1.
25 октября (7 ноября) 1915 г. он принял командированного Н. И. Ивановым Свиты Его Императорского Величества генерал-майора князя А. В. Барятинского2. Тот прибыл для представления единогласного решения Георгиевской думы (председатель – командир 12-го армейского корпуса генерал-лейтенант А. М. Каледин) Юго-Западного фронта от 21 октября (3 ноября) 1915 г. «повергнуть к стопам Его Величества через старейшего георгиевского кавалера генерал-адъютанта Иванова всеподданнейшую просьбу оказать войскам великую милость и радость возложением на Себя ордена Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени на основании статьи 7 статута»3. Указанная статья предоставляла право «кавалерственным Думам» делать представления к награждению орденом 3-й и 4-й степеней «за отличные воинские подвиги»4. Основанием для награждения стало посещение императором 12–13 (25–26) октября «передовых позиций» Юго-Западного фронта, что «вдохновило войска на новые геройские подвиги и дало им великую силу духа», а пребывание в «местах, неоднократно обстреливаемых неприятельской артиллерией», было связано с риском для жизни императора и стало примером «истинной воинской доблести и самоотверждения»5.
Следует отметить, что в перечисленных в десятой статье статута о награждении орденом Св. Георгия случаях, достойных награждения, подобной заслуги не было6. С другой стороны, восьмая статья статута недвусмысленно гласила: «Ни высокий род, ни прежние заслуги, ни полученные в сражениях раны не приемлются в уважение при удостоении к ордену Св. Георгия за воинские подвиги; удостоивается же оного единственно тот, кто не только обязанность свою исполнял во всем по присяге чести и долгу, но сверх сего ознаменовал себя на пользу и славу российского оружия особенным отличием»7. Вряд ли посещение ближнего тыла, названного передовыми позициями, можно было назвать особенным отличием, тем не менее 25 октября (7 ноября) 1916 г. А. В. Барятинский коленопреклоненно поднес императору решение местной Георгиевской думы и орден8. Николай II весьма высоко ценил эту награду и не расставался с ней. 26 ноября (9 декабря) он торжественно провел свой первый орденский праздник в Ставке9. Император стал 1433-м кавалером ордена, награжденным с начала войны (включая 199 человек, получивших это отличие посмертно). Абсолютное большинство награжденных (1402 человека) были награждены именно 4-й степенью ордена10.
В ноябре 1915 г. произошло еще одно важное событие: отставка настигла и несостоявшегося премьера – из правительства был удален А. В. Кривошеин11. В результате начатое им дело – вопрос о льготном наделении землей отличившихся чинов армии и флота – было завершено в его отсутствие. Обсуждение проекта, намеченного на май 1915 г., продолжилось 29 июля (11 августа) 1915 г. на секретном заседании правительства в Царском Селе под председательством императора12. Следует отметить, что А. В. Кривошеин и его сторонники в правительстве с самого начала выступали против развития существующего законодательства в сторону конфискационного. «Явно несправедливым в этом акте, – вспоминал сотрудник С. Д. Сазонова, – было то, что «немецкий колонист» – русский подданный шел в качестве русского солдата на войну, рисковал своей жизнью, а в это время в тылу у него отбирали землю. С другой стороны, вопрос о германском влиянии в довоенной России был настолько вопиющ, что с началом войны с Германией в 1914 г. из чувства национального самосохранения этому, можно сказать, прямому вмешательству в русские дела соседнего, ныне враждебного государства надо было положить конец. По логике вещей, германскую чистку надо было начать сверху, но ввиду той громадной роли, которую играли люди, так или иначе связанные с Германией в высшей петербургской бюрократии, это было совершенно немыслимо»13.
С. Д. Сазонов при подготовке законопроекта был категорически против конфискаций и перераспределения земельной собственности, как, впрочем, и А. В. Кривошеин, полагавший, и не без оснований, что это может вызвать на повестку дня аграрный вопрос и в результате пострадает помещичье землевладение. Однако, в конце концов, министр иностранных дел изменил позицию. Он опасался того, что критике будут подвергнуты его ведомство и сотрудники, многие из которых носили фамилии иностранного происхождения14. В результате вслед за законом от 2 (15) февраля 1915 г., действовавшим только в прифронтовой полосе, появился и закон от 13 (25) декабря 1915 г., который охватывал уже всю территорию России.
В Могилеве между тем постепенно возникала действительно другая, новая Ставка. Прежде всего, увеличилось число свитских. При императоре постоянно находились адмирал К. Д. Нилов, Свиты Его Величества генерал-майоры В. Н. Воейков, гофмаршал князь В. А. Долгоруков, командир конвоя Его Императорского Величества граф А. Н. Граббе, флигель-адъютанты полковники А. А. фон Дрентельн (вскоре назначен командиром лейб-гвардии Преображенского полка) и К. А. Нарышкин, лейб-хирург С. П. Федоров. Часть свиты императора появлялась в Ставке наездами. К этой части принадлежал министр двора граф В. Б. Фредерикс, обер-гофмаршал граф П. К. Бенкендорф, флигель-адъютанты полковники граф Д. С. Шереметьев, А. А. Мордвинов, В. В. Свечин, подполковник Л. З. Силаев, капитаны 1 ранга Д. В. фон Ден и 2 ранга Н. П. Саблин, великие князья Александр Михайлович, Игорь Константинович, Дмитрий Павлович, принц
A. П. Ольденбургский, с ноября 1916 г. – Павел Александрович. Кроме того, при Ставке находились великие князья Сергей Михайлович, Георгий Михайлович, Борис Владимирович, Кирилл Владимирович. М. В. Алексеев относился к этим новым сотрудникам с плохо скрываемым раздражением. С марта 1916 г. состав Свиты увеличился еще на одного человека – генерала Н. И. Иванова. Кроме того, при императоре почти постоянно находился наследник с воспитателями, врачом и дядькой15.
Особенно близки были к Николаю II дворцовый комендант генерал
B. Н. Воейков, флаг-капитан адмирал К. Д. Нилов и флигель-адъютант капитан 2 ранга Н. П. Саблин16. Состав Свиты, таким образом, значительно вырос, что естественно, ведь это была свита монарха. По мнению Вл. И. Гурко, она была небольшой, в том числе и потому, что только 10–12 ее членов не принадлежали к Генеральному штабу17. Хуже было другое: новая Ставка быстро приобрела образ центра интриг, а Свита императора – центра бездарных интриганов. К М. В. Алексееву они относились с холодной вежливостью18. Сам Николай II испытывал к генералу симпатию и иногда в шутку называл его своим «косым другом»19. Трудно сказать, нравилось ли это проявление августейшего юмора самому М. В. Алексееву, но отсутствие императора и его окружения определенно радовало начальника штаба Ставки.
В апреле 1916 г., с надеждой ожидая отъезда Николая II на Пасху, генерал писал: «Ведь помощи никакой нет. Идет одинаково, независимо от того, где находится Царь, а у меня выгадывается ежедневно 2–3 часа времени, когда он в Ц [арском] С [еле], не говоря уже о возможности распределить время по удобству»20. Значительную часть времени новый Верховный главнокомандующий проводил в различного рода поездках. В 1915 г. Николай II провел в Ставке 73 дня, а вне ее – 58 дней. Наиболее длительным его пребыванием в Могилеве в этот год был период в 32 дня, начиная от 23 августа (5 сентября), остальные колебались от одного до девяти дней. В 1916 г. император провел в Ставке приблизительно две трети года – 258 дней. Самым длительным периодом его пребывания в Ставке были весна – осень 1916 г., с 18 (31) мая до 18 (31) октября. На эти 154 дня выпадают наиболее активные действия русской армии на австро-германском фронте21.
Нетрудно заметить, что император покидал Могилев тогда, когда положение на фронте было относительно спокойным. Однако долгое отсутствие его автоматически повышало статус и роль начальника штаба Ставки. «Фактически распорядителем всех вооруженных сил Российского государства стал генерал Михаил Васильевич Алексеев», – так оценивал его роль А. И. Деникин22. Главнокомандующим русской армией де-факто называет М. В. Алексеева в своих воспоминаниях генерал Жанен23. Такую же характеристику и почти теми же словами дал и Вл. И. Гурко: «Позже, хотя и ненадолго он стал главнокомандующим русских армий. В последней должности его деятельность почти не изменилась, так как в качестве начальника штаба он практически выполнял роль главнокомандующего, когда Император Николай II должен был заниматься решением других государственных дел»24.
Начальник штаба Ставки по «Положению…» являлся ближайшим сотрудником Верховного главнокомандующего «по всем частям», он ведал разработкой военных операций, ему подчинялись все офицеры Генерального штаба, занимавшие штатные должности на театре военных действий, управлял вооруженными силами в случае болезни главнокомандующего, а в случае его смерти занимал его пост, даже если среди командующих фронтами и отдельными армиями были старше его в чине25. Новый наштаверх прекрасно подходил под эти требования. «Это был простой и прямой человек, у которого слова не расходились с делом, – вспоминал А. А. Самойло. – Он обладал глубоким теоретическим и, главное, практическим знакомством с военным делом»26. «В домашней жизни, на службе и всюду генерал Алексеев отличался поразительной простотой, – вспоминал Г И. Шавельский. – Никакого величия, никакой заносчивости, никакой важности. Мы всегда видели перед собой простого, скромного, предупредительного, готового во всем помочь вам человека»27. Другим положительным качеством М. В. Алексеева была его огромная работоспособность, сочетавшаяся с личной скромностью и выдержкой. Об этом упоминают практически все, кто имел возможность наблюдать за ним в работе. Главной задачей, стоявшей перед наштаверхом, как теперь все чаще стали называть и пост, и челове