Свидетелем этого боя стал генерал Винценгероде, который подъехал в этот момент к Петровскому дворцу с небольшой свитой. Помочь ничем не мог, ибо основные силы были еще только на подходе. Рядом с Винценгероде был в то время старший брат Василия Дмитриевича Иловайского генерал-майор Иван Дмитриевич Иловайский, возглавлявший казачьи части, включенные в состав отряда.
Винценгероде был восхищён действиями казаков и решительностью Василия Иловайского. Описав Императору бой, он заключил: «Быв очевидным свидетелем сей кавалерийской стычки, я не могу довольно нахвалиться искусством и мужеством генерал-майора Иловайского 12-го и полков, ему вверенных. Несмотря на превосходные силы неприятеля, он так искусно располагал своими полками, что, ударив неприятеля во фланги, привёл его в большое расстройство и, обратив в бегство, гнался за ним до самого города, положив на месте человек 50, в том числе нескольких офицеров, и взял в плен 62 человека…
Привыкши всегда считать венгерскую конницу первою в мире, я должен отдать преимущество казакам перед венгерскими гусарами…»
Спорно, разумеется, утверждение о том, что венгерская конница – лучшая в мире. Ведь оно принадлежало гессенцу Фердинанду Винценгероде. А он состоял на русской службе не постоянно, а периодами с 1797 по 1799 и с 1801 по 1807 годы, а затем вновь поступил на неё перед самой Отечественной войной в мае 1812 года. Потому недостаточно был знаком с тем, какую выдающуюся роль играли казаки во многих кампаниях и войнах XVIII – начала XIX века.
Не ведал он, очевидно, и того, что казаки являлись грозной силой, приводившей в трепет многочисленных агрессоров, пытавшихся в разное время вторгаться в пределы России. Но, отдав предпочтение казакам, Винценгероде уж точно не ошибся, поскольку именно полки генерал-майора Василия Дмитриевича Иловайского впоследствии отбили у французов его самого, попавшего в плен.
Попал же Винценгероде в плен при следующих обстоятельствах. Пока Иловайский преследовал французов, бежавших к Тверской заставе, Винценгероде допрашивал пленных. И среди них нашёлся довольно осведомленный офицер, который рассказал о планах уничтожения города.
Что было делать? Винценгероде не был русским, но Россия сражалась с врагом, поправшим его отечество. Не укладывалось, видимо, и в голове Винценгероде, что представитель считавшейся цивилизованной нации Мортье, выходец из «просвещённой Европы», сможет выполнить столь ужасный приказ Наполеона. Он решил, что сможет убедить маршала Мортье отказаться от варварского замысла и поехал к нему в качестве парламентера. Уезжая, он возложил командование отрядом на генерал-майора Ивана Дмитриевича Иловайского.
Взяв с собой адъютанта ротмистра Нарышкина, Винценгероде отправился к французам. Утром 7 октября он вдвоём с адъютантом добрался до аванпостов. Нарышкин помахал белым платком. Флага не было – русские на милость победителей никогда не сдавались и не имели нужды в белых тряпках.
Иван Дмитриевич Иловайский прождал командира отряда до исхода дня. Известий не было, а в городе, между тем, то здесь, то там раздавались взрывы. Как стало известно впоследствии, 7 октября французы взорвали винный двор и ещё некоторые строения. 8 октября снова слышались взрывы.
Иловайский ещё некоторое время ждал, надеясь, что французы не способны и ещё на одну подлость… Но миссия Винценгероде заранее была обречена на провал, ибо Мортье не мог, да и, наверное, не имел желания ослушаться Наполеона, обуреваемого желанием разрушить Москву. Ведь не зря же Наполеон именно древнюю русскую столицу избрал целью своего похода. Заняв Москву, он рассчитывал подорвать русский дух, волю к победе, надеялся покончить с Россией как с суверенным государством.
7 октября Мортье приступил к выполнению варварского приказа. В тот день были разрушены многие здания, а 9 октября взрывы начались в Кремле, где были уничтожены Арсенал, часть Кремлевской стены, Водовзводная, Петровская и частично Никольская и Боровицкая башни, а также башни, обращённые к Москве-реке. В Грановитой палате и соборах начались пожары.
Эти взрывы слышали Иван Дмитриевич и Василий Дмитриевич Иловайские ещё 7 октября. Взрывы 9 октября убедили их окончательно, что более ждать нельзя. Стало ясно, что и с Винценгероде приключилось что-то непонятное.
Братья Иловайские были близки к истине. Мортье, выслушав генерала, нашел его просьбу бессмысленной и невыполнимой, причём, сам её факт возмутил маршала. Иноземец на русской службе просит не разрушать Москву? К чему жалеть чужие памятники старины? Что-то в этом роде и высказал Мортье Винценгероде. А потом заключил: «Бросьте, какой вы парламентер? Скажите лучше, что случайно оторвались от основных сил и оказались у нас в руках».
Винценгероде напомнил, что прибыл вдвоем с адъютантом с конкретным предложением. Мортье ответил: «Вы, верно, хотите сим своим подвигом снискать себе в России новую Родину? Вы пленены и отдайте шпагу…»
Между тем уже закладывались заряды под «многоглавую мечеть», как называл неуч Наполеон Храм Покрова на рву (Храм Василия Блаженного), подводились фугасы под Кремлевские дворы и под колокольню Ивана Великого. Взрыв намечался на 10 октября (по французскому календарю 22 октября).
Но именно 10 октября генерал-майор Иван Дмитриевич Иловайский отдал приказ своему младшему брату Василию Дмитриевичу сбить французские заслоны и идти к Кремлю. Следом выступил весь отряд.
Разгромив врага у Тверской заставы, авангард быстро достиг Страстной площади и на этот раз, отбив контратаки, опрокинул французов. Они бежали по Тверской мимо разграбленного ими салона Волконской, дворца графа Чернышёва, зияющего глазницами окон, мимо доходных домов до самой Красной площади.
Через Спасские, Боровицкие и Никольские ворота русская кавалерия ворвалась в Кремль. Французы, находившиеся там, были истреблены. Мортье с горсткой солдат и офицеров едва успел бежать на Можайскую дорогу.
Иван Дмитриевич Иловайский приказал немедленно найти и обезвредить заложенные врагом фугасы, что и было с успехом выполнено.
То, что врагу не удалось произвести самых варварских взрывов, подтверждают и ныне стоящие Храм Покрова на рву и другие памятники старины. Вот только спасённые Чудов и Вознесенский монастыри не уцелели в годы революции – троцкисты уничтожили их.
Иван Дмитриевич Иловайский направил своего младшего брата преследовать бегущих французов. Сам же занялся наведением порядка в городе.
О подвиге донских казаков напоминает нам раскрашенная гравюра И. Иванова «Изгнание из Москвы остатков наполеоновской армии отрядом лёгкой кавалерии под командованием Иловайского 10 октября 1812 года».
Иван Дмитриевич Иловайский стал первым комендантом Москвы после её освобождения от французов. Историк Отечественной войны 1812 года М. Богданович писал, что «…первыми предметами заботливости генерала Иловайского 4-го было водворение по возможности порядка в городе и подание помощи его несчастным жителям… Грабежи и бесчинства были быстро прекращены разосланными по всем направлениям разъездами и выставленными в важнейших пунктах караулами. Воспитательный дом, заваленный ранеными и больными, нашими и неприятельскими, был очищен от гниющих трупов, которые валялись рядом с ещё живыми страдальцами. Последних разместили более свободно по Москве и вверили их лечение и уход надлежащим людям, а затем, часть их, по мере улучшения здоровья, вывезена была в другие города…»
Причём помощь оказывалась не только немногим уцелевшим после варварского нашествия на город русским раненым, но и французам, брошенным алчными соотечественниками на произвол судьбы в жутких условиях, среди, как уже говорилось, убитых и искалеченных, в полной антисанитарии…
Сохранился документ, писанный рукой донского генерала Василия Дмитриевича Иловайского: «Неприятель, теснимый и вседневно поражаемый нашими войсками, вынужден был очистить Москву 11 октября; но и убегая, умышлял он поразить новою скорбию христолюбивый народ русский, взорвав подкопами Кремль и Божии Храмы, в коих опочивают телеса угодников.
Дивен Бог во Святых его! Часть стен Кремлевских и почти все здания взлетели на воздух или истребились пожаром, а Соборы и Храмы, вмещающие мощи Святых, остались целы и невредимы в Знамении милосердия Господня к Царю и Царству Русскому».
Одно из пророчеств великого провидца земли русской святого преподобного Серафима Саровского завершается такими словами: «…Соединенными силами России и других Константинополь и Иерусалим будут полонены. При разделе Турции она почти вся останется за Россией…»
И вот тут, как правило, пророчество обрывается – не печатают далее того, что было предречено великим старцем. Почему? Видимо тем, кто печатает, не очень нравятся последующие слова. А святой говорил далее: «…Россия соединенными силами со многими другими государствами возьмёт Вену, а за домом Габсбургов останется около 7 миллионов коренных венцев, и там устроится территория Австрийской империи. Франции за её любовь к Богородице – Св. Мадонне – дастся до 17 миллионов французов со столицей городом Реймсом, а Париж будет совершенно уничтожен…»
Кстати, относительно Парижа… Известна истина евангельская: «Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки».
Поляки сожгли и разграбили Москву в смутное время начала XVII века. Во Вторую мировую войну немцы почти сравняли с землей Варшаву. Гитлер мечтал залить водой Москву и Ленинград со всеми жителями. Но случилось так, что именно он залил водами Шпрее берлинцев в подземке в 1945 году. Господь предупреждает: «Мне отмщение и воздаяние… И никто не избавит от руки Моей».
Вот только отмщена Москва руками не русских, а немцев. Остаётся неотомщённым Париж, за те недостойные звания человека зверства, что учинили бандиты Наполеона в Москве в 1812 году. Сегодня грузины, вероятно, полагают, что сожжение Цхинвали – сущая безделица, и что не пошёл уже отсчёт отмщения для Тбилиси. Но этот отсчёт идет! Только вот отмщение будет содеяно не руками милосердных русских. Отмщение будет попущено за тот великий грех великими грешниками, коим Господь попустит исполнить то, в чём «закон и пророки». Иного и быть не может, ибо, повторяю, в евангелие не говорится о безнаказанности безбожников. Никто и никогда не уходил и впредь не уйдёт от расплаты.