Величие Кутузова состоит в том, что он всегда думал не о себе, а о солдате и горячо любимой России!
Итак, Рущук был оставлен после блестящей победы и верховный визирь Ахмет-бей, ещё более уверившись в слабости русских, начал подготовку к наступлению с переходом на левую сторону Дуная.
Турки на весь мир раструбили о взятии Рущука, выдавая это за свою большую победу над русскими. Ахмет-бей был осыпан наградами. Наполеон, так и не разгадав замысла Кутузова, едва скрывал свою радость по поводу военной неудачи России.
Теперь уже казалось, что победа турок близка. Ахмет-бей начал форсирование Дуная в ночь на 9 сентября 1811 года в районе Слободзеи. Русские войска противодействовали противнику настолько, насколько это было необходимо, чтобы убедить наступающих, будто Кутузов не склонен допускать их на левый берег.
В течение трёх дней визирь переправил через Дунай около 40 тысяч человек, оставив на правом берегу Дуная около 20 тысяч. Наиболее крупную группировку он создал в районе Слободзеи, второй плацдарм занял у Калафата.
Переправляясь через Дунай, неприятель сразу занимал позиции и укреплял их, ожидая контратак. Однако против каждого турецкого укрепления тот час вырастали русские редуты. То, что Кутузов не контратакует, уже не удивляло визиря. Он всё более убеждался в правильности своего решения и готовился к сражению.
А между тем Кутузов, полностью контролируя обстановку, докладывал военному министру о своих действиях против неприятеля следующее: «Я окружил его редутами и позади оных поставил пехоту и кавалерию таким образом, что, ежели намерен он будет что-то предпринять, то должен иметь дело с сими редутами и с войсками, позади них расположенными».
Кутузов устроил редуты таким образом, что они тянулись от берега Дуная на правом фланге, опоясывали неприятельский лагерь, и вновь примыкали к реке уже на левом фланге русской армии. Визирь не сразу сообразил, что попал в своего рода окружение. Единственный путь для эвакуации, подвоза всего необходимого войскам – переправа через Дунай. На правом берегу Ахмет-бей оставил значительные силы в Рущуке и непосредственно против плацдарма.
Но Кутузов предусмотрел и это. Он заранее оставил в резерве корпус генерала Маркова, в котором было 5 тысяч пехоты и две с половиной тысячи конницы при 38 орудиях.
Замысел по-прежнему был никому не известен. И вот 2 октября 1811 года, когда уже все было подготовлено к его исполнению, Михаил Илларионович Кутузов объявил: «Намерен я верстах в осьмнадцати выше моего лагеря переправить генерала Маркова по ту сторону с корпусом тысяч до семи, которому идти прямо на лагерь неприятельский, на правом берегу находящийся; если же сей слаб, то наш корпус сгонит его в Рущук и тогда займет наш корпус высокий берег Дунайский, позади неприятельского ретраншемента лежащий так, что вредить станет в лагерь неприятельский, прямя на здешней стороне лежащий, своими пушками, и тогда, какое сие произведет действие над неприятелем, на нашей стороне находящемся, можно будет действовать».
Кутузов переправил корпус Маркова, и тот на рассвете 14 октября атаковал турецкий лагерь на правой стороне Дуная. Враг, застигнутый врасплох, практически не оказал сопротивления и бежал, потеряв полторы тысячи человек убитыми и 400 пленными. Русским достались 8 орудий, 22 знамени, огромный обоз с запасами пороха, свинца, продовольствия. Корпус Маркова потерял 9 человек убитыми и 40 ранеными. Операция была проведена воистину по-суворовски. Она резко изменила обстановку. Турецкая армия оказалась в полном окружении, снабжение ее прекратилось.
Кутузов докладывал военному министру о противнике: «Положение войск турецких на сей стороне пребедственное. Восьмой день как они уже не имеют хлеба и питаются лошадиным мясом без соли».
Но и лошади скоро кончились. Турки стали умирать от голода и болезней сотнями, а между тем Османская империя всё ещё тянула с мирными переговорами.
Вскоре положение осаждённых турок оказалось критическим – из 40 тысяч человек, переправившихся через Дунай, в живых осталось лишь 12 тысяч, да и оставшиеся были уже не боеспособны. И они капитулировали. Порте ничего не оставалось, как пойти на заключение мира, так необходимого России накануне наполеоновского нашествия.
28 мая 1812 года, менее чем за месяц до вторжения Наполеона, Кутузову удалось заключить выгодный для России мир.
В книге «Жизнь и удивительные подвиги генерал-фельдмаршала Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова» так оценена его деятельность в тот период: «В сем походе, который навеки останется школой для всех тактиков, Кутузов показал себя во всем блеске своего чудесного величия… Какая глубокая проницательность, какая редкая способность соображать случаи, какое чудесное искусство потребны были для того, чтобы с 30 тысячами человек прикрывать все завоеванные области и крепости, выманить турков из гор, уничтожить хитрые распоряжения мужественного визиря, в 20 тысячами разбить его на открытом поле под Рущуком, завести его в расставленные сети на левом берегу Дуная при Слободзее, запереть его, истребить все его средства за Дунаем, овладеть Силистриею и Туртукаем, совершенно отрезать его армию и в то же время прикрывать Малую Валахию, наконец, принудить (турецкие войска) со всеми начальниками, со всею артиллериею к сдаче на волю победителя. Сей великий план начертан и исполнен Кутузовым».
Самым главным достижением военной и дипломатической миссии Кутузова на Дунае было то, что удалось заключить выгодный для России мир и добиться от Османской империи твёрдых обязательств не принимать участия в предстоящей войне на стороне Наполеона. Это впоследствии дало возможность двинуть во фланг и тыл европейской банде, возглавляемой «корсиканским чудовищем», Молдавскую армию.
Однако у Императора, известного нам под именем Александра Первого, уже не было нужды в Кутузове и он заменил его адмиралом Павлом Васильевичем Чичаговым, поручив тому командование Молдавской армией. Честолюбивый Император всё ещё винил в собственном Аустерлицком позоре ни в чём не повинного Кутузова, да и вообще Император, возведённый на престол убийцами его собственного отца, в те годы ещё не любил и не понимал русских. Только в критические моменты, когда от истинных патриотов зависела не только судьба Отечества, но и его личная судьба, он мог вверить главное командование русскому генералу. В остальных случаях Император полагался на иноземцев, состоящих на русской службе, то ли более близких ему по духу, то ли сумевших держать его на коротком поводке из-за некоторых тайных нюансов его биографии.
Будучи бессердечным и жестоким человеком или вынужденным быть таковым, Император подверг незаслуженной опале человека, всю жизнь свою отдавшего служению России, не раз рисковавшего его, дважды смертельно раненого на полях брани и дважды волею Божьей воскресшего…
Глава шестнадцатая. Только Кутузов спасет Россию
И вот, забыв обиды, Кутузов прибыл в Петербург… Это были тревожные дни для столичных сановников. Французские войска уже взяли Вильно, Ригу, Минск. Их передовые части приближались к Пскову, Витебску, Могилёву.
В книге П.А. Жилина говорится: «24 июля Кутузов был приглашён на срочно созванное секретное заседание Комитета министров. Председатель комитета Н.И. Салтыков обратился к нему с просьбой взять на себя командование Нарвским корпусом и принять неотложные меры для защиты Петербурга. Прибывший в Москву Александр I выслушал полную тревоги информацию о положении в Петербурге и в тот же день обратился к Кутузову с рескриптом:
«Настоящие обстоятельства делают нужным составление корпуса для защиты Петербурга. Я вверяю оный Вам».
В распоряжение Кутузова было предоставлено всего пять эскадронов драгун, девять батальонов пехоты и три роты артиллерии общей численностью около 8 тысяч человек. Разумеется, это были ничтожные силы и для надежной защиты столицы решили срочно привлечь ополчение.
29 июля 1812 года волею дворянства Кутузов был избран начальником Петербургского ополчения».
Озабоченность Императора была более чем понятной. В Москве, где он побывал по дороге в столицу, дела обстояли не лучше, нежели в Петербурге.
Е.В. Тарле так рассказал об этой в книге «Нашествия Наполеона на Россию. 1812 год»: «Потрясающие известия о грозном враге, который, ломая сопротивление, прямиком идёт на Москву, давно уже держали столицу в напряженнейшем положении. Появление Александра в Москве сильно оживило настроение столицы. 27 июля в Кремле состоялось собрание дворянства и отдельно собрание купечества. Это были допущенные представители обоих сословий, не выбранные, но приглашённые во дворец.
Купечество Москвы выразило готовность (и приняло соответственные решения) прийти на помощь Отечеству пожертвованиями (до 10 млн. рублей). Дворянство Московской губернии постановило выставить из крепостных своих крестьян «до 80 тыс.» ратников и дать казне 3 млн. От «мещан и разночинцев» также поступили заявления о предоставлении ратников. Сверх того отдельные большие богачи и магнаты из дворян (вроде графа Мамонова) обязались выставить, обмундировать и вооружить за свой счёт целые полки. Началось формирование общенародного ополчения. Подъём духа в народе был огромный. Не страх, а гнев был преобладающим чувством. Очевидцы единодушно показывают, что все классы на этот раз в этот страшный миг слились в общем чувстве. Лучше смерть, чем покорность вторгшемуся насильнику! Крестьяне, мещане, купцы, дворянство – все наперерыв хотели выразить свою готовность идти на смертную борьбу против Наполеона…»
Но высокий боевой дух нужно было подкрепить вооружением и оснащением ополчений. А здесь всё было в полном упадке.
Е.В. Тарле продолжал: «Уже отъехав от армии и будучи в Москве, Александр убедился, что в России нечем вооружить московское ополчение. И не только Царь, но и Военный министр Барклай этого не знал.
«Распоряжения Москвы прекрасны, эта губерния мне предложила 80 тысяч человек. Затруднение в том, как их вооружить, потому что, к крайнему моему удивлению, у нас нет более ружей, между тем, как в Вильне вы, казалось, думали, что мы богаты этим оружием. Я покамест сформирую много кавалерии, вооруженной пиками. Я распоряжусь дать их (пики) и также пехоте, пока мы не достанем ружей»