— В доме, где живет дядя, продается еще одна квартира? — ехидно поинтересовался Гусев.
— Да как ты смеешь думать так обо мне!!! Я что — расчетливая стерва какая? Вспомнила случайно о дяде. Абсолютно случайно! Извинись сейчас же!!! — француженка вцепилась зубами Володе в сосок.
— У меня нет никаких сил для «извинений». По поводу Женевы я подумаю.
— Ты просто слепой. Не от мира сего. Этот местный чиновник, негр Дигна, американец Стивенс, абсолютно все, все смотрят на меня, как на потаскушку. Это так унизительно. Я не могу пойти с тобой ни в театр, ни в ресторан. Стоит встретить знакомого, сразу возникнет вопрос: «почему я здесь». Это не Париж, где я жила у родни. Репутация моей семьи будет уничтожена.
— Но ты не бросаешь меня? Почему? Ты страстно влюблена? Нет! Возможно, я тебе чуть-чуть нравлюсь, интересен, но…
— Рядом с тобой я почувствовала себя Женщиной.
— Странно, что ты это сказала… у меня аналогичное чувство, — Володя улыбнулся так открыто, что Алиса на секунду поверила в его любовь. Затем его лицо снова стало серьезно, даже мрачно, — С Женевой хорошая идея. Только выйти замуж ты должна за совершенно постороннего человека, которого никто никогда не смог бы связать со мной. Стивенсу и его французским коллегам старайся показать: я мерзкий тип, воспользовавшийся твоим затруднением из-за сестры.
— Я не знакома с коллегами Стивенса…, - искренне удивилась француженка.
— За последнюю неделю, перед отъездом из Парижа в Марсель, не появлялся с расспросами милый сослуживец мужа? Дальний родственник? Смутно знакомый тебе «закадычный друг отца»?
— Понятно кого ты имеешь ввиду… Я повелась, как девчонка. Я уже наболтала много чего.
— Он знал обо мне в сотню раз больше тебя, — успокоил француженку Володя.
— Нет. Он был крайне удивлен, когда я утверждала, что тебе тридцать два года, — Алиса в раздражении ударила Володю кулачком по груди.
— Обо мне ходит столько невероятных историй, что еще одна загадка роли не играет, — успокоил баронессу Гусев.
Переговоры проходили во дворце Правосудия. Здание в античном стиле времен Наполеона III — классическая постройка тех времен. Гусев опоздал на час, на переговорах ему было не место, а ждать в вестибюле новостей он не хотел. Когда провожатый вел его к переговорной по величественному коридору, увешанному портретами философов и правоведов, начиная чуть ли не с античного периода, навстречу ему вышла суданская делегация, одетая, как ни странно в полевую военную форму защитных пустынных цветов. Дигна увидел Володю и закричал, не доходя шагов двадцать:
— Генерал!!! Это так твои британские друзья хотят мира!? Китченер мнит себя победителем??? Он посеял ветер, а пожнет бурю!!!
Гусев отступил к стене, пропуская африканцев. Дигна подмигнул ему и демонстративно затопал своими военными ботинками, типа берцы, по дорогому паркету. Минут через пять показалась египетско-британская делегация. Китченер шагал на три шага впереди, в парадном мундире, остальные, одетые во фраки, производили впечатление лакеев, настолько жалки были их лица. Никто не остановился, даже не кивнул Гусеву. В арьергарде шел Стивенс с двумя сотрудниками госдепа. Первый, серый как мышка, с незапоминающимся лицом офисного клерка, со слишком умными глазами, скрытыми за очками, возможно, без диоптрий. Джон мрачно косился на второго, незнакомого Гусеву помощника. Смокинг последнего выглядел в разы дороже костюма Джона, а булавка на галстуке стоила как вилла, на которой гостил Гусев. «Молодой, да ранний», — неприязненно подумал Володя. Стивенс кивнул Гусеву и остановился.
— С Генри ты давно знаком.
— Надеюсь, вы не забыли еще старого «полковника Мартэна», — сказал по-французски Володя, сердечно улыбнулся, кивнул головой в знак поклона, и даже протянул руку, которую Генри с благодарность пожал.
— «Полковник Мартэн», прошу любить и жаловать, это мой новый сотрудник, мистер Кеннеди.
Джон замолчал, Володя сухо поздоровался, пристально всмотрелся: «В нью-йоркской войне не пересекались. Уже хорошо. Молодое поколение бандитского клана лезет в политику».
— Дигна в бешенстве, — недовольно покачал головой Гусев, — твоя недоработка, Джон.
— Я договорился с Китченером о, как ты говоришь, «зеленом коридоре» для «гуманитарного конвоя», — сообщил Джон не самую важную новость.
— Как этот солдафон смог так разозлить Дигну? — гнул свою линию Володя.
— Суданец сорок минут пел дифирамбы своему миролюбию. Даже я потерял терпение, — виновато сказал Стивенс.
— Я смог выдержать эту пытку целый час! Почему? Потому что мне нужно было сдвинуть границу на юг!!! — зло прошипел Гусев.
— Китченер отпустил едкую реплику. Дигна сразу сорвался в крик. Главное, ни одного грубого слова, а накал страстей чудовищен. Когда сделают расшифровку стенограммы, я тебе покажу. В Лондоне тоже будут читать текст, а крики и жесты к делу не пришьешь, — устало сказал Стивенс.
— Переговоры с треском провалены?
— Нет. Нет, я добился перерыва. На две недели, — Стивенс гордо посмотрел на Гусева так, будто это было крупной победой.
— Джон, мне необходим британско-гавайский мирный договор. Он невозможен без нынешнего перемирия. Китченера нужно опустить на землю. Он должен поверить, что за два-три месяца войны Дигна захватит Суэц!
— Как??? Пока канонерки патрулируют Нил, Дигна не может выиграть генеральное сражение.
— Для чего у тебя такой «слишком молодой и неопытный» помощник? Пусть он сыграет с британцами в гольф, выпьет вина, займется амурами со стенографисткой. Сделай «утечку» для Китченера: «Моя баронесса — твой агент, она слышала, будто я обещал Дигне самые современные торпеды, вместо его дурацких мин из бочек с порохом со спуском от револьверов. Но это только если Китченер срывает подписание обоих договоров. Мне в этом случае терять нечего, и я пускаюсь во все тяжкие.»
— Китченер упрямый баран! Торпеды? Плевал он на торпеды, — зло сорвался Стивенс, — а тебе нужно вести себя очень, очень осторожно. Любую свою проблему британцы запишут на твой счет. Найдут «свидетелей», «доказательства». Твоя поддержка султана Занзибара сильно подорвала твой авторитет.
— Если Судан получит торпеды, то форин-офис заявит, будто на Ниле потоплен мой катер? А показать не могут, так как он на дне. Кто им поверит?
— Госдеп. Британцы потребуют от США ввести санкции, — закивал головой Стивенс. Затем с сомнением покачал головой, — любой корабль… это десятки жертв…
— … спасут тысячи, — закончил Гусев, — офицеры и матросы люди военные. Умирать — их долг. Извини, Джон, мне следует поторопиться на телеграф. Бузову пора играть на понижение.
Стивенс медленно спускался по лестнице с монументального крыльца, механически пересчитывая все двадцать пять его ступенек. В конце он обернулся, чтобы посмотреть на треугольный фронтон со скульптурным изображением Правосудия на тимпане, рядом с которым расположились Сила, Преступление, Благоразумие и Невиновность.
— Мистер Стивенс, как же так? Он так легко решает уничтожить британский корабль? Просто так? — потеряно, даже с надрывом, спросил Кеннеди.
— «Полковник Мартэн» военный человек и знает только военные решения. По сути, он такой же тупоголовый солдафон, как и Китченер. Если мы не сможем решить проблему дипломатическим путем, то генералы будут швырять в пекло войны десятки тысяч солдат. А ты тут страдаешь из-за полусотни матросов, — успокоил своего помощника Стивенс, — британцы привыкли исчислять свои потери десятками убитых. «Полковник Мартэн» повел счет на тысячи!
— Как же так? Он — интеллектуал. Во всяком случае, для военного, — заметил Генри.
— Это не меняет его сути. Он, как и Китченер, готов уничтожить десятки тысяч солдат и офицеров. Разница лишь в том, что армия Китченера сама несет огромные потери, а «полковник Мартэн» умеет обходиться малой кровью. А по сути, они оба монстры, руки которых по локоть в крови. Ты слышал его слова: «Офицеры и матросы люди военные. Умирать — их долг.» Запомни это!
Кеннеди попрощался и ушел с растерянным лицом. Незаметный Генри спросил:
— Госдеп хочет, чтобы «бульдог» Гусев вцепился в горло «британскому льву». По-моему, уничтожение канонерок на Ниле вряд ли убедит Китченера, но поможет Судану. Пока британцы пригонят новые канонерки, Дигна может захватить Каир, и тогда уже не согласится отодвинуть границу к Асуану.
— Если вообще продолжит переговоры, — хмуро процедил Стивенс.
— Нужно предупредить госсекретаря.
— Возможно, его это совсем не удивит.
— Гусев упомянул баронессу. Женщины часто страдают излишним гуманизмом. Если намекнуть баронессе, что канонерку торпеда разорвет пополам, при этом погибнет сотня офицеров и матросов, то она убедит Гусева не продавать торпеды?
— Попробовать можно, — усмехнулся Стивенс, — Я поехал в гости к Гусеву. Пока его нет дома.
Баронесса откровенно обрадовалась визиту американца. Алиса постоянно улыбалась ему, и посторонний человек мог бы подумать о кокетстве, но Стивенс понимал, что это совсем не так.
Гусев разорился на кругленькую сумму, посылая телеграммы для агентов Бузова и Клячкина. Первому — открыто предлагая играть на понижение акций британских компаний, второму — теми же словами он отдавал команду на подрыв мостов. На вилле Володя узнал о визите американского «друга».
— Джон так торопился, — удивленно рассказывала Алиса.
«Странный визит», — подумал Гусев.
— Вы уже обращаетесь к друг другу по имени? Так сблизились? — скептически улыбнулся Володя. В английском такое обращение соответствовало фамильярному «ты».
— Мистер Стивенс произвел на меня очень, очень положительное впечатление. Ему так ненавистны эти ваши с Дигной убийства, — баронесса не восприняла всерьез намеки Гусева на ревность.
— Неужели? Мне всегда казалось, что дипломаты спокойно относятся к армейским и флотским потерям, им лично не приходится умирать. А офицеры и матросы — это не больше, чем расходный материал, смазка для движения в переговорах, — продолжал дискредитировать Стивенса Володя.