Магда Поли
«Corriere della sera»
«Легенда о пианисте в океане» Джузеппе Торнаторе
На этом корабле путешествуют образы настоящего кинематографа.
Незабываемые образы, подобные тем, что подарили нам Феллини, Леоне, Бертолуччи, Амелио .
Все реже выходят фильмы «made in Italy», возвращающие нас в прошлое, после которых в памяти навсегда остаются фотограммы-символы, такие как, например, внутренний дворик из «Последнего императора», по которому бежит маленький Пу И, девочка, танцующая Амапола в фильме «Однажды в Америке», корабль, плотно набитый беднягами в фильме Джанни Амелио.
И вот – прекрасная новость! Вышел долгожданный фильм «Легенда о пианисте в океане» Джузеппе Торнаторе, полный прекрасных и незабываемых образов, и хочется верить, что, несмотря на ограничения, кризисы и постоянные призывы к возрождению кинематографа, в пороховницах итальянского кино еще остался порох.
Потому что с появлением «Легенды о пианисте» снова произошло чудо большого «широкомасштабного» кино, ибо фильм Торнаторе относится именно к таким фильмам. Не только благодаря роскошным съемкам, но и главным образом благодаря тому, что фильм возвращает нас к традициям кино, которого уже почти не существует, – выдуманного, фантастического, смелого, амбициозного, утопического, именно такого, каким его делал маэстро Феллини, и некоторые моменты «Легенды» кажутся продолжением его фильмов, в некотором роде – посвящением ему. <…>
Легенду, придуманную Барикко, можно воспринять как метафору сути артиста, неспособного найти себе место в «нормальной» жизни, переходящего из одного мира в другой, способного говорить лишь о своем искусстве. Но благодаря двум актерам – Тиму Роту, сухому, сдержанному минималисту, напряженному от застенчивости и неистовому, лишь когда пальцы его касаются клавиш, и чудному Приту Тэйлору Винсу, с его добродушным лицом и беспокойным взглядом, – необычный сюжет, невероятный и загадочный, превалирует над аллегорией.
Благодаря виртуозному замыслу режиссера, мы видим Новеченто и Макса в огромном салоне на борту корабля во время шторма, они скользят вперед-назад вместе с роялем, на котором играют свою музыку. Именно музыка является эмоциональным связующим звеном в «1900-м». К великому джазу, к джазу, который звучит в фильме в исполнении таких артистов, как Джильда Бутта, Амедео Томази, Александер Рэг Тайм Бэнд, присоединяется музыка, специально написанная Эннио Морриконе, сочинившим удивительную мелодию, которая продолжает звучать уже помимо фильма, как в добрые старые времена.
Ирене Биньярди
«Repubblica»
Один из признанных мастеров итальянского театра, Арнольдо Фоа, играет Новеченто [3] . Он играет буквально не сходя с места, потому что в пьесе нет действия, одни только воспоминания. Он говорит: «Люди никогда не меняются». А вот монологи – меняются: это вторая версия текста Алессандро Барикко, поставленная Габриэле Вачисом. «Текст, – рассказывает актер, – великолепный; но я не уверен, что он может быть интересен публике сейчас, когда мы переживаем не самое спокойное, почти военное время, когда общество кидает то вправо, то влево, – но публика дала свой ответ. Это заслуга Барикко и моя, надеюсь, тоже».
О чем этот монолог?
– Это история, далекая от сегодняшних проблем, почти сказка. Там необыкновенный пианист, он рождается и умирает на корабле, ни разу не сойдя на берег. Барикко сконцентрирован на мысли, а не на стиле: он начинает одну фразу, она рождает другой образ, и он уходит в новую фразу, и так далее. Это как в жизни.
Как соотносится имя Новеченто с веком, который дал ему имя?
– Действие «Новеченто» происходит перед войной и во время войны в Атлантическом океане. Тим Туни, от чьего имени идет монолог, – американец… Может, будь он европейцем, у меня были бы другие чувства. А так, он просто потерял работу из-за войны.
Арнольдо Фоа Скандьяно
Мы работаем над новой постановкой «Новеченто»…
Когда мы начали эту работу много лет назад, одной из наших мыслей было: а какой Новеченто был бы в старости, прожив долгие годы, пережив все эти истории… как знать, каким бы он был, – какой у него был бы голос, какой взгляд, руки, лицо…
Для второй постановки «Новеченто» мы подумали: было бы неплохо сделать его немолодым… И вот мы выбрали актера, подходящего для этой роли, и идея Габриэле Вачиса заключалась в том, чтобы попробовать работать в этом направлении: посмотреть, какой у него будет взгляд, какие движения, как он вообще будет выглядеть…
Интересно, что из этого выйдет.
Хочу сказать еще, что вторая постановка «Новеченто» – идея исключительно моя, и это забавно: автор, ставящий собственный спектакль… Это что-то особенное, посмотрим, что получится.
Алессандро Барикко
Во второй раз я ставлю «Новеченто»…
В первый раз меня больше всего волновала музыка к этому тексту, мне было важно понять, какое должно быть звуковое сопровождение.
В этот раз я хотел бы подумать о смысле, что на самом деле значит этот текст.
Впервые мы ставили этот спектакль в прошлом веке, сейчас мы перешагнули порог двадцать первого века… По тексту, Новеченто рождается в начале века, и мы старались понять, каков он, его друг, рассказывающий эту историю. И вдруг мы с удивлением поняли: он ведь должен быть очень старым…. И тогда мы стали искать пожилого актера, а это было нелегко, потому что нам нужен был человек, который мог бы действительно «говорить», а не «декламировать», не «читать текст»…
И так как в этот раз я хотел бы задуматься над тем, о чем точно говорится в тексте, постичь внутренний смысл слов, мы подумали об актере Арнольдо Фоа, это тот актер, кто по-настоящему умеет «говорить»…
Многие успели полюбить Новеченто, сыгранного Эудженио Аллегри, он и «был» Новеченто…. Но я думаю, что если эти зрители снова придут на спектакль, они увидят новую «душу» Новеченто, потому что каждый персонаж – это история, – а у нее много душ… вот что мы пытаемся сделать в нашей новой постановке: вдохнуть в него новую душу.
Габриэле Вачис
Новеченто, особый герой: книга, сцена и экран
Главный герой, приехав в Америку, рассказывает свои переживания. Он много говорит, и это один из недостатков «Новеченто»: если бы я написал его десятью годами позже, он бы говорил у меня гораздо меньше. Тогда я хотел выразить через героя мысль, которая приходит многим, – что, похоже, жизнь – это трудное занятие и оно возможно, только если вокруг очерчены контуры, но люди счастливы только тогда, когда перед ними открывается море возможностей. «Новеченто» – это история, рассказывающая именно про это: насколько человеку трудно удерживать равновесие между границами и бесконечностью, между желаниями и реальными возможностями.
Если кто-то, создавший образ, талантлив, он может добавить что-то, но также и убрать много, и если это работает, то для тебя, написавшего его, образ имеет свое значение.
Из «Новеченто» мы сделали два спектакля: один – с Эудженио Аллегри, которому тогда было 35 лет, и второй – с Арнольдо Фоа, которому было 86. Это были две совершенно разные истории: с Аллегри до какого-то момента было смешно, а потом наворачивались слезы; с Фоа было смешно, но это был внутренний смех. В этом спектакле перед вами представал старик, и он рассказывал, и это было очень естественно и сильно, а вот если свою жизнь рассказывает 35-летний мужчина, то это просто театральное действо.
В театре бывает, что некоторые куски, написанные тобой, неожиданно расширяются, усложняются; там есть все, что ты написал, но выразительные средства действительно очень богаты, и это одно из удовольствий: видеть свое произведение, где твои мысли развиваются по-разному.
Грация Казагранде
Из интервью А. Бариккона литературном фестивале в Мантуе2 ноября 2006 года
Все музыки мира
Весной 1991 года на небе итальянской литературы появилась планета по имени Барикко.
Кому-то, возможно, и было знакомо это имя, – три года назад можно было прочитать его «Гений в изгнании» («Il Genio in fuga»), блестящее эссе про музыку Россини, или музыковедческие статьи, появлявшиеся в прессе.
Но «Замки гнева», первый роман этого музыкального критика, которому тогда исполнилось тридцать три года, получивший в 1995 году престижную премию «Медичи», не был похож ни на одно другое его опубликованное произведение.
<…>
Хочу быть понятой правильно: хотя Барикко в Италии – звезда, хотя вокруг его имени ходят легенды, как вокруг известных рок-певцов, все же он остается писателем, одним из тех, которых ждут десятилетия. Богатство его стиля, его многогранный талант напоминают стилистические исследования Гадды [4] ; его чувство бурлеска, утонченность и мягкость юмора в соединении с глубокой нежностью ко всем своим персонажам свидетельствуют о сходстве с Итало Кальвино.
Но что свойственно только Барикко и никому другому, так это соединение радости творчества, счастья от возможности жить и воспевать жизнь и четкого ощущения фатальности, неизбежности судьбы. Судьбы, которая, разбросав по нашей жизни невидимые знаки, уже написала заранее жизнь каждого из нас и которая сделает все, чтобы это сбылось. Может быть, некоторое «отчаяние», легкое и едва заметное, и есть в книгах Барикко, но это оттого, что человеческая жизнь конечна, ограничена, в то время как мир огромен, бесконечен, прекрасен и ужасен. И ни одно произведение, никакая музыка не может отразить это многообразие и бесконечность мира.