ка, его занимающего, стала реорганизация армии28.
Завершение Великого отступления: Виленская операция и Свенцянский прорыв
О
дной из первых проблем, с которой столкнулся М. В. Алексеев в качестве начальника штаба Верховного главнокомандующего, был Свенцянский прорыв. Германское командование, ободренное чередой успехов, решило осуществить глубокий охват русского Западного фронта. «Наиболее грозное положение создалось под Вильной (конец августа и начало сентября), – вспоминал А. И. Деникин, – когда фронтальной атакой и прорывом шести конных дивизий в наш тыл (у Свенцян) немцы сделали чрезвычайное усилие окружить и уничтожить нашу 10-ю армию. Но упорством русских войск и искусным маневром генерала Алексеева прорыв был ликвидирован, и армия вырвалась из окружения»1. Нельзя не отметить, что утверждение А. И. Деникина несколько категорично. Первым шагом М. В. Алексеева в новом качестве была попытка организовать маневренную группу в тылу русского фронта, достаточную для того, чтобы нанести контрудар в случае возможного прорыва противника. Для этого он решил снять с гродненского направления значительную часть 1-й армии (Гродно уже было занято немцами) и вывести ее потрепанные корпуса (в девяти корпусах 21,5 пехотной и 1,5 кавалерийской дивизий числилось всего 102 364 штыка и около 4 тыс. сабель) в тыл для пополнения и создания резерва – для начала на левом фланге 10-й армии. Позже предполагалось расположить резерв на полоцком направлении. Сменить эти силы должна была 2-я армия2. Иначе говоря, М. В. Алексеев вынужден был выполнять план Николая Николаевича (младшего), который он фактически
саботировал во время новогеоргиевско-ковенской истории. Однако это привело к задержке в перегруппировке войск на несколько суток, что сыграло самую отрицательную роль в дальнейшем.
Кроме того, Ставка после падения Ковно потеряла время, будучи не в силах определиться с направлением возможного удара противника. 20–21 августа 1915 г. германский флот успешно осуществил прорыв в Рижский залив. Действия немцев были внезапными для русского командования и вновь возбудили у него опасения по поводу вероятного десанта противника в тылу русских войск. Так, возможность комбинированного удара на Ригу вместе с десантом на побережье заставила Ставку метаться с единственным свободным корпусом – Гвардейским. В какой-то степени это было вызвано временными сомнениями в надежности флота. В августе 1915 г. Верховное командование сняло ограничения на использование командующим Балтийским флотом линкоров, как старых, так и новых. Раньше для вывода из Гельсингфорса дредноутов необходимо было разрешение Верховного главнокомандующего. Корабли стояли в абсолютно спокойном тылу. Однако именно в первой половине сентября 1915 г. на броненосном крейсере «Россия» и линкоре «Император Павел I» произошли волнения. Внешними поводами для них было недовольство матросов «немецким засильем» и качеством питания3.
В составе 10-й немецкой армии, которая по плану П. фон Гинденбурга должна была наступать своим левым флангом на Вильну, а правым – на Гродно, насчитывалось 17,5 пехотной и четыре кавалерийские дивизии. Основной удар она наносила севернее Вильны, а после овладения городом в тыл 10-й русской армии должен был быть направлен кавалерийский рейд. В этом наступлении также принимали участие 8-я германская армия в составе восьми пехотных дивизий, 12-я германская армия в составе девяти пехотных дивизий, которые должны были обеспечить натиск на русские войска по фронту Вороново – Лида. Три дивизии группы принца Леопольда Баварского наступали на Барановичи. Германское командование опять сумело добиться сосредоточения значительных сил на участках прорыва. В среднем на 110 км, где планировались активные действия, у немцев имелось 28 пехотных и четыре кавалерийские дивизии, не считая взятых из группы принца Леопольда, что в среднем составляло одну пехотную дивизию на 4 км. Остальные 260 км фронта удерживали всего 13,5 пехотной и две кавалерийские дивизии, в среднем по одной пехотной дивизии на 20 км4.
П. фон Гинденбург сознательно шел на такой риск, его планы были чрезвычайно амбициозны: «Несколько сотен тысяч русских войск, возможно, могли стать нашей добычей. Если когда-либо гордые надежды и были перемешаны с тревогой и нетерпением, так это сейчас. Не опоздаем ли мы? Хватит ли у нас сил?»5. Армия генерала Макса фон Гальвица потеряла к концу августа 1915 г. в Белоруссии 60 тыс. солдат – около трети своего состава, а потери австрийцев в Галиции за тот же месяц составили примерно 300 тыс. человек. Потери армии М. фон Гальвица очень беспокоили немецкое командование, так как ему никак не удавалось отказаться от практики фронтальных атак, навязываемой русской стороной6. Германская армия должна была закончить весенне-летнее наступление 1915 г. в России окружением – Каннами, реализовать идею которых так и не удалось ни в Галиции, ни в Польше.
Против немцев действовала 5-я армия в составе пяти пехотных и пяти кавалерийских дивизий, прикрывавших железные дороги Поневеж – Минск и Поневеж – Свенцяны. В предыдущих боях эти части понесли большие потери, составившие 39 682 штыка и 13 622 сабли на 100 км фронта. То же самое можно сказать и о 10-й русской армии, в составе которой было семь корпусов, в том числе и считавшиеся элитой русской армии: Гвардейский, 2-й и 5-й Кавказские, 3-й Сибирский. Однако 18,5 пехотной и 3,5 кавалерийской дивизий армии имели на 130 км фронта всего 106 352 штыка и 10 500 сабель. Тем не менее именно эта армия должна была прикрыть Вильну, важнейший железнодорожный центр, связывающий пять железных дорог, в том числе и рокадную линию Двинск – Вильна – Лида – Барановичи, имевшую исключительное значение для переброски войск за русским фронтом. Кроме того, Вильна имела и политическое значение – это был центр генерал-губернаторства. Всего же перед фронтом П. фон Гинденбурга находились четыре русские армии: 5, 10, 1 и 2-я, 65 пехотных и 13,5 кавалерийской дивизий, 355 121 штык и около 39 тыс. сабель. Численность сил, имевшихся в распоряжении П. фон Гинденбурга, равнялась 295 200 штыкам и 12 тыс. сабель7. Учитывая то, что русское командование выводило 1-ю армию в тыл, силы были примерно равны.
Слабостью русского фронта по-прежнему было отсутствие в его тылу резерва, как, например, за линиями обороны 5-й и 10-й армий. Кроме того, стыки этих армий, а также Северного и Северно-Западного фронтов прикрывались кавалерийскими завесами импровизированных отрядов. Так, стык фронтов 10-й и 5-й армий был прикрыт отрядом генерал-лейтенанта М. С. Тюлина, состоящим из 1-й Кубанской казачьей дивизии, бригады 2-й Кубанской казачьей дивизии, Сибирской казачьей бригады, 54-го Донского казачьего полка, 496-го Вилькомирского пехотного полка и семи рот ополчения. Единственное подразделение пехоты было полком только по названию, так как состояло всего из 600 штыков. Что же касается дружин ополчения, то их ратники были плохо обучены, отличались низкой моралью и, будучи местными жителями, были склонны к дезертирству, особенно в случае опасности. Все это превращало стыки в особо опасные участки русской обороны. Именно против них немцы и создавали ударные группировки. В результате против русской кавалерийской завесы в составе 82 эскадронов, 5,5 батальона, 42 орудий германцы сосредоточили 96 эскадронов, 72 батальона и около 400 орудий. Ставка пыталась укрепить завесу, отправив на помощь М. С. Тюлину 2,5 дивизии из Гвардейского корпуса и 4-ю кавалерийскую дивизию. Однако эти части опаздывали, а кроме того, и они понесли существенные потери в предшествующих боях. Немцы к тому же по-прежнему значительно превосходили русских по количеству боезапаса8. Накануне начала немецкого наступления даже при наличии полного комплекта в русских батареях для них был установлен лимит в два снаряда в день на орудие9.
Немецкое командование решило использовать образовавшийся между Двинском и Вильной, между Северным и Северо-Западным фронтами, разрыв величиной почти в 60 км10. М. В. Алексеев только 22 августа убедился, что правому флангу 10-й русской армии грозит опасность, так как до этого момента его внимание привлекал центральный участок фронта этой армии. Поэтому он счел необходимым перебросить в Виленский район Гвардейский, 5-й армейский и 2-й Кавказский корпуса. Но на это нужно было время, и 24 августа он приказал прикрыть фланг 10-й армии кавалерийским отрядом генерал-лейтенанта Н. Н. Казнакова, а еще через два дня – вывести из боевых линий 3-й армии 23-й армейский корпус в Барановичи и перебросить его затем на правый фланг 10-й армии генерала Е. А. Радкевича, подчиненной непосредственно Ставке, для образования особой группы войск11.
Итак, предчувствуя возможное наступление противника, М. В. Алексеев усилил виленское направление шестью корпусами, снятыми из различных армий: 14, 26, 27, 5, 29-м армейскими и 4-м Сибирским, а в армию Е. А. Радкевича перебрасывались гвардия и 23-й армейский корпус12. Однако эти силы так и не успели развернуться. Кроме того, часть этих соединений была серьезно ослаблена в предыдущих боях. 3 (16) сентября командовавший Западным фронтом генерал А. Е. Эверт сообщал М. В. Алексееву, что только 36-й корпус имеет в составе до 15 тыс. штыков, а 14-й корпус – 9 тыс., 27-й – 8 тыс., 4-й Сибирский – только 7 тыс. штыков. Особенно ослаблена была 1-я армия: 21, 35, 38-й ее корпуса имели всего по 2500 штыков, а 1-й армейский корпус – около 3500 штыков. Тем временем эта армия должна была удерживать к западу от Лиды фронт почти в 150 км, имея в составе чуть более 90 тыс. штыков13.
Все это затрудняло осуществление плана Ставки – создания мощного маневренного кулака под Молодечно в виде новой 2-й армии под командованием генерала В. В. Смирнова (войска старой 2-й армии были распределены между 1-й и 4-й армиями)14. Кроме того, генерал Н. В. Рузский, командовавший Северо-Западным фронтом, принял демонстрацию немцев на двинском и якобштадтском направлениях за чистую монету и слал в Ставку телеграммы, предупреждавшие о возможности отступления на левый берег Западной Двины, то есть оставления плацдармов