Тактическая разведка:
Её вели агенты, чаще всего жители сопредельных территорий, местные гражданские и полицейские чиновники, наконец, специально командированные в такие города как Радзивиллов, Белосток, Брест резиденты – кадровые офицеры русской армии. Они знали и сообщали о всех передвижениях наполеоновских войск к нашим границам.
Вся информация стекалась в Особенную канцелярию, где систематизировалась и хранилась в специальных книгах.
В начале 1812 года была составлена точная карта дислокации французских войск, численность войск первого эшелона, перешедших в июне Неман, определена с абсолютной точностью».
Вот и вся информация.
Известно также о некоторых наиболее результативных предвоенных операциях, вербовке иностранных агентов, а также о засылке в станы вероятных противников наших агентурных разведчиков.
Дело было новым, во всяком случае, если прежде и велись разведывательные операции, то они не управлялись специально созданным для этого центром, который представлял собою строго засекреченное учреждение.
Особенная канцелярия полностью подчинялась Барклаю-де-Толли, причём только ему одному и, вполне вероятно, что даже Император мог знать далеко не о всех агентах и далеко не все детали проводимых операций. И уж доподлинно известно, что о существовании такого учреждения ничего не подозревали Наполеон и Бертье.
Кстати, в издании «Столетие Военного министерства» особо подчеркнуто, что «Наполеон почитал одного Багратиона, считал хитрым и осторожным Кутузова, а о Барклае имел весьма смутные представления, что ещё раз подтверждает слабость французской разведки».
Нужно сказать, что о Барклае-де-Толли и в нашей литературе до сравнительно недавнего времени было известно немного. Его часто причисляли к когорте иноземцев, а отступление от границ вглубь территории России не могло прибавить ему авторитета. Он чувствовал это, и очевидцы рассказывали, что, будучи всей душой преданным России, очень тяжело переживал несправедливое к себе отношение. Известно, что он, доведенный до отчаяния слухами и сплетнями, искал смерти во время Бородинского сражения. Он появлялся на самых опасных местах управляемого им правого крыла боевого порядка, был на коне, в парадном мундире, со всеми орденами, дразня неприятельских стрелков. Но Бог хранил героя – ни одна пуля не задела его.
Но вернёмся к рассказу о его секретном детище – Особенной канцелярии.
Большая удача была достигнута в сентябре 1808 года, когда во время Эрфуртского свидания Императора Александра и Наполеона развернулось своеобразное «состязание в дипломатической ловкости и хитрости».
Именно в Эрфурте удалось завербовать «за звонкую монету» министра иностранных дел Франции Талейрана-Перигора. В издании «Столетие Военного министерства» сообщается: «Секретная переписка Александра с Талейраном стала регулярной. В 1910 году Талейран сообщил, что Наполеон собирается начать войну с Россией в 1812 году. Он передавал сведения о состоянии французской армии, внутриполитической обстановке, о брожениях на оккупированных территориях. Талейран использовал «в тёмную» министра полиции Фуше. Переписка велась через посла России в Париже Карла Нессельроде, причём Талейран именовался «красавец Леандр», «Анна Ивановна» и т. д. И всё же сведения нуждались в перепроверке».
Как же проверить сведения? Необходим был разведчик. Но ведь Наполеон и сам непрост, и в окружении его были люди неглупые. Секреты в то время добывались самыми различными путями, в том числе покупались у посвящённых в тайны лиц.
Снова обратимся к юбилейному изданию «Столетие Военного министерства»: «На торжествах по случаю бракосочетания Наполеона с австрийской принцессой посол Австрии Карл Шварценберг давал пышный бал в своём парижском особняке. Из-за оплошности лакея внезапно загорелся шёлковый занавес, огонь перекинулся на мебель, начал пожирать паркет, полная гостей танцевальная зала в считанные мгновения превратилась в бушующее огненное море. Если бы не самообладание русского гвардейца с флигель-адъютантским аксельбантом через плечо, жертв было бы много.
Он спас, несколько раз бросаясь в огонь, жен Нея, Дюрока и многих других высокопоставленных особ».
Даётся портрет этого красавца, покорившего французских женщин: «Рослый красавец с густой вьющейся шевелюрой, неистощимый рассказчик и острослов, он пользовался успехом у парижских дам, и завёл широкие знакомства со знатью. Ему симпатизировала сестра Наполеона королева Неаполитанская, а другая сестра императора Полина Боргезе и вовсе состояла в любовной связи… Репутация легкомысленного повесы и отчаянного ловеласа служила прекрасной ширмой, за которой скрывались проницательный ум и необычайная изобретательность русского полковника в добывании важной информации».
И фамилия его была Чернышёв.
Наш агент во Франции добился такого доверия, что «во время франко-австрийской войны 1809 года был в качестве представителя при Наполеоне. Стал курьером двух императоров и его даже прозвали «вечным почтальоном».
Именно Чернышеву было поручено вывести из войны войска шведского наследного принца Жана Бернадота. С ним Чернышёв был знаком ещё в период наполеоновских войн в Европе, когда Бернадот был маршалом французской армии. Чернышеву удалось убедить Бернадота не участвовать в войне против России и «Бернадот дал твёрдые гарантии Александру, что не нанесёт удар по Петербургу с севера, как того хотел Наполеон».
Успешно действовал Чернышёв и в Париже, где создал широкую сеть информаторов, причём для покупки важных секретных сведений не скупясь, использовал личные средства. Ему удалось даже завербовать сотрудника Военного министерства Франции, некоего Мишеля, который был особенно ценен тем, что состоял в группе офицеров, составлявших раз в две недели для императора Франции подробные сводки в одном экземпляре о численности и дислокации французских вооруженных сил. Так вот Мишель действовал настолько быстро и сноровисто, что успевал снять копию, передать её Чернышеву, а тот отправлял курьера в Петербург, причём зачастую сводка в Петербург уходила раньше, чем оригинал ложился на стол императора Франции.
Император Александр, прочитав одну из таких сводок, написал прямо на листе бумаги, на котором она была представлена: «Зачем я не имею побольше министров, подобных этому молодому человеку?!»
Чернышёв работал самостоятельно и часто проявлял разумную инициативу. Он присылал не только точные сведения о состоянии войск и их дислокации, о планах переброски корпусов и дивизий, но и давал точные характеристики многим военачальникам, что было тоже крайне важно знать в условиях надвигавшейся войны.
Это был наиболее засекреченный разведчик. О нём знали лишь сам Барклай-де-Толли и ограниченное число чиновников. Особенная канцелярия была надежно окружена завесой непроницаемой тайны. Не подозревали о существовании такого учреждения даже сотрудники Военного министерства.
О планах Наполеона непременно разбить русские армии на границе докладывали многие разведчики, в том числе Тейль фон Серасерен и Чернышёв, который в своих донесениях писал прямо: «Следует любой ценой заманивать противника вглубь территории, активно действуя подвижными силами на его коммуникациях».
Барклай-де-Толли поручил генералу Чуйкевичу сформулировать данную тактическую концепцию. Докладная записка была представлена 2 апреля 1812 года. В ней указывалось, что главным в тактике действий войск является: «Уклонение от генеральных сражений, партизанская война летучими отрядами, особенно в тылу операционной неприятельской линии, недопускание до фуражировки и решительность в продолжении войны суть меры для Наполеона новые, для французов утомительные и союзниками их нетерпимые».
В издании «Столетие Военного министерства» говорится, что было решено проводить «сознательно и хладнокровно, вопреки общественному мнению, линию на отступление». И делается вывод: «Партизанская война с наполеоновскими полчищами явилась отнюдь не стихийной мерой, не воплощением идеи, осенившей первого командира партизанского отряда Дениса Давыдова, как это нередко представляют, а заранее обдуманным решением».
Император Александр, по мере возрастания опасности, всё больше начинал понимать свою ответственность за грядущие события, всё более доверял Военному министру, и всё чаще прислушивался к советам Барклая-де-Толли и очень уважаемого им самим Аракчеева. Когда стало совершенно ясно, что войны не избежать, возникла новая задача – заставить Наполеона начать войну так, как это выгодно России. Огромная армия на границах – это не «фунт изюма». Разведка доносила, что Наполеон уже не откажется от вторжения, и единственное, что его беспокоит – это возможность немедленного поражения русских в генеральном сражении. Силы для этого у французов были. Но пойдут ли русские на сражение?
Какие бы мечты о скорейшей победе не застилали глаза Наполеона, какая бы гордыня не заставляла его думать о победе и верить в свою непобедимость, рядом находился осторожный и мудрый Бертье.
Конечно, военному министру России было ясно, что если Наполеон не поверит в возможность немедленного сражения, то может предпринять ещё какие-то меры, причём непредсказуемые – от усиления своих войск до попытки привлечь к нашествию на Россию ещё какие-то страны, да хоть ту же Турцию. Значит, оттягивать войну было опасно – надо было, чтобы Наполеон сделал первый шаг, в расчёте на то, что всё пойдет по его сценарию.
И эта проблема была решена благодаря деятельности Особенной канцелярии. Вот что рассказывается в книге «Столетие Военного министерства»: «В 1811 году русский ротмистр Саван был завербован французской разведкой. Однако, вскоре добровольно явился с повинной и согласился сотрудничать с русской спецслужбой. Он помог выявить почти всю агентурную сеть в Вильно, где располагалась Ставка российского командования. Шпионов выявили, но не арестовали, а стали снабжать дезинформацией: В мае 1812 года к Александру приехал со специальной миссией граф Нарбонн. Предложения о мире имели целью затушевать военные приготовления Наполеона.