Но что же случилось с этим самым первым воздушным флотом и почему он не был применен на Бородинском поле?
Геннадий Гриневич так отвечает на этот вопрос: «В 20-е годы XIX столетия в России на французском языке были изданы мемуары наполеоновских маршалов и боевых генералов. Среди них – книга Ф.П. Сегюра «Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I», которые, кстати, были переизданы в Москве в 1913 году, но уже на русском языке.
Описывая дни, предшествующие Бородинскому сражению, Сегюр говорит о секретном оружии русских – «воздушном флоте», которым так и не воспользовались: «Они (то есть русские) в течение всего лишь одной ночи перед сражением могли разгромить с воздуха ставку императора (Наполеона) в Шевардино и нанести непоправимый урон боевым порядкам наших войск, изготовленным для предстоящего сражения».
Сегюр пишет о нескольких боевых единицах, не указывая точное количество воздушных шаров, сосредоточенных под Бородино, но, исходя из масштабов предполагаемого урона, который могли бы нанести французам воздушные атаки, их могло быть не менее пяти – шести. А сколько шаров состояло в резерве, нам не дано знать.
Сегюр выражает признательность российскому Императору Александру Первому за то, что он запретил использовать такое «бесчеловечное оружие».
Если так, то это чудовищно! Иного слова не подберешь! Представьте себе, что Иосиф Виссарионович Сталин запрещает использование «Катюш», и гитлеровские войска, заняв благодаря этому Москву, превращают её примерно в то же самое, во что превратили город французы, против которых, показавших себя в Москве звероподобными существами, Александр запретил применить оружие, способное воспретить оставление русскими войсками города. А потом какой-нибудь Геббельс или Гиммлер благодарит Сталина за такую услугу. Этого представить невозможно!
Александру было глубоко безразлично, сколько погибнет русских солдат – ему гораздо важнее на протяжении всего царствования было то, что скажут о нем европейские заправилы.
Геннадий Гриневич справедливо указывает: «За три дня на полях Бородино (имеется в виду и бой за Шевардинский редут) полегло 100 тысяч человек: 40 тысяч русских солдат и офицеров и 60 тысяч французов. Такова цена благородства Александра I Благословенного».
Мы не можем наверняка знать, как всё происходило на самом деле, ибо существуют и другие данные. В Интернете размещены сведения о том, что именно Александр проявлял особый интерес к созданию воздушной ударной силы для наших войск.
Существуют и другие версии. Многие источники подтверждают то, что летательные аппараты строились, их готовили к боевому использованию, даже командный пункт Кутузова выбран был с таким расчетом, чтобы можно было осуществлять руководство действиями воздушных средств нападения.
Но ведь известно, что девятнадцатый век был веком продажным. Недаром говорили, что если не каждый дворянин был масоном, то каждый масон в России был дворянином. Тайные общества имели сношения со всеми врагами России. Порою их интересы сталкивались, но чаще даже такие враги как французы и англичане объединялись с целью нанесения наибольшего вреда России.
Те, кто строил воздушные средства нападения, либо специально не успели приготовить их ко дню сражения, либо – по другой версии – «случайно» сожгли их буквально за день-два до схватки с французами на Бородинском поле.
Впрочем, Кутузов, если даже и интересовался применением этих новых средств, всё же основную ставку делал на то, что ему было знакомо, и в чём он преуспел за долгие годы своей службы – на традиционные действия войск. Недаром Наполеон так оценил действия русского главнокомандующего: «Кутузов выбрал очень крепкую позицию и занял её со знанием дела».
Кутузов понимал, что перед ним крупные силы неприятеля, значительно превосходящие числом его войска.
Историк Л.Н. Пунин приводит, на мой взгляд, наиболее реальные цифры. Ссылаясь на документы и труды историков, он указывает, что «армия захватчиков имела 170-185 тысяч человек. Примерно эти же цифры приводят и французские историки, современники событий 1812 года».
И далее он продолжает: «По данным штаба Кутузова, приведённым в донесении о Бородинском сражении, численность неприятельской армии составляла более 185 тысяч человек и 1 тысячи орудий».
Приводит историк и уточненные данные о численности наших войск:
«В упомянутом выше донесении о Бородинском сражении указано: «В сей день российская армия имела под ружьем линейного войска с артиллериею 95 000, казаков 7000, ополчения Московского 7000 и Смоленского 3000. Всего под ружьем 112000 человек. При сей армии находилось 640 орудий артиллерии». Военные историки войны 1812 год обычно округляют цифру численного состава русских войск до 120 тысяч, сохраняя численность орудий, указанную в донесении».
Существуют свидетельства историков, подтверждающие, что Кутузов планировал полный и окончательный разгром французов на Бородинском поле. Что же помешало?
Кутузов любил повторять: «…резервы должны быть оберегаемы сколь можно долее, ибо тот генерал, который ещё сохранил резерв, не побеждён».
Вот и в Бородинском сражении резервы, по плану Кутузова, должны были окончательно решить дело. Первый кавалерийский корпус генерала Уварова и казачий корпус генерала Платова предназначались для сильного удара справа и глубокого рейда по тылам врага, сковывающего манёвр французов. Они своё дело сделали и, как известно, сорвали намерение Наполеона нанести решительный удар в центре.
Но наиболее важная роль отводилась 3-му пехотному корпусу генерал-лейтенанта Николая Алексеевича Тучкова, усиленному Московским ополчением.
Правильно предвидя, что главный удар Наполеон нанесёт против левого фланга русских, что он атакует именно Семёновские флеши, Кутузов собирался измотать и обескровить ударные группировки врага в жестком оборонительном бою. Мало того, самим построением боевого порядка Кутузов заманивал французов на левый фланг, поскольку намеренно сделал так, что он казался более слабым, чем правый. Не случайно он поручил его беспримерно храброму и решительному Багратиону. Он знал, что тот выстоит, не отступит ни на шаг. Ну а когда французы выдохнутся, Кутузов планировал внезапно ударить во фланг обескровленной их группировки восемнадцатитысячным резервом, скрытым до времени в Утицком лесу.
План был детально продуман. Для того, чтобы французы не догадались о размещении крупного резерва русских, Кутузов приказал окружить Утицкий лес четырьмя полками егерей. И французы никак заранее не узнали бы о готовящемся ударе, если бы не Беннигсен…
Начальник главного штаба французской армии маршал Бертье признался, что если бы Тучков со своим корпусом и Московским ополчением явился, как рассчитывал Кутузов, к концу боя за Семеновское, то «появление этого скрытого отряда… во фланге и тылу французов при окончании битвы, было бы для французской армии гибельно…»
Так почему же этого не произошло, почему не был осуществлен блистательный план Кутузова?
Под вечер 25 августа 1812 года, когда русская армия заканчивала последние приготовления к генеральному сражению с французскими полчищами, барон Беннигсен, тайно от Кутузова, направился на левый фланг в корпус генерал-лейтенанта Николая Алексеевича Тучкова.
Беннигсен знал о резерве, знал, для чего он планировался. Корпус, как и полагалось, находился в лесу. Беннигсен вызвал командира корпуса генерала Тучкова и приказал ему немедленно выдвинуть корпус из леса на открытый склон и поставить впереди егерских полков.
Тучков был крайне удивлен распоряжением. Он сообщил барону, что разметил корпус в засаде по личному приказу Кутузова и разъяснил цель, стоящую перед ним и Московским ополчением.
Беннигсен заявил, что это всё ему известно и действует он в соответствии с новым решением главнокомандующего. Барон всеми силами добивался своей цели, не гнушаясь даже наглой лжи.
Тучкову пришлось повиноваться, ведь Беннигсен являлся прямым начальником. В результате контрудар, на который так рассчитывал Кутузов, был сорван. Мало того, приказ Беннигсена стоил жизни Багратиону и двум братьям Тучковым (Николаю Алексеевичу и Алексею Алексеевичу), которые встретили врага лицом к лицу на открытой местности – Беннигсен позаботился о том, чтобы времени на укрепление позиции не осталось совсем.
Этот факт подтвердил и известный советский военный историк генерал-майор Николай Федорович Гарнич. Он писал: «План Кутузова сохранить до переломного момента в засаде свежий пехотный корпус и Московское ополчение был сорван его начальником штаба, бездарным и завистливым бароном Беннигсеном. Объезжая вечером 25 августа (6 сентября) русские позиции, Беннигсен попал в расположение Третьего пехотного корпуса, который уже почти сутки находился в засаде, и приказал Тучкову выдвинуться из леса вперед на запад и стать непосредственно за егерскими полками на виду у противника. На возражение Тучкова Беннигсен настойчиво повторил приказание. Не смея ослушаться начальника главного штаба, Тучков выполнил его приказание».
О том же свидетельствуют воспоминания рядовых участников Бородинской битвы, в частности капитана Щербинина, присутствовавшего при разговоре Беннигсена с Николаем Алексеевичем Тучковым.
Только гений Кутузова помог спасти положение, только мужество русских генералов позволили отстоять позиции. Участь русских солдат и офицеров, умышленно поставленных Беннигсеном под истребительный французский огонь, хорошо показана в романе Льва Толстова «Война и мир» на примере солдат полка Андрея Болконского.
Расчет Беннигсена был точен. Так кто же барон, бездарь или умный враг? Не мог он не понимать, сколь опасен для французов внезапный удар восемнадцатитысячной группировки русских войск. Значит, он стремился к тому, чтобы победил Наполеон?! Или, по крайней мере, к тому, чтобы французы не были разбиты под Москвой…
Возможно, перед Беннигсеном стояли и другие задачи – дискредитировать Кутузова как главнокомандующего, опасного для врага, максимально ослабить Русскую армию, тем самым затянув войну. Война же в свою очередь ослабляла Россию. Важно было Беннигсену и то, чтобы французы вошли в Москву и уничтожили этот город – символ Русской Государственности, средоточие Русского Духа, Мать городов Русских.