою волю, дабы никаких встреч и приёмов для меня не делать».