До октябрьского манифеста 1905 г. в России не было ни одной либеральной политической партии. Происходило это потому, что либералы предпочитали действовать легально, с «соизволения начальства», а царизм и слышать не хотел даже о самой умеренной и законопослушной либеральной оппозиции. «Совместить конституционализм с заботой о строго легальном развитии самодержавной России, — специально подчеркивал В. И. Ленин, — можно только посредством предположения или хотя бы допущения того, что самодержавное правительство само поймет, утомится, уступит и т. д.», по «самодержавие потому и есть самодержавие, что оно запрещает и преследует всякое «развитие» к свободе»{19}.
Отчаявшись уговорить царя дать реформы и опасаясь, что мало-мальски активно настроенные элементы общества отшатнутся от либерализма и «уйдут в революцию», наиболее решительные вожди русского либерализма все больше и больше убеждались в необходимости нелегальных действий. Отнюдь не последнюю роль в этом сыграла и политика царизма в отношении либералов. Проводя, по словам В. И. Ленина, «с ослиной последовательностью» жестокую борьбу со всем, что не подчинялось последним инструкциям и указаниям власть имущих, царское правительство вело себя так, что даже самые смирные, законопослушные земцы, всегда стремившиеся действовать строго легально, наталкивались «на необходимость незаконных организаций и более решительного образа действий»{20}.
Ни на минуту не забывая о принципиальных разногласиях с либералами и никогда не собираясь замазывать их, В. И. Ленин и его сторонники накануне революции не только критиковали либералов, они подталкивали их влево, помогая занять более четкую и определенную позицию в отношении к царизму. «Русские революционные социал-демократы, — вспоминал позже В. И. Ленин, — до падения царизма неоднократно пользовались услугами буржуазных либералов, т. е. заключали с ними массу практических компромиссов, а в 1901–1902 годах, еще до возникновения большевизма, старая редакция «Искры»… заключала (правда, не надолго) формальный политический союз со Струве, политическим вождем буржуазного либерализма, умея в то же время вести, не прекращая, самую беспощадную идейную и политическую борьбу против буржуазного либерализма и против малейших проявлений его влияния извнутри рабочего движения»{21}. «Когда у либералов не было ни органа, ни нелегальной организации, а у нас было и то и другое, мы помогали их политическому развитию, — напоминал В. И. Ленин. — И этой заслуги не вычеркнет история из деятельности социал-демократии»{22}.
Летом 1902 г. либеральные земцы совместно с некоторыми представителями буржуазной интеллигенции начали издание за границей нелегального журнала «Освобождение», а на рубеже 1903–1904 гг. образовали нелегальные же «Союз земцев-конституционалистов» и «Союз освобождения». Последний отличался от первого своей программой, тактикой и социальным составом (около трах четвертей членов «Союза освобождения» были буржуазными интеллигентами и лишь одна четверть земцами). Однако это были не политические партии, а союзы, имевшие не очень-то четкую организацию и весьма расплывчатые программы. Делалось это для того, чтобы но мере роста революционного движения или возможных зигзагов в политике царизма легко и просто отказываться от своих прежних требований и выдвигать новые. «Для сделок и торгашества, для виляний и ухищрений не удобна крепкая и прочная организация партии»{23}, — писал В. И. Ленин, заклеймив тогда же подобную политику термином «либеральное маклерство».
Максимальной остроты «накал» либеральной оппозиционности накануне революции достиг к концу 1904 т. Земский съезд, работавший 6–8 ноября 1904 г., впервые в истории земского движения большинством голосов (71 против 27) высказался за введение в России законодательного представительного учреждения (меньшинство выступало за законосовещательное представительство) и за установление в стране буржуазно-демократических свобод.
Еще до ноябрьского земского съезда, в октябре 1904 г., состоялся второй съезд «Союза освобождения», который утвердил предложение своего Совета о проведении по всей стране с 20 ноября 1904 г. (в этот день исполнялось 40 лет со дня принятия судебной реформы) так называемой «банкетной кампании», во время которой участникам торжественных банкетов предлагалось принимать резолюции с пожеланием введения в России буржуазно-демократических свобод, представительного учреждения и конституции. Тогда же решено было начать образование различных союзов по профессиям — «Союза инженеров», «Союза адвокатов», «Союза врачей» и т. д.
Итак, налицо были все элементы кризиса верхов — первой из слагающих революционной ситуации. Совершенно отчетливо в начале XX в. выявилась и вторая слагающая — обострение выше обычного нужды и бедствий угнетенных классов.
Положение пролетариата России, тяжелое и в 90-е годы, годы промышленного подъема, еще более ухудшилось в начале XX в. в связи с начавшимся экономическим кризисом и увеличением безработицы в стране. В 1901 г. только в обрабатывающей промышленности было уволено около 35 тыс. рабочих, в 1902 г. — более 33 тыс. В годы кризиса лишились работы почти 30 % бакинских рабочих, а еще 10 % оказались полубезработными, занятыми на производстве лишь 8—15 дней в месяц. В каменноугольной промышленности Донбасса число рабочих за эти же годы сократилось почти на 15 %, в доменном и передельном производстве Юга — на 20 %.
Кризис принял столь катастрофические размеры, что правительству пришлось установить особо льготный тариф для Отправки на родину уволенных с предприятий пролетариев По далеко неполным данным фабричной инспекции, в 1900–1904 гг. закрылось свыше 3 тыс. промышленных предприятий, на которых было занято 112 тыс. рабочих. Таким образом, без средств к существованию осталось около полумиллиона человек.
Заработная плата рабочих России была крайне низкой и значительно колебалась в различных районах страны и у рабочих различных профессий. Даже наиболее высокая номинальная заработная плата пролетариата Петербурга, где сосредоточивались производства, требовавшие высокой квалификации, не обеспечивала семье рабочего прожиточный минимум{24}. Нередко заработная плата выдавалась «натурой» (через заводские лавочки)[1]. Существовала и изощренная система штрафов: только в 1904 г. в промышленности России было наложено около 3 млн. штрафов — более 230 штрафов на каждых 100 рабочих. О тяжелом положении пролетариата России свидетельствовал длинный изнурительный рабочий день. Официально продолжительность его была определена в 11,5 часов, но на большинстве средних и мелких предприятий он тянулся 13–14 часов.
Тяжелое материальное положение пролетариата усугублялось его полным политическим бесправием. «На русском рабочем классе лежит двойной гнет, — писал В. И. Ленин, — его обирают и грабят капиталисты и помещики, а чтобы он не мог бороться против них, его связывает по рукам и по ногам полиция, затыкая ему рот, преследуя всякую попытку отстоять права народа. Всякая стачка против капиталистов ведет к тому, что на рабочих напускают войско и полицию»{25}. Так сами условия жизни рабочих России в начале XX в., по словам В. II. Ленина, делают их «способными к борьбе и толкают на борьбу»{26}.
Сколь ни бедственно было положение российского рабочего, положение крестьянина оказалось еще хуже. Все пореформенное 40-летие В. И. Ленин определил как процесс медленного, мучительного вымирания крестьянства. «Крестьянин был доведен до нищенского уровня жизни: он помещался вместе со скотиной, одевался в рубище, кормился лебедой; крестьянин бежал от своего надела, когда только было куда бежать, даже откупаясь от надела, платя тому, кто соглашался взять надел, платежи с которого превышали его доходность. Крестьяне голодали хронически и десятками тысяч умирали от голода и эпидемий во время неурожаев, которые возвращались все чаще и чаще»{27}.
Еще в 1898 г. Л. Н. Толстой утверждал: «Если… под голодом разуметь недоедание, не такое, от которого тотчас умирают люди, а такое, при котором люди живут, но живут плохо, преждевременно умирая, уродуясь, не плодясь и вырождаясь, то такой голод уже 20 лет существует для большинства Нечерноземного центра…»{28}. Он был прав. Начало XX в. ознаменовалось голодом, охватившим 20 губерний с населением в 24 млн. человек в пострадавших уездах. Через четыре года сильный, недород поразил население 150 уездов в 25 губерниях.
Наконец, в эти годы четко проявился третий признак революционной ситуации: повышение активности масс, рост их революционной энергии.
В самом начале 1901 г., в феврале, в Петербурге, Москве, Харькове студенты выступают с протестом против отдачи своих киевских товарищей в солдаты. Студентов поддерживают рабочие. «Рабочий идет на помощь студенту, — выделял самое характерное для 1901 г. В. И. Ленин. — Начинается демонстрационное движение. Пролетариат выносит на улицу свой клич: долой самодержавие!»{29}
В следующем, 1902-м году в Петербурге, Москве, Киеве, Батуме, Нижнем Новгороде, Сормове, Одессе, Саратове, Баку, Вильно и ряде других городов происходят первомайские демонстрации и стачки. Причем стачка, вспыхнувшая на одном предприятии, нередко охватывает затем несколько других или даже все заводы и фабрики города. Характерна в этом отношении ростовская стачка, начавшаяся в первых числах ноября под руководством Донского комитета РСДРП, во главе которого стояли твердые ленинцы С. И. Гусев и II. И. Ставский. Она длилась более трех недель. На почти ежедневных митингах собиралось до 30 тыс. человек. Почти каждый день в вооруженных стычках с казаками лилась рабочая кровь.