Схема первого этапа Отечественной войны 1812-го года
Главный стратегический успех Кутузова при Бородине заключался в том, что страшные потери французов обеспечили время для пополнения, снабжения, реорганизации русской армии, которую главнокомандующий затем и двинул в грозное, сокрушившее Наполеона контрнаступление.
Оставив Москву, Кутузов начал отход в юго-восточном направлении, по Рязанской дороге. После двух переходов русские войска подошли к Москве-реке. Переправившись у Боровского перевоза на правый берег, они свернули на запад, и двинулась форсированным маршем к Старой Калужской дороге. В то же время казачий отряд из арьергарда генерала Раевского продолжил отход на Рязань. Этим казаки ввели в заблуждение французский авангард маршала Мюрата, который следовал по пятам за отступавшей армией.
Памятник в Тарутино
Во время отхода Кутузов ввёл жесткие меры против дезертирства, начавшегося в его войсках после сдачи Москвы. Дойдя до Старой Калужской дороги, русская армия повернула на Калугу и встала лагерем в селе Тарутино. Туда Кутузов привел 85 тысяч человек наличного состава (вместе с ополчением). В результате Тарутинского манёвра русская армия вышла из-под удара и заняла выгодную позицию.
Ф. Н. Глинка писал:
Друзья, бодрей! Уж близко мщенье…
Уж вождь, любимец наш седой,
Устроил мудро войск движенье
И в тыл врагам грозит бедой…
Находясь в Тарутино, Кутузов тем самым прикрывал богатые людскими ресурсами и продовольствием южные районы России, тульский военно-промышленный комплекс и одновременно мог угрожать коммуникациям французов на Смоленской дороге. Французы же не могли беспрепятственно наступать из Москвы на Петербург, имея в тылу русскую армию. Тем самым Кутузов фактически навязал Наполеону дальнейший ход кампании.
В Тарутинском лагере русская армия получила подкрепления и увеличила свой состав до 120 тысяч человек. В 1834-м году в Тарутино был установлен памятник с надписью: «На сём месте российское воинство, предводимое фельдмаршалом Кутузовым, спасло Россию и Европу».
Менее чем за два месяца армия получила 300 тысяч новых ополченцев, для неё было собрано более 100 миллионов рублей.
Наполеон в Москве
Наполеон въехал на Поклонную гору и, увидев расстилающуюся у ног его древнюю столицу русского государства, воскликнул: «Наконец вот он – этот знаменитый город!.. Теперь война кончена».
15-го сентября Наполеон торжественно въехал в Москву. У Дорогомиловской заставы Наполеон сошёл с коня и в ожидании встречи стал ходить взад и вперёд. Уже не в первый раз ему доводилось въезжать победителем в чужие города, так он въезжал в Вену, столицу Австрии, в Берлин, столицу Пруссии и др. Там его встречали с торжеством, с мольбами о пощаде. Здесь же никто не выходил ему навстречу, он терял терпение, хмурился, глядел по сторонам, снимал и надевал перчатки, мял в руках носовой платок.
Наконец, когда ему донесли, что Москва пуста, он не хотел верить и требовал депутации. Ему привели несколько иностранцев, которые подтвердили, что Москва оставлена жителями.
Л. Н. Толстой в романе «Война и мир» писал: «И благо тому народу, который, не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передают её великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуты испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и лёгкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью».
Вот как об этом написал А. С. Пушкин в «Евгении Онегине» о въезде Наполеона в Москву:
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоённый,
Москвы коленопреклонённой
С ключами старого Кремля:
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приёмный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
В. Скотт («Жизнь Наполеона Бонапарта», СПб, 1837) писал: «Армия рассеялась по целому городу, грабя по произволу всё, что попадалось… Наполеон и офицеры его с трудом успели восстановить некоторый порядок в составе армии. Грабёж, коего нельзя было прекратить, подчинили, наконец, некоторым правилам; и отряды посылались обирать московские развалины как будто на службу».
Английский уполномоченный при русской армии генерал Томас Вильсон писал императору Александру 25-го сентября о занятии Наполеоном Москвы: «Теперь нет ни одного офицера и солдата, которые не радовались бы тому, что он занял Москву, будучи уверены, что пожертвование этим городом должно произвести избавление вселенной от тиранской власти».
В этом же письме Вильсон предсказывал: «Через несколько дней неприятель вынужден будет оставить Москву», но, вопреки ожиданиям, Наполеон задержался в Москве дольше предсказанного срока, что привело к деградации Великой Армии и укреплению армии русской.
Кто сжёг Москву?
Все современники дружно свидетельствуют, что пожары в Москве начались в первый же вечер вступления французов, часов в 8–9 пожар вспыхнул в нескольких местах на Солянке, в Китай-городе и около нового Гостиного двора (находившегося около Кремлёвской стены между Никольскими и Спасскими воротами), затем – за Яузским мостом.
Сначала французы думали, что пожары происходят от их неосторожности, но скоро они убедились, что город жгут сами русские. На следующий день Москва была объята пламенем со всех сторон. Никакие усилия французов не в состоянии были остановить пожары. Внезапно поднялся сильный ветер, и пламя устремилось из одной улицы в другую.
Пожар Москвы в 1812 году
Наполеона, который сначала разместился в Кремле, пожар заставил на время перебраться в Петровский дворец, а пожар продолжался в течение нескольких дней, превратив город в груду пепла и развалин, более двух третей зданий сгорело, но Кремль уцелел.
Потрясенный император смотрел из окон Кремлевского дворца на море огня, охватившего центр города, Солянку, Замоскворечье. «Какое страшное зрелище! Это они сами поджигают… Какая решимость! Какие люди!», – повторял он.
Вот как описываются раздумья Наполеона в Москве в песне (Слова Н. Соколова, музыка народная):
Шумел, горел пожар московский,
Дым расстилался по реке,
А на стенах вдали кремлевских
Стоял он в сером сюртуке.
И призадумался великий,
Скрестивши руки на груди.
Он видел огненное море,
Он видел гибель впереди.
И, притаив свои мечтанья,
Свой взор на пламя устремил,
И тихим голосом страданья
Он сам с собою говорил:
«Зачем я шёл к тебе, Россия,
Европу всю держа в руках?
Теперь с поникшей головою
Стою на крепостных стенах.
Всё войско, собранное мною,
Погибнет здесь среди снегов,
В полях истлеют наши кости
Без погребенья, без гробов».
Судьба играет человеком,
Она изменчива всегда,
То вознесёт его высоко,
То бросит в бездну без стыда.
Вспомним также А. С. Пушкина – «Рефутация г-на Беранжера»:
Ты помнишь ли, как царь ваш от угара
Вдруг одурел, как бубен гол и лыс,
Как на огне московского пожара
Вы жарили московских наших крыс?
Ц.Ложье: «Много схваченных на месте преступления поджигателей было представлено на суд особой военной комиссии… Большинство арестованных оказываются агентами полиции, переодетыми казаками, арестантами, чиновниками и семинаристами. В назидание решают выставить их трупы, привязанные к столбам на перекрёстках или к деревьям на бульварах – зрелище, которое не может вас веселить…»
Наполеон в своих мемуарах, продиктованных О. Меару, пишет: «Этот ужасный пожар всё разорил. Я был готов ко всему, кроме этого. Одно это не было предусмотрено: кто бы подумал, что народ может сжечь свою столицу? Впрочем, жители делали всё возможное, чтобы его потушить. Некоторые даже погибли при этом…»
«Поджигатели» (В. В. Верещагин)
Из Петровского дворца (на расстоянии около мили от Москвы), куда Наполеон уехал из горящей Москвы, он наблюдал за пожаром: «…и вы, может быть, представите себе силу огня, если я вам скажу, что трудно было прикладывать руку к стенам или окнам со стороны Москвы, так эта часть была нагрета пожаром. Это было огненное море, небо и тучи казались пылающими; горы красного крутящегося пламени, как огромные морские волны, вдруг вскидывались, подымались к пылающему небу и падали затем в огненный океан. О! это было величественнейшее и самое устрашающее зрелище, когда-либо виданное человечеством!!!»
Со времени описываемых событий прошло 200 лет, но до сих пор историки не могут определить, кто виноват в сожжении Москвы – жители или оккупанты, или одновременно, и те, и другие.
Н. Фирсов («1812 год в социолого-психологическом освещении». М., 1913) отмечал:
– Довольно долго русское общество не хотело думать, что Москву сожгли сами русские: ещё в начале 1813 года большинство считало московский пожар делом французов. Но с течением времени, едва ли не под влиянием заявлений английской печати о патриотическом происхождении московского пожара, связываемого с деятельностью гр. Ростопчина, русское общество радикально переменило свой взгляд на этот вопрос, и французское вандальство превратилось в жертву, принесённую русским народом, по инициативе московского главнокомандующего, для спасения отечества.
И здесь необходимо подробнее остановиться на роли губернатора Москвы в подготовке к сдаче города французам.