«Я покинул Москву, приказав взорвать Кремль. Мне требовалось 20 тысяч солдат, чтобы удержать этот город. После разрушения он стал помехой в моих операциях…» Видимо, Наполеон так до конца и не понял, что Москву никто и не собирался атаковать.
Великая Армия была ещё в приличном состоянии, за исключением кавалерии, артиллерии и обоза. Действительно, ей не хватало фуража для лошадей и рогатого тягла, однако Наполеон рассчитывал найти в Смоленске и Минске огромные запасы и 35 тысяч свежих воск герцога Беллона.
Получив первое достоверное известие об оставлении Наполеоном Москвы, Кутузов, со слезами радости, воскликнул: «Россия спасена!» – и тотчас приказал: 1) Дохтурову как можно скорее двигаться к Малоярославцу, для прикрытия новой Калужской дороги; 2) Платову, со всеми казачьими полками, спешить туда же; 3) всей армии изготовиться к выступлению; 4) Милорадовичу проследить движение Мюрата, и если он пойдёт вверх по Наре, то, отделив казаков и часть кавалерии для наблюдения за ними, идти вслед за армией.
Французские войска стали подвергаться постоянным атакам армий Кутузова, усилившимся благодаря собранному по всей России народному ополчению за время, потерянное Наполеоном в Москве. Мирные, до вторжения Наполеона жители, повторяли: «Французы осквернили наши храмы и устроили там конюшни…», отступающие войска несли значительный урон от беспрестанных набегов партизан, которые уничтожали отставших солдат, мародёров и фуражиров.
Французский историк Рамбо писал: «Фигнер, Сеславин, Давыдов, Бенкендорф, князь Куракин перехватывали обозы на Смоленской дороге. С ватагой в 2500 человек и отрядом казаков Дорохов штурмом взял Верею. Девица Надежда Дурова и крестьянка Василиса показывали женщинам России примеры мужества…»
Верный своей выжидательной тактике, Кутузов избегал сражений, но постоянно тревожил противника, следуя за ним параллельной дорогой. При этом французские историки считают, что Наполеону пришлось бросить в Семлёвское озеро слишком тяжёлые московские трофеи, которые он хотел привезти в Париж.
Внезапно, 6-го ноября, на две недели раньше срока, наступила зима.
Месть Наполеона Москве
Современник, приехавший в Москву в 24-го декабря 1812-го года, описывает состояние Кремля: Никольские ворота были повреждены при взрыве арсенала, часть башни была снесена, взорванный арсенал «представлял картину совершенного ужаса», большое пространство вокруг него было покрыто кирпичами и камнями, ими были усыпаны Моховая и Неглинная улицы.
«Между грудами камней торчат громадные брёвна концами вверх; всё это более чем на полвершка было покрыто седою пылью. Боровицкая башня взорвана до самой подошвы, так что и следов не осталось; кремлёвская стена от Москвы-реки тоже взорвана в двух местах, и от чрезмерной силы взрыва каменная мостовая и набережная дрогнули, часть плит и железная решётка скинуты в реку.
Кремлёвские дворец и Грановитая палата стояли обгорелые и представляли болезненную для сердца картину, а Иван Великий стоял, как сирота, лишённый подпор своих. В каком виде тогда остались и были кремлёвские соборы, я не видел, но рассказывают ужасы ужасов, от которых сердце обливается кровью».
Н. Н. Нарицын, врач-психотерапевт, психоаналитик пишет: «Месть – чувство непродуктивное, и в первую очередь, оно не приносит пользы самому «мстителю». Ведь нередко, делая гадости своему врагу, мы попутно портим жизнь сами себе.
Да, чувство мести для человека (как представителя биосферы) – в общем закономерное, причём бессознательное и логикой не управляется. Но если быть не просто человеком, а человеком разумным, не всегда следует идти на поводу у собственного бессознательного – и в результате нагнетать напряжённость и вокруг вас лично, и в обществе в целом».
Наполеон таким разумным человеком не был, оскорблённое самолюбие – эти русские, фактически, обвели его «великого» и «непобедимого» вокруг пальца, заставило его совершить поступки, не достойные звания великого покорителя Европы, каким он хотел себя считать.
Из исторической песни:
Разорил Москву неприятель злой,
Неприятель злой, француз молодой…
Н. М. Карамзин писал о Кремле: «Здесь померкла блудящая звезда наполеонова… Вот славнейшее из всех воспоминаний кремлёвских для веков грядущих!»
Джордж Гордон Байрон («Ода к Наполеону Бонапарту») писал:
Безумец! Ты был бич над теми,
Кто выи пред тобой клонил.
Ослепший в яркой диадеме,
Другим открыть глаза ты мнил!
Ты мог бы одарять богато,
Но всем платил единой платой
За верность: тишиной могил.
Ты доказал нам, что возможно
Тщеславие в душе ничтожной.
Как война стала Отечественной
А. Колекур, описывая поход Наполеона в Россию, отмечал, что уже на самом первом этапе войны при движении армии местных жителей не было видно, это подтверждает с русской стороны и И. Радожиций («Походные записки артиллериста»): «Жители с приближением нашим выбегали из селений, оставляя большую часть своего имущества… Позади нас и по сторонам, вокруг, пылающие селения означали путь приближающихся французов…»
Французский участник событий писал: «Чем более продвигались мы вперёд, тем усерднее русские жгли всё за собою, уничтожая не только деревни, но и города и всё то, что находилось по сторонам дороги…»
Участники тех событий с французской стороны писали, что шайки фуражиров, заходя в селения, грабили имущество, уводили скот, забирали хлеб. Вместо ожидаемой воли крестьяне получили грабежи, насилия, убийства, мародёрство заставили крестьян ответить оккупантам ненавистью и отчаянным отпором.
«Эта борьба, в начале нашествия руководимая и предводителями дворянства, и земскими исправниками, превратилась поистине в страшную народную расправу с чужеземными гостями в момент крушения грандиозного наполеоновского предприятия, во время отступления великой армии, когда народ начал добивать полузамёрзшего, голодного неприятеля» (Н. Фирсов).
Захватническая война Наполеона вызывала по выражению Пушкина А. С. «остервенение народа». Многие сжигали свои дома, запасы хлеба и корма скоту – лишь бы они не попали в руки врага. Героизм стал обычным явлением.
С первых дней крестьяне добровольно везли в отступавшую русскую армию всё, что имели: продовольствие, овёс и сено. А враг не мог добиться у них хлеба и фуража ни за деньги, ни силой.
Русский народ вёл себя отнюдь не пассивно: при «появлении врага деревни поднимались добровольно, и крестьяне повсюду вели партизанскую войну, сражались с удивительной храбростью», – писал И. С. Тургенев. Население тех местностей, где проходила война, ополчилось поголовно, все вооружались для защиты отечества.
В июле в Смоленске император Александр I встретился с местным дворянством, которое просило разрешения вооружиться самим и вооружить крестьян. Одобрив это ходатайство, Александр обратился к смоленскому епископу с рескриптом, в котором возлагал на него долг ободрять и убеждать крестьян, чтобы они вооружались, чем толь ко могут, не давали врагам пристанища и наносили им «великий вред и ужас».
Рескрипт только узаконил партизанскую войну, которая началась сразу же по приходе французской армии, в августе на смоленской земле уже действовали первые партизанские отряды.
Много лет спустя Л. Н. Толстой напишет: «Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск». На Смоленщине действовали 40 партизанских отрядов, общей численностью до 16-ти тысяч человек, ими было уничтожено и пленено более 10 тысяч солдат и офицеров наполеоновской армии, захвачено огромное количество оружия, боеприпасов, лошадей, снаряжения.
Затем, по мере продвижения французской армии, в дело включились подмосковные крестьяне, которые, как прежде смоленские, стали уходить в леса. И здесь развернулось партизанское движение. «Можно без преувеличения сказать, что многие тысячи врага истреблены крестьянами», – писал Кутузов. Недаром во время переговоров французский посланник Лористон жаловался Кутузову, что против наполеоновской армии ведётся война «не по правилам». Действительно, в России разгорелась настоящая народная, Отечественная война, подчинявшаяся только одному правилу – на русской земле нет места оккупантам.
Чем больше становилось известными факты грабежей, убийств и других форм жестокости отступающими французами, тем сильнее нарастало ожесточение крестьян и горожан против общего врага, врага не отдельной личности, а врага Отечества, на защиту которого они и поднялись.
В 1812 году (И. М. Прянишников)
Француз, участник войны отмечал, что по мере продвижения французской армии вглубь русской территории, умножается, и приводит пример, когда крестьяне деревни Клушина около Гжатска перехватили французский транспорт. «Поселяне повсюду отбиваются от войск наших и режут отряды», которые направляются для отыскания пищи, автор при этом особо отмечал район между Дорогобужем и Можайском и требовал от маршала Бертье «укротить их наглость наказаниями за прошедшие преступления».
В русском народном творчестве нашествие французов описывается как «волна», нахлынувшая на страну («Сборник народных песен П. В. Кириевского», Ленинград, 1983):
Вдоль по речке, по реке,
Вдоль по быстрой, широкой
Всколыхалася волна —
Вся французская земля.
В Москву-город увашли,
Много дела сделали,
Много крови пролили…
А. Бенкендорф отмечал, что война, по мере приближения к Москве принимала всё более жестокий и разрушительный характер. Женщины, дети и скот искали убежище в лесах, в то время как крестьяне вооруженные французским оружием, отобранным у оккупантов, спешили на защиту отечества, поджигали свои дома и «готовили муки несчастным, которые попадали в их руки».