«Если бы такой случай передала история, мы бы сочли его басней. Но мы видели чудо, свершившееся с генералом Кутузовым».
Вновь в судьбе Михаила Илларионовича большое участие проявила Императрица Екатерина Великая. Она не раз осведомлялась у Потемкина о здоровье Кутузова, просила отписать: «Как Кутузов и как он ранен? Чем нужно помочь?»
Предлагала прислать лучших докторов.
Два смертельных ранения и два чудесных исцеления!.. Провидение хранило Кутузова для великих дел во имя Отечества…
Великое множество блестящих военных кампаний и беспримерных боевых дел на счёту Кутузова, но среди них есть одно, несравнимое с другими по опасности… Это штурм Измаила.
Александр Васильевич Суворов отмечал в реляции: «Генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов показал новые опыты искусства и храбрости своей, преодолев под сильным огнём неприятеля все трудности, влез на вал, овладел бастионом, и когда превосходный неприятель принудил его остановиться, он, служа примером мужества, удержал место, превозмог сильного неприятеля, устремился к крепости и продолжал затем поражать врагов…»
В то время слава Суворова уже гремела по всей России. Кроме почитателей, были и завистники. Обидно было, когда ими становились недавние соратники. Так, однажды, на славу Суворова решил вдруг покуситься Дерибас…
Когда все приготовления к штурму были завершены, он попросил у Суворова войска для приготовления операции, а сам, сняв с судов артиллерию, погрузил их туда, чтобы отправить на штурм Измаила. Будучи бесталанным генералом, как и все иноземцы, он не понимал, сколь сильна это крепость и хотел попытаться взять её сам. Это бы привело к бесполезным жертвам. Кутузов догадался о безрассудном замысле иноземца и сообщил Суворову. Александр Васильевич впоследствии говорил: «Кутузов умен, очень умен… его и сам Дерибас не обманет…»
В напряжённый момент штурма Измаила, когда русские были оттеснены назад и, казалось, штурм может захлебнуться, Кутузов доложил о том Суворову и попросил подкреплений. Но Суворов вместо подкреплений прислал приказ о назначении Кутузова комендантом Измаила и сообщил о том, что отправил в Петербург рапорт о взятии крепости.
Когда крепость была взята, Кутузов спросил у Суворова: «Почему изволили поздравить меня комендантом Измаила и отправили Государыне известие о взятии крепости, когда я едва не начал отступать от неё?»
Суворов ответил: «Я знаю Кутузова, а Кутузов знает меня. Я знал, что Кутузов будет в Измаиле! Если же мы не взяли бы Измаила, Суворов умер бы под его стенами и Кутузов – тоже!»
Что это был за штурм, можно представить себе по тому, как отозвался о нем сам Кутузов в письме к жене: «Век не увижу такого дела. Волосы дыбом становятся!»
Байрон в своей поэме «Дон-Жуан» посвятил этой битве такие восторженные строки:
«Зловещая царила тьма вокруг.
Лишь пушки, искры грозные бросая,
Свои огни сливали в яркий круг,
Что отражался волнами Дуная,
Как адским зеркалом. Тревожа слух,
Пальба не прекращалась роковая.
Огня Небес страшней огонь земной:
Один – щадит, безжалостен другой
…Земля и воздух, крепость, горы, волны –
Все превратилось в миг в кромешный ад;
Вся местность стала огненным вулканом,
Какой-то Энтой, взорванной титаном…»
Потеря Измаила потрясла Османскую империю, однако Порта не соглашалась на мир и не теряла надежды взять реванш. Прежде всего, враг хотел вернуть Измаил. Оборона крепости была возложена на Кутузова.
Это было нелегкое время для русской армии, действовавшей на юго-западе России. Командование соединенными силами на юге принял генерал-аншеф Н.В. Репнин – человек, преданный более своему карману, нежели России, но, в то же время, преуспевший в интригах против Суворова, Потёмкина и даже самой Государыни.
А обстановка накалялась. Особенно напряжённой она стала к лету 1791 года, когда турки попытались взять реванш. Кутузов докладывал по команде: «Вчерашнего числа до пятисот (человек) турецкой конницы показались в Тульче около половины дня, из которых до полутораста человек приближались к самому берегу, а вскоре потом вся толпа потянулась вверх по Дунаю и зажгла во многих местах камыши, по правому берегу находящиеся; в то же время видна была другая толпа против Исакчи во сто пятидесяти человек, которая, оставя на визирском кургане пикет, удалилась из виду».
Наблюдения за противником дали все основания предполагать, что турецкие войска, сосредоточенные в районе Мачина, готовятся к наступательным действиям.
Что же было делать? Ждать, когда враг двинется на приступ, отдав ему инициативу? Кутузов счел необходимым упредить турок, причём сделать это до полного их сосредоточения. Он предложил план разгрома неприятеля до подхода войск визиря. Для этого атаковать последовательно Бабадаг, где дислоцировалось около 23 тысяч турок, и Мачин, где было около 30 тысяч.
При всём этом Кутузов мог выделить на столь сложную операцию всего 12 тысяч человек. Снова он действовал по-суворовски. Вспомним Кинбурн, Фокшаны и особенно Рымник! Суворов ни разу не имел превосходства в числе войск. Кутузов, как и его учитель, собирался бить врага не числом, а уменьем.
И вот, в ночь на 14 июня 1791 года, отряд Кутузова, посаженный на суда у Чатальского мыса, переправился через Дунай в районе Тульчи.
Удар был дерзким и внезапным. Ранним утром 15 июня Русские войска неожиданно появились перед турецким лагерем и атаковали его. Враг бежал, оставив на месте более полутора тысяч убитых солдат и офицеров. Многие сдались в плен.
Не останавливаясь, Кутузов двинул свой отряд к Мачину и 9 июля совместно с другими отрядами, присланными Репниным, атаковал превосходящего неприятеля. В этом сражении проявились многие замечательные качества русского полководца: умение выбирать направление главного удара, применять различные формы маневра, использовать рациональное построение боевого порядка.
Главнокомандующий докладывал в Петербург: «Расторопность и сообразительность Кутузова превосходят всякую похвалу!»
Наградой за победы был орден Святого Георгия 2-го класса.
Разгром турок под Мачином и Бабадагом, а также поражение, нанесённое турецкому флоту адмиралом Федором Федоровичем Ушаковым у мыса Калиакрия, поставили Османскую империю в тяжелейшее положение. После жесточайших разгромов Порту не могли уже заставить продолжать войну даже сладкие обещания, а точнее коварные подстрекательства Англии, Франции и других стран, заинтересованных в ослаблении России.
11 августа 1791 года был заключен Ясский мирный договор, по которому Россия оставляла за собой Крым и закрепляла свои позиции на Черном море.
За годы русско-турецкой войны Михаил Илларионович Кутузов приобрёл богатый боевой опыт, выдвинулся в число лучших полководцев России, получил признание и авторитет в войсках, как верный ученик и последователь великого Суворова.
В ноябре 1792 года Кутузов получил рескрипт Императрицы Екатерины Великой, в котором значилось: «Михайло Ларионович! Вознамереваясь отправить Вас чрезвычайным и полномочным послом к Порте Оттоманской, повелеваем для получения надлежащих наставлений поспешить Вашим приездом сюда».
Новое назначение было неожиданным. Боевого генерала направляли на дипломатическую работу… Впрочем, в России в то время подобное встречалось нередко. Был когда-то послом генерал Александр Дмитриевич Румянцев, отец великого полководца, да и сам Петр Александрович не раз выполнял дипломатические миссии.
Не без основания считалось, что боевые генералы достаточно хорошо разбираются и в политических нюансах, особенно если они касаются театров военных действий, хорошо им знакомых.
Кутузов же обладал многими качествами, которые выделяли его среди современников – он был умён, даже хитёр, умел располагать к себе людей, строить с ними добрые, доверительные отношения.
Миссия Кутузова была чрезвычайной важности. Россия устала от войн, почти не прекращавшихся с начала века. Четырежды за это время пришлось воевать с Османской империей. И вот, когда в результате блестящей победы над врагом удалось заключить выгодный мир, западные страны вновь стали толкать Османскую империю на войну с Россией. Предстояло удержать Порту от этой войны. Екатерина Великая считала, что лучше других это сможет сделать именно Кутузов.
Михаилу Илларионовичу поручалось, кроме того, своевременно извещать обо всех приготовлениях Османской империи к нападению на рубежи России в районах Екатеринославской губернии, где в то время командовал войсками Александр Васильевич Суворов. В подчинении Суворова были и части, дислоцирующиеся в Крыму. Кутузов должен был поддерживать постоянный контакт с Суворовым, а также с председателем Черноморского адмиралтейского правления Н.С. Мордвиновым.
Долог в те годы был путь от Петербурга до Константинополя. В данном же случае он ещё более удлинялся необходимостью выполнения разного рода ритуалов, полагающихся в таких случаях. Выехав из Петербурга в конце февраля 1792 года, Кутузов добрался до Константинополя только к началу следующего года.
Но и на том «проволочки» не закончились. Лишь 9 ноября Михаил Илларионович вручил грамоту Императрицы Екатерины Великой верховному визирю, а затем побывал у рейс-эфенди (министра иностранных дел), которому передал личное письмо вице-канцлера И.А. Остермана. И, наконец, 12 ноября он предстал перед султаном.
Свои впечатления Михаил Илларионович выразил в письме к жене от 16 ноября 1793 года: «Как бы тебе наскоро сказать, что представляют султан и его двор: с султаном я в дружбе, то есть он, при всяком случае, допускает до меня похвалы и комплименты… Дворец его, двор его, наряд придворных, строение и убранство покоев мудрено, странно, церемонии иногда смешны, но все велико, огромно, пышно и почтенно