Я поведу вас на Берлин!
Закончив, облапил смешавшегося поэта.
— Какой же вы молодец! Не обманули! Сдержали слово: сказали — приведу в Берлин, и привели! Спасибо вам, наш нежный, наш единственный!
Отступил на шаг, громко всхлипнул и под хохот публики отвесил Игорю земной поклон. Алексей Толстой, один из отцов-основателей «Бродячей собаки». Заведший Свиную книгу в подвале на Итальянской. Выдумавший на итальянский лад Буратино с Карабасом-Барабасом. Оказавшийся в эмиграции сознательно.
Он — в отличие от санитаров Есенина и Вертинского, чертёжника Маяковского и табельщика Блока — действительно был на войне. Корреспондентом «Русских ведомостей» Толстой колесил по фронтам, по армиям России и союзников.
После Февральской революции Толстой заинтересовался историей государства, ворошил архивы и начал писать роман «Пётр Первый», но после Октябрьского переворота через Одессу уехал в Париж. Понял: с большевиками ему не по пути.
Алексей заявлял, что происходит от графа Николая Александровича Толстого. Прочие родственники в один голос возражали, уверенные, что матушка прижила его от своего любовника, помещика Бострома. Но — Алексей Николаевич упрямо назывался графом и пожить любил широко: покушать всласть, попить вволю, как привык в России. Денег не хватало, Париж скоро пришлось поменять на Берлин.
В нищей Германии, где за тысячу американских долларов продавались огромные дома, а за сто — чемодан немецких марок, жизнь оказалась Толстому по карману. Несколько лет он писал, писал, писал… Научно-фантастический роман «Аэлита», комедия «Любовь — книга золотая», первая часть «Хождений по мукам», «Граф Калиостро», «Детство Никиты», «Рукопись, найденная под кроватью» — всё написано там, вдали от России.
«Пётр» тоже не давал покоя. Оказавшийся в Берлине Максим Горький оценил замысел и начало грандиозного романа. Эта книга — надолго! Он подливал масла в огонь сомнений Толстого: стоит ли оставаться парией, никому не нужным человеком без родины; стоит ли жить так скудно — ведь дальше не будет лучше…
К моменту появления в Берлине Виктора Шкловского репатриация стала уже делом решённым. В 1923 году Алексей Толстой с очередной женой и детьми перекочевал из Германии в Россию.
С возвращением очень скоро вернулись и хорошие времена. Книги Толстого охотно публиковали издатели, подуставшие от писанины малограмотных пролетариев пера. Появилась приличная квартира в меблированных комнатах на набережной реки Ждановки; появились деньги, возможности… Снова потекла барская жизнь открытым домом, начались шумные загулы — почти всё почти как прежде. К Алексею Толстому приклеилась кличка красный граф, им же самим старательно культивированная.
Кино тоже не обошло его стороной. На экраны вышел невероятно длинный по тем временам, почти двухчасовой фильм «Аэлита» по сценарию Толстого — фантастический, изобилующий эффектами и рассчитанный в первую очередь на европейского зрителя. Фильм создавала кинокомпания «Межрабпом-Русь», литературно-сценарный отдел которой возглавил Осип Брик.
Золотым ключиком для Алексея Николаевича стало сотрудничество с чекистами в одном деликатном деле. Среди материалов комиссии Временного правительства большинство документов так или иначе касались Распутина. Используя их, теперь хотели доказать влияние святого чёрта на царскую семью, чтобы окончательно дискредитировать низложенную монархию.
Но вот загвоздка: протоколы, заботливо составленные Александром Блоком, не только не давали желаемых свидетельств, но как раз показывали обратное: ни о каком придворном влиянии Распутина и речи быть не могло! Из документа в документ встречались только досужие выдумки, расхожие слухи и подделки Белецкого, в которых тот сознался.
Тогда-то чекисты и соединили опыт Алексея Толстого, который сочно писал на исторические темы, с возможностями профессионального историка, именитого пушкиниста Павла Щёголева. Первый искал расположения власти, второй — этой власти уже верно служил.
Толстой и Щёголев принялись за работу. Вдохновенным трудом они породили фальшивый «Дневник Вырубовой», где последние годы царской семьи предстали разнузданным борделем вокруг одиозного Гришки. Откровенная похабщина, выдуманная сладострастным красным графом, в смеси с фактами, которые тщательно подобрал и обработал историк-большевик, дали нужный эффект. Полное разложение правящей династии, будто бы доверительно описанное фрейлиной в дневнике, получило документальное подтверждение.
Весть о публикации пришла за границу. Анна Вырубова, жившая в Финляндии, выступила с опровержением чудовищной лжи. Но кто бы стал слушать стареющую наложницу из распутинского гарема — мужицкую подстилку, которую перепробовало пол-Петербурга!
Фальсификаторов сгубило другое.
Во-первых, действительно многие из участников или свидетелей событий, описанных в «Дневнике», были ещё живы — некоторые даже в России, несмотря на красный террор; большинство за границей.
Во-вторых, и это главное, по заданию большевиков целый штат специалистов старательно переписывал всю историю России. Подделка дневников никак не была согласована с высшим руководством страны. А историки ведь пользовались теми же документами, что и Щёголев! Поэтому и его, и их подтасовки тут же вылезли наружу.
И в-третьих, красный граф становился чересчур разговорчив, когда выпьет. А подлог — дело тихое.
Если бы не заказ от чекистов, Алексею Николаевичу с Павлом Елисеевичем пришлось бы несладко. Но кара обрушилась на журнал «Минувшие дни», в котором публиковался фальшивый «Дневник». Издание закрыли, и не просто так, а с треском, по решению ЦК. Под репрессии, как водится, попали совсем не те.
Ещё во время работы над «Дневником Вырубовой» Толстой репортёрским нюхом почуял золотую жилу. Он предложил Щёголеву не останавливаться на достигнутом, и они состряпали ещё одну поделку. На сей раз, конечно, «Дневник Распутина». Теперь уже сам Гришка свидетельствовал против себя и семьи императора.
Крах предыдущего проекта не дал новой фальшивке появиться в печати. Авторы похоронили его в архивах. И трудно теперь сказать, о каких чудесах мог ещё узнать мир благодаря буйной фантазии красного графа Алексея Толстого!
Он продолжал писать. Появились новые тома «Хождений по мукам» и «Гиперболоид инженера Гарина». Толстого выпускали за границу с выступлениями о прелестях советской власти. Особенно удалось ему блеснуть в 1937 году на лондонском Конгрессе культуры. В британской столице яркий спич фальсификатора с двояким интересом послушали неразлучные Джон Скейл и Стивен Эллей.
До начала Второй мировой войны Алексей Николаевич Толстой стал депутатом Верховного Совета страны и академиком. С 1942 года работал в «Комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков» и опять много писал о войне с Германией, блицкриге и блицкрахе, ненависти и жестокости.
Он так и не успел закончить свой главный роман — «Пётр Первый». Красный граф умер в 1945-м, когда до победы оставалось подать рукой. Двадцать третьего февраля. А днём раньше — двадцать второго — оборвалась жизнь Осипа Брика, и Лиля Брик осталась одна.
Когда умер Ося, умерла я…
На самом деле Лиля Уриевна прожила ещё долгую жизнь. В этой жизни нашлось место для других мужчин, ибо сердце её никогда не пустовало. Нашлось место для поездок в другие страны, когда Россию отделял от всего мира железный занавес. Нашлось место для благотворительности: Лиля Брик была весьма состоятельной дамой даже по европейским меркам.
Её отличало чутьё на таланты. Она умела находить одарённых людей и пестовала их, получая от этого ей одной ведомое наслаждение. Лиля Уриевна тянулась к молодым. Она очень помогала начинающему поэту Андрею Вознесенскому. Юную балетную танцовщицу Майю Плисецкую познакомила с подающим надежды композитором Родионом Щедриным. Стала посажённой матерью на их свадьбе и устраивала парочку пожить во Франции у Эльзы Триоле…
Когда-то Эльза разрывалась между любовью, завистью и ревностью к Лиле из-за Маяковского. Теперь всё это сторицей вернулось, и Лилю терзали любовь, зависть и ревность — к Эльзе. Та припеваючи жила в Париже, каждый год писала по хорошему роману и пребывала на вершине славы. А у Лили дальше любительских опытов в скульптуре и — по большому знакомству — в кино дело не пошло. Она так ничего и не создала, оставшись лишь моделью десятка фотографий и спорной героиней мемуаров. Просто — жила и жила себе.
Себе.
Современницам Лиля Брик запомнилась тем, что долгие годы была первой модницей в Москве и первой среди здешних женщин надела брюки. В конце семидесятых появились слухи о её таинственной и романтичной смерти в Риме или Париже.
Было время, Лиля почти что считала своим долгом завести интрижку с каждым знакомым — благо случайные люди в их кругу не встречались. И чутьё не подводило, особенно если мужчина — на автомобиле и в чинах.
Однажды Виталий Примаков — в пору Гражданской войны командир Червонного казачества, а после дипломат и крупный военачальник — ехал по центру Москвы и увидал женщину, бредущую под проливным дождём. Велел шофёру остановить авто и предложил подвезти. Она забралась в салон.
— Давайте знакомиться, — сказал он, — меня зовут Примаков Виталий.
— Я — Лиля Брик, — ответила она. — А знакомиться лучше всего в постели.
Романы Лиля крутила с лёгкостью. Но вот кинорежиссёр Всеволод Пудовкин, который снимал «Потомка Чингисхана» по сценарию Осипа Брика, запал ей в душу. Лиля безумно переживала разрыв и едва не отравилась.
В 1978 году ей исполнилось восемьдесят шесть лет. Последний любовник, тоже кинорежиссёр, Сергей Параджанов, Лилю бросил. А перелом шейки бедра в таком возрасте стал приговором. Лёжа на подмосковной даче, она проглотила целую упаковку снотворного — и смертельная доза нембутала подействовала быстро. Лиля Уриевна Брик даже не успела закончить последнюю записку последнему мужу: