1905-й год — страница 9 из 38

.

На Васильевском острове толпа, возглавляемая революционерами, захватила оружейную мастерскую Шаффа и имевшееся там холодное оружие. Около двухсот человек напали на управление второго участка Васильевской части и разгромили полицейское гнездо. Началось строительство баррикад. В ход пошло все — спиленные столбы, перевернутые тумбы для афиш, из дворов несли рухлядь, снимали с петель ворота и калитки.

Начальник петербургской охранки, сообщая о подобных фактах, отметил, что под руководством социал-демократов рабочие действовали очень организованно: пока шло печатание прокламаций, у захваченной типографии стояла вооруженная охрана, «затем печатавшие прокламации удалились и разбросали их по улице, толпа же, ожидавшая их у ворот, после раздачи прокламаций принялась подпиливать телефонные столбы и из их проволоки и подручного материала, вытаскиваемого со дворов соседних домов, устраивать баррикады…»{81}.

Баррикады поднялись не только на 5-й линии Васильевского острова, где была расположена захваченная типография, но и в целом ряде других мест. Ротмистр лейб-гвардии Уланского полка доносил: «…за Средним проспектом выросла баррикада с красным знаменем посередине… Толпа держится впереди баррикады, составленной из телефонных столбов и телеграфной проволоки, натянутой поперек улицы в несколько рядов… Роты после уничтожения проволочного заграждения дали несколько залпов по баррикаде и занялись разборкой ее… Между линиями 4—5-й и 2—3-й (Васильевского острова, — К. Ш.), по которой шел полуэскадрон, устроена баррикада… Дальнейшее движение по Малому проспекту совершалось очень медленно, так как на каждом шагу встречались наваленные телефонные столбы с массой перепутанной проволоки, перевод через которую лошадей требовал много времени. Во время движения слышались крики и ругань из окон и из подворотен проходимых домов. Около 12-й линии, ввиду демонстративных действий из-за встреченной баррикады, головной ротой было дано 2 или 3 залпа и несколько одиночных выстрелов»{82}и т. д. и т. п.

По далеко не полным подсчетам на Васильевском острове было сооружено 12 баррикад. Возникали они и в самом центре города, на Невском проспекте. Здесь из скамеек и тумб для афиш народ построил баррикаду, перегородившую главный проспект столицы Российской империи.

До позднего вечера топтались на своих постах замерзшие каратели. На ночь их отвели в казармы, но всем было ясно, что события прошедшего дня будут иметь далеко идущие последствия. Еще четверо суток солдат выводили на улицы и площади.

Всю ночь на 10 января в разных местах города мерно гудели печатные станки. Революционеры размножали в тысячах экземпляров прокламации, объяснявшие народу, кто виноват во всем происшедшем. На утро на заборах, на воротах, а то и прямо на стенах домов и домишек в рабочих районах белели листовки большевиков. Каждое обращение Петербургского комитета РСДРП имело точный адрес. Одна листовка называлась «К рабочим». «Товарищи! Вы убедились теперь, что просить царя и его правительство о правах и справедливости бесполезно, — говорилось в ней. — Царь залил нашей кровью улицы Петербурга. Товарищи, с оружием в руках примыкайте к Российской социал-демократической рабочей партия, к ее Петербургскому комитету…» Большевики призывали рабочих ко всеобщей стачке, к революции во имя установления политических свобод и улучшения экономических условий жизни пролетариата.

Вторая листовка Петербургского комитета РСДРП была озаглавлена коротко, но многозначительно: «Ко всем». Напомнив о том, что произошло накануне, большевики звали весь народ включиться в революционную борьбу; «Оружие во что бы то ни стало! Только силой и кровью добывается свобода и справедливость. Где можно и надо загородить путь войскам, стройте баррикады из чего возможно: из телеграфных и фонарных столбов, экипажей, мебели соседних домов, разбирайте для этого стены, берите все, что под рукой. Кровь польется рекой. Но, товарищи, — напоминали большевики, — насколько больше ее льется на холодных полях Маньчжурии, а разве та кровь ваших братьев несет вам свободу и лучшее будущее? Нет, даром гибнут ваши братья. А здесь вы знаете, что боретесь не даром. Каждая пролитая капля вашей крови приближает день свободы»{83}.

Третья листовка была обращена «К солдатам». «Кого убивали вы? — спрашивали большевики. — Тех, которые шли к царю требовать свободы и лучшей жизни — свободы и лучшей жизни для себя и для вас, для ваших отцов и братьев, для ваших жен и матерей!.. Отказывайтесь стрелять в народ! Переходите на нашу сторону! Пойдемте вместо дружными рядами против наших врагов!»{84}.

Конечно, весь народ еще не мог подняться на борьбу с самодержавием, для этого нужно было и время и оружие, но негодование по поводу кровавых действий правительства росло среди самых широких демократических слоев.

Вечером 9 января в здании Вольного экономического общества состоялось многолюдное собрание столичной интеллигенции. Оно решительно осудило действия правительства, заклеймило офицеров-карателей и призвало войско не стрелять в народ. Здесь же начался сбор средств на раненых и для семей убитых рабочих. По рядам ходили и специальные кружки с надписью «На оружие».

Вечером 10 января после первого действия в Александрийском театре самая, казалось бы, благонамеренная публика устроила митинг протеста. «Во время антракта, — сообщалось в специальной «Записке» министерства юстиции, — неизвестный мужчина, назвавшийся членом Вольно-Экономического общества, поднялся со своего места в партере и обратился к публике с речью, в которой сообщил события дня, указал на число убитых и раненых во время происходивших беспорядков и в заключение выразил убеждение, что теперь время траура, а не веселья и что кто останется в театре, тот бесчестный человек»{85}. После выступлений еще нескольких ораторов публика покинула театр, выкрикивая антиправительственные лозунги.

Не прекращал активную борьбу пролетариат — гегемон революции. «Революция встала на ноги, — писал В. И. Ленин, — когда выступил городской рабочий класс 9-го января»{86}.

Первые дни после расстрела стачка в Петербурге была всеобщей: не работал ни один завод. «…В течение трех дней IV, 11 и 12 января, — доносил царю 16 января министр финансов, — стачка держалась на одном уровне; часть рабочих отказывалась становиться на работу, заявляя свои требования, другая же часть уклонялась от работ без всякого заявления своих желаний. С вечера 13 января в рабочей среде начало проявляться некоторое успокоение, которое еще яснее выразилось 14 и 15 января… Наиболее упорными оказались рабочие фабрик и заводов Выборгской стороны, в эти дни не приступило к работам ни одно крупное промышленное заведение»{87}? И через неделю после расстрела, 17 января, в столице бастовало 43 тыс. фабрично-заводских рабочих, не считая пролетариев, занятых на мелких полукустарных и кустарных предприятиях.

Министр финансов Коковцов не случайно жаловался царю на упорство рабочих именно крупных предприятий. Здесь влияние социал-демократов и организованность рабочих были наибольшими. В это время в Петербурге рабочие говорили: «Медведь стал, медвежата остановятся», имея в виду ведущую роль многотысячного коллектива Путиловского завода. За два первых месяца 1905 г. пути-ловцы полностью не работали с 3 по 17 января, с 28 января по 7 февраля, 11 февраля, с 21 февраля до конца месяца, т. е. 30 дней. Как правило, и остальные дни не были спокойными: волнения охватывали то одну, то другую мастерскую завода.

И так было в январе — феврале не только на Путиловском заводе, но и на всех крупнейших предприятиях Петербурга. Общее настроение рабочих столицы отчетливо выразили обуховцы.

Начальник крупнейшего казенного Обуховского завода, занятого производством вооружения для армии и флота, обратился к забастовавшим со специальным «Объявлением». Льстя рабочим, он назвал их хотя и не вполне сознательными, но честными людьми и патриотами. Во имя «веры, царя и отечества» начальник завода призывал забастовщиков возвратиться к станкам и работать на «оборону». В ответ рабочие с достоинством писали: «…объявления, подобные вывешенному Вами, мы, как честные люди, предлагаем впредь не вывешивать, да поменьше упоминать бога, изображение которого у нас расстреляли по распоряжению начальства девятого числа. Толковать же о воине с Японией в настоящий исторический момент, даже с людьми не вполне сознательными, совершенно излишне. Мы, рабочие, как Вы сами можете наблюдать, решили теперь биться до последней капли крови, до последнего издыхания, что ярко показывают текущие события»{88}.

Свидетельством резко возросшей сознательности рабочих был и рост социал-демократической партии. За два первых месяца 1905 г. количество социал-демократических кружков в четырех районах Петербурга возросло с 8—11 до 104, а число членов партии в них с 95 до 732 человек. Выросли и другие революционные партии. Это говорило о серьезных изменениях, происшедших в настроении самых широких слоев населения Петербурга.

Спад январско-февральского всплеска стачечной волны в столице происходил медленно, постепенно. Но даже когда в марте — апреле внешне все стало относительно спокойным, внутри, в недрах питерского пролетариата, шли необратимые процессы. Никто не верил, что положение стабилизируется, все были убеждены в неизбежности новых революционных взрывов в самое ближайшее время.

Эхо воскресных залпов

Эти взрывы зрели не только в столице. Залпы 9 января, прогремевшие в Петербурге, услышала вся страна.