Попал на псарню.
Поднялся вдруг весь псарный двор.
Почуя серого так близко забияку,
Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку;
Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!»
И вмиг ворота на запор;
В минуту псарня стала адом.
Бегут: иной с дубьём,
Иной с ружьём.
«Огня!» – кричат: «огня!» Пришли с огнём.
Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом.
Зубами щелкая и ощетиня шерсть,
Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть;
Но, видя то, что тут не перед стадом,
И что приходит, наконец,
Ему рассчесться за овец, –
Пустился мой хитрец
В переговоры,
И начал так: «Друзья! К чему весь этот шум?
Я, ваш старинный сват и кум,
Пришёл мириться к вам, совсем не ради ссоры;
Забудем прошлое, уставим общий лад!
А я, не только впредь не трону здешних стад,
Но сам за них с другими грызться рад,
И волчьей клятвой утверждаю,
Что я… «– «Послушай-ка, сосед»,
Тут ловчий перервал в ответ:
«Ты сер, а я, приятель, сед,
И волчью вашу я давно натуру знаю;
А потому обычай мой:
С волками иначе не делать мировой,
Как снявши шкуру с них долой».
И тут же выпустил на Волка гончих стаю».
Да, находясь в Москве, Наполеон выглядел очень похожим на того, каким изобразил Крылов серого разбойника, пытавшегося промышлять беззащитными овцами. Но не к овцам в руки попал Наполеон со всей своей обезумевшей от алчности армией.
Наполеон, пройдя до Москвы огнём и мечом, разграбив множеством городов, разрушив и ободрав столичные соборы и храмы, теперь попал в ловушку и уверял противников в миролюбии.
Лористон пытался задать какие-то вопросы, но Кутузов отмахивался от них и стал с едва скрываемой издевкой расспрашивать, каково положение в Москве, часто ли император бывает в театрах, какие спектакли показывают и кто из французских знаменитостей играет в них.
Французский посол старался упрекнуть Кутузова в том, что война ведётся не по правилам, что надо унять партизан. На это Кутузов ответил, что он первый раз в жизни слышит жалобы на горячую любовь целого народа к своему Отечеству, народа, защищающего свою Родину от неприятеля, который нападением своим подал необходимую причину к ужаснейшему ожесточению и что такой народ по всей справедливости достоин похвалы и уважения.
Отказался он обсуждать и проблемы, которые поставил перед ним Лористон. Русский главнокомандующий проявил полное равнодушие и безразличие ко всему тому, о чём говорил посланец Наполеона.
Наконец, поняв, что Кутузов просто издевается над ним, Лористон воскликнул: «Неужели вы не понимаете, что пора закончить эту войну!»
Только после этих слов Кутузов оживился и резко перебил: «Закончить войну?! – резко переспросил он и, ударив по столу кулаком, отрезал: – Помилуйте, так мы её только начинаем!»
Тогда Лористон сделал ещё одну ошибку: он попросил Кутузова отдать распоряжение о прекращении поджигательств в городе. Вот тут-то и получил полный и исчерпывающий ответ: «Я уже давно живу на свете, приобрёл много опытности воинской и пользуюсь доверенностью Русской нации: и так не удивляйтесь, что ежедневно и ежечасно получаю достоверные сведения обо всём, в Москве происходящем.
Я сам приказал истребить некоторые магазины, и русские по вступлении французов истребили только запасы экипажей, приметивши, что французы хотят их разделить между собою для собственной забавы. От жителей было очень мало пожаров: напротив того, французы выжгли столицу по обдуманному плану; определяли дни для зажигательства и назначали кварталы по очереди, когда именно какому надлежало истребиться пламенем.
Я имею обо всем весьма точные известия. Вот доказательства, что не жители опустошили столицу: прочные дома и здания, которых не можно истребить пламенем, разрушаемы были посредством пушечных выстрелов.
Будьте уверены, что мы постараемся заплатить вам!»
Сказав это, Кутузов встал, давая понять, что разговор окончен, и велел проводить Лористона за линию аванпостов.
Известно, что перед своим бегством из Москвы Наполеон отдал приказ: «Надо сжечь остатки Москвы, идти через Тверь на Петербург…» План этот пришлось отменить, ибо сил у французов для похода на столицу уже не было.
И тогда Наполеон отдал варварский приказ о чудовищной акции в отношении Москвы. Он поручил маршалу Мортье со специальным отрядом поджигателей и специалистов по взрывному делу сравнять город с землей.
Покинув Москву и полагая, что Мортье с задачей справился, Наполеон с пафосом писал во Францию: «Кремль, Арсенал и магазины – всё разрушено, древняя столица России и древнейший дворец её царей не существуют более. Москва превращена в груды развалин, в нечистую и зловонную клоаку, она утратила всякое значение, военное и политическое». Поторопился Наполеон. Как всегда, подвела его излишняя самоуверенность. Подвёл и маршал Мортье, который оказался не в состоянии выполнить приказ.
Впрочем, и сам Наполеон, и его маршалы, ещё не осознавая, что пришёл конец их бесчеловечным жестокостям, продолжали заботиться о том, в каком ореоле славы они будут перед потомками. Когда же возмездие настигло их, стали выдумывать, что вовсе не они, а, якобы, русские варвары жгли свой город, уничтожая безжалостно произведения труда своего и своих предков. Им вторили историки из лагеря так называемого Ордена русской интеллигенции, постоянно и коварно воюющего с русской православной национальной идеей, правдивым изложением хода истории, воюют с помощью клеветы и лжи.
Вот и получилось, что в учебниках, по которым мы учились, книгах и кинофильмах, пропагандируемых этим орденом, значится, будто именно русские сожгли свой родной город, чтобы он не достался французам. Почему же им верили? Да потому что не было альтернативной информации, во-первых, и потому что всё это преподносилась чуть ли не как подвиг. Ведь на памяти более старших поколений были примеры, когда Красная Армия оставляла в 1941 году западные территории СССР. И советские руководители вынуждены были отдавать приказы об уничтожении заводов, фабрик, мостов, стратегических железнодорожных узлов, дабы их не мог использовать враг. Но там было совсем иное положение, к тому же жилые здания не уничтожали. Не было в том нужды и в 1812 году.
И мало кто задумывался о том, что еще можно как-то понять и объяснить разрушение города, если он навсегда оставляется врагу. Но никто из русских в 1812 году даже мысли не допускал, что Москва достанется французам на вечные времена. Так зачем же было жечь родной город, причём выжигать всё подряд, уничтожать памятники старины, если французов планировалось скоро изгнать?
Слова Михаила Илларионовича Кутузова о поджигателях подтверждены множеством документов и воспоминаний очевидцев и участников событий, которые полностью опровергают клеветнические вымыслы историков из Ордена русской интеллигенции.
Всё начиналось в Москве не так, как мечталось Наполеону.
Первое разочарование постигло его уже на Поклонной горе, где коротышка-император не сумел возвыситься над древней русской столицей, даже забравшись на самую высокую точку.
Никто не принёс ему ключей от Москвы – никто не подал хлеб-соль, как, по его мнению, должно было произойти. Всё складывалось не по его планам и замыслам. Даже в Кремль он не решился войти в тот же день, ибо повсюду гремели выстрелы русских патриотов, не желавших мириться с вступлением в город варварской грабительской армии.
Лишь 3 сентября под вечер он тихо въехал в Кремль, а утром 4 сентября, проснувшись, услышал дурные вести. Доктор Мотивье сообщил о грандиозном пожаре в городе, высказав предположение, зафиксированное, кстати, документально: «Это неосторожность солдат. Они расположили огни слишком близко к деревянным домам и постройкам!»
Наполеон встал, подошёл к окну, взглянул в него и, по свидетельству Мотивье, в ужасе отшатнулся. Москва горела. Дым заслонял солнце, багровые языки пламени с разных направлений подступали к Кремлю.
Что же это? Нет, он тогда ещё не успел отдать приказ на преднамеренное уничтожение города – Москва нужна была ему для размещения армии, отдыха, подготовки похода на Петербург, если русские не пойдут на заключение выгодного мира, для зимовки, наконец, если кампания затянется.
Впрочем, он ещё надеялся, что со дня на день прибудут представители Императора России просить пощады. Он не знал, что даже тот, кто довёл страну до столь тягостного положения, тот, кого мы знаем под именем Александра Первого, не станет просить пощады, что он в первые же дни войны поклялся перед своим окружением, что не вложит меч в ножны, пока хотя бы один неприятель будет оставаться на русской земле.
Велика, непревзойдённа и неразгаданна сила и стойкость Святой Руси! Даже те правители, которые заступали на государственное служение, будучи запутанными в сети «темных сил», рано или поздно рвали их в клочья. И пробуждалось в них несгибаемое чувство Русского Патриотизма.
В первые дни сентября Наполеон вовсе не думал о сожжении Москвы. Но пожар, возникший стихийно из-за необузданности грабительской армии, бросившейся за добычей, испугал его не на шутку.
Император Франции поспешил на Кремлевскую стену, чтобы осмотреться, оценить размеры опасности. Дышать было нечем, ветер, поднятый пожаром, разносил искры. Летели по воздуху целые горящие головешки, с треском рушились дома.
Жалости к жилищам русских, да и к самому этому народу, которому он раз и навсегда определил роль рабов, не было, как, впрочем, и к любому другому народу, в том числе и французскому. Недаром Наполеон – единственный в истории военачальник, который не однажды бросал свои армии и спасал собственную шкуру, сбегая с театров военных действий, когда армия его терпела поражение.