— Как бы то ни было, но мы победили! — воскликнул Ершов.
Вечером Сазонов повел Ершова на светский прием, лондонские бездельники желали посмотреть на диковинного представителя далекой экзотической страны. Николай обесцветил волосы под седину; надел роскошный мундир, затмевающий баснословно красивые, неудобные и дорогие парадные английские и французские мундиры; нацепил огромный Орден Крови, на который ушли все самые крупные рубины королевской сокровищницы. Ершов долго раздумывал, взвешивая на руке тяжелый золотой шейный знак в виде широкого полумесяца с ободком по краю и орлом в центре, выложенный из крошечных драгоценных камней, и, в конце концов, надел. Николай увидел улыбку Сазонова, когда тот покосился на аксельбант на правом плече из плетеного золотого шнура в виде двойной петли, и двух шнуров с золотыми наконечниками, сверкающими мелкими бриллиантами. Шнур на самом деле был излишне велик и вычурен.
— Обычный военный мундир, — ответил на невысказанный вопрос Ершов, — Единственное отличие — всё настоящее!
— Ваш мундир, мистер Ершов, выглядит издевкой над французскими офицерами, да и над английскими тоже. Могут вызвать на дуэль.
— Что вы, глубокоуважаемый Сергей Дмитриевич? Они не поймут. Настоящие офицеры носят хаки — мешковатые, выцветшие мундиры. Здешние павлины соревнуются друг перед другом, демонстрируя знаки близости к начальству.
Сазонов обещал Ершову, что на рауте он встретится с дядей принцессы Виктории, Джоном Клегхорном, который занимался в Англии пропагандой в пользу Гавайской республики. Тот опаздывал. Зато множество шикарных дам и не менее пышно одетых мужчин попытались развеять свой сплин экзотикой — высоким блондином с далеких островов. Женщины смеялись над каждым словом Николая, поминутно выспрашивая значения непонятных слов. Их веселило, как Ершов коверкает слова. Мужчины заинтересовались покроем мундира, бесцеремонно разглядывали огромный Орден Крови, засматривались на аксельбант и шейный знак.
— То, что Гавайская республика использует в основе своего знамени флаг Великобритании, это очень хорошо, — важно заявил маленький толстяк с моноклем в золотой оправе.
— Я поражен, сэр, вашими энциклопедическими знаниями, — любезно поклонился Ершов.
— Что вы! Я лишь услышал пару минут назад, как вы, мой юный друг, объясняли леди Винтерс значение нашивки на рукаве, — рассмеялся толстяк.
— Леди Винтер? Как в «The Three Musketeers»? — удивился Ершов.
— Нет, всего лишь, леди Винтерс. Хотя? Описание полностью соответствует: прекрасные белокурые волосы, голубые глаза, чёрные брови и ресницы, высокий рост, хорошо сложена. Её следует опасаться, — развеселился толстяк.
— Всех женщин следует опасаться, — подыграл ему Ершов.
— Мистер Ершов, разрешите вам представить: шеф-констебль Мелвилл Макнэттн, — Сазонов появился, как нельзя кстати, и учтиво продолжил, — Мистер Макнэттн, позвольте познакомить вас с премьер-министром Гавайской республики герцогом Кауаи.
— Вот как? Герцог с мозолями слесаря? — усмехнулся шеф полиции.
— До мозолей слесаря мне очень далеко, — засмеялся Ершов, — Я инженер, который любит работать с металлом. Знаете ли, неплохо, когда сам можешь показать механику или слесарю, как именно нужно работать.
— Я и сам, будучи индийским плантатором, не чурался лично опробовать новшества. Хотя, должен сказать, таких крепких ладоней не заработал, — холеный человечек маленького роста, по прозвищу «добрый старый Мак», говорил доброжелательно и немного покровительственно.
— Вы любите новшества? — удивился Ершов.
— Я склонен к консерватизму, но понимаю, нельзя игнорировать новые достижения науки. Например, дактилоскопию.
— Новое достижение? Простите, сэр, но еще двести лет назад один ученый-итальянец доказал, что папиллярный рисунок уникален. Уильям Вудвилл Рокхилл, третий помощник госсекретаря США, убеждал меня, что китайцы знали об этом еще до рождества Христа.
— Пустое! Главное, кто применил открытие на деле. Четыре года назад хозяйка салона модной одежды из России изготовила модель бессажевой горелки, и назвала её примусом. Никто не возмущался, когда она получала патент, ни «мудрые китайцы», ни ученый-итальянец, ни Карл Нюберг, изобретатель паяльной лампы. За год её мастерская выпустила всего тысячу горелок. Все молчали. На следующий год мастерская выросла в завод, и его хозяйка продала сто тысяч примусов. Карл Нюберг подал иск в суд, посчитав, что его горелка очень похожа на примус, — поддержал «доброго старого Мака» Сазонов.
— Женщина-изобретатель? — удивился Ершов.
— Да! Она разносторонне талантлива: изобрела примус, придумала множество фасонов одежды, вывела невероятно урожайные сорта растений, построила уникальный концертный зал. «Заводные механические игрушки» — это тоже она!!! Говорят, что Тимченко и Фрейденберг создали свой «Оптический театр» по её подсказкам и на её деньги, — сделал рекламу соотечественнице Сазонов, — Я думал, вы, мистер Ершов, знаете, о ком я говорю.
— Постойте, Сергей Дмитриевич, это вы о Елене Акимовне говорите, о жене Бузова? — догадался Ершов.
— О ней! Они, правда, не афишируют свой брак. Поклонницы таланта Бузова впадут в черную меланхолию, узнав, что их герой женат, — развел руками Сазонов, помолчал и добавил, — Недавно Елена Акимовна сделала крупные пожертвования в фонд борьбы с эпидемией холеры, охватившей Поволжье. Высочайшим повелением его Императорского Величества Бузову был пожалован орден Святого Владимира 4-й степени.
— Бузов получил потомственное дворянство? — опешил Ершов.
— А вы, герцог, не знали? Посол говорил, что Бузов ваш старинный друг, — удивился Сазонов.
— Ваш друг Бузов, видимо, не стремился к этому. Думаю, и орден, и дворянство — это инициатива его жены, — хихикнул толстяк Мак, — Но вы сами, герцог, должны быть рады за друга.
— Безусловно.
— Я слышал, леди Бузова изобрела смеситель для горячей и холодной воды. На мой взгляд, это бесполезное, я бы даже сказал, вредное изобретение. В Англии, уверен, оно не приживется, — сказал толстяк Мак.
— Не понимаю. Горячая и холодная вода, смешивается до желательной температуры, и вытекает через один кран. Очень удобно, не нужно затыкать пробкой раковину и мыть в ней руки, можно делать это под струей воды из крана, — возразил полицейскому Ершов.
— Это бессмысленное расточительство!!! — горячился Рокхил, — Надеюсь, в цивилизованной Европе это изобретение запретят.
Возникла долгая пауза. Рокхилл уже раскланивался, собираясь уходить, но остановился.
— Мистер Ершов, если ваши японские коллеги начнут беспокоить вас здесь, в столице, своими угрозами и покушениями, то, прошу вас, обращайтесь. Лондон — не Вашингтон, мы мгновенно наведем порядок.
— Спасибо, — поклонился Ершов.
— Спасибо вам, мистер Рокхилл. Мы обязательно воспользуемся вашим любезным предложением, — благодарно расшаркался Сазонов.
Когда полицейский отошел подальше Ершов сказал Сазонову:
— С англичан станется, они в ваннах Букингемского дворца нанесут, в целях экономии воды, линию — предельно допустимый уровень воды: сантиметров десять-пятнадцать, — пошутил Ершов по поводу местного скупердяйства.
Сазонов промолчал, не поддержал шутку Ершова.
Раут прошел в непрерывных встречах и разговорах, которые правильнее было бы назвать переговорами. Не все собеседники были настолько доброжелательны, как шеф-констебль. Зачастую, Ершов терялся от завуалированных выпадов своих собеседников.
Леди Винтерс весь вечер крутилась недалеко от Ершова, пытаясь обратить на себя его внимание. Николай, участвуя в бесконечных разговорах, машинально отхлебывал из бокала, не пропуская ни одного коктейля. Он снисходительно относился к низкой крепости этих напитков, тем более, от болтовни у него пересыхало горло. В конце вечера, когда Сазонов потащил Ершова к выходу, леди Винтерс случайно оказалась рядом, и в легкой непринужденной манере пригласила Николая к себе, посмотреть коллекцию китайского фарфора. Обычно, Ершов брезговал женщинами, приглашающих в свою постель в первые часы знакомства, но у Николая целый месяц не было секса, а коктейли оказались далеко небезобидными. Намеки Сазонова Ершов игнорировал. Николай воспринял их как заботу о здоровье, а не предостережения об опасности иного рода, поэтому он понадеялся на стратегический резерв: два последних презерватива.
Дорога к городской резиденции Винтерсов заняла больше часа, леди захотелось пополнить запасы опиума, она любила покурить перед сексом. Им пришлось посетить притон, который выглядел вполне достойно, если не сказать богато. Свежий ночной ветер выдул из Ершова дурь, но голова у Николая внезапно заболела, желание переспать с аристократкой пропало, и только воспитание не позволяло ему послать потаскушку по известному всем адресу. Женщина казалась Ершову всё вульгарнее, её кривляния его раздражали, духи вблизи пахли слишком резко, лондонский акцент с вкраплением французских словечек напомнил Николаю говорок знакомых деревенских старушек из Новой Шотландии.
Ворота городской усадьбы были закрыты, и кучер никак не мог докричаться до привратника. Ершов высунул голову, с раздражением оглядев высокую стену и чугунные ворота. Из темноты возникли смутные силуэты людей. Раздался слабый удар, и кучер с тихим всплеском повалился в канаву. Николай неуклюже задергал рукой, пытаясь снять ножны со шпаги, секретная защелка проскальзывала в тонких лайковых перчатках. Наконец, шпага выскочила, и леди Винтерс прервала свой бесконечный монолог, посмотрела на улицу, мгновенно превратившись в хищного зверя, подтверждая тем самым свою породу. Длинный узкий стилет возник у неё в руках из неоткуда, и она кивнула Ершову головой, подтверждая его право не заботиться о защите «слабой, беспомощной женщины».
Дурацкий парадный мундир сковывал движения. «Плохому танцору…», — зло подумал Ершов, не сумев уйти из-под первого удара короткой дубинки, явно залитой свинцом. Ножны улетели в сторону, вырванные из левой руки, но Николай успел проткнуть шпагой второго бандита, того, что справа, а его тупой нож не смог проткнуть шитую золотом ткань мундира. В мо