ь разбойничью войну в союзе с капиталистами Англии и Франции <…>
Разумеется, рабочие не могли доверять такому правительству. Рабочие свергали царскую монархию, борясь за мир, за хлеб и за свободу. Рабочие сразу почувствовали, почему Гучкову, Милюкову и Ко удалось отнять победу у рабочего народа? <…>
Что делает правительство помещиков и капиталистов, правительство Львова – Гучкова – Милюкова?
Это правительство раздает самые пышные обещания направо и налево. Оно сулит русскому народу самую полную свободу. Оно обещает созвать всенародное Учредительное собрание, которое установило бы форму правления в России. Керенский и кадетские вожди объявляют себя сторонниками демократической республики. По части театральной революционности Гучковы – Милюковы недосягаемы. Реклама работает вовсю. А каковы дела их?
Обещая свободы, новое правительство на деле повело переговоры с царской семьей, с династией, о восстановлении монархии. Оно предложило Михаилу Романову стать регентом, т. е. временным царем. Монархия была бы уже восстановлена в России, если бы Гучковым и Милюковым не помешали рабочие <…>
Чего же стоят посулы свободы, если народ не может узнать правды о том, из-за каких договоров помещика-царя капиталисты хотят проливать еще и еще кровь солдат?
Чего стоят обещания всяких вольностей и даже демократической республики для народа, которому грозит голод и которого хотят с завязанными глазами вести на бойню ради того, чтобы капиталисты русские, английские и французские ограбили капиталистов немецких?
А в то же время правительство Гучковых и Милюковых прямым насилием подавляет всякие попытки русских рабочих столковаться с своими братьями, рабочими других стран <…>
Ни о земле для крестьян, ни о повышении платы для рабочих новое правительство в своих программах не сказало ни слова. Никакого срока для созыва Учредительного собрания до сих пор не установлено. Никаких выборов в Петербургскую городскую думу не назначено. Народную милицию ставят под начало земств и городских самоуправлений, выбранных по столыпинскому закону только капиталистами и богатейшими помещиками. Губернаторов назначают из помещиков – вот вам и “свобода”!»
Гучков Александр Иванович, политический деятель:
«Для меня было ясно, что со старой властью мы расстались и сделали именно то, что должна была сделать Россия. Но для меня были не безразличны те формы, в которых происходил разрыв, и те формы, в которые облекалась новая власть. Я имел в виду этот переход от старого строя к новому произвести с возможным смягчением, мне хотелось поменьше жертв, поменьше кровавых счетов, во избежание смут и обострений на всю нашу последующую жизнь. К вопросу об отречении государя я стал близок не только в дни переворота, а задолго до этого. Когда я и некоторые мои друзья в предшествовавшие перевороту месяцы искали выхода из положения, мы полагали, что в каких-нибудь нормальных условиях, в смене состава правительства и обновлении его общественными деятелями, обладающими доверием страны, в этих условиях выхода найти нельзя, что надо идти решительно и круто, идти в сторону смены носителя верховной власти. На государе и государыне и тех, кто неразрывно был связан с ними, на этих головах накопилось так много вины перед Россией, свойства их характеров не давали никакой надежды на возможность ввести их в здоровую политическую комбинацию; из всего этого для меня стало ясно, что государь должен покинуть престол. В этом направлении кое-что делалось до переворота, при помощи других сил и не тем путем, каким в конце концов пошли события, но эти попытки успеха не имели или, вернее, они настолько затянулись, что не привели ни к каким реальным результатам. Во всяком случае, самая мысль об отречении была мне настолько близка и родственна, что с первого момента, когда только что выяснилось это шатание и потом развал власти, я и мои друзья сочли этот выход именно тем, чего следовало искать. Другое соображение, которое заставило меня на этом остановиться, состояло в том, что при учете сил, имевшихся на фронте и в стране, в случае, если бы не состоялось добровольного отречения, можно было опасаться гражданской войны или, по крайней мере, некоторых ее вспышек, новых жертв и затем всего того, что гражданская война несет за собой в последующей истории народов, – тех взаимных счетов, которые не скоро прекращаются. Гражданская война сама по себе – страшная вещь, а при условиях внешней войны, когда тем несомненным параличом, которым будет охвачен государственный организм, и главным образом организм армии, этим параличом пользуются наши противники для нанесения нам удара, при таких условиях гражданская война еще более опасна. Все эти соображения с самого первого момента, с 27-го, 28-го февраля, привели меня к убеждению, что нужно во что бы то ни стало добиться отречения государя, и тогда же, в думском комитете, я поднял этот вопрос и настаивал на том, чтобы председатель думы Родзянко взял на себя эту задачу».
Розанов Василий Васильевич (1856–1919) – религиозный философ, литературный критик и публицист. Критически отнесся к революции в России. В своих набросках «Апокалипсис нашего времени» (1917) характеризует ее как трагическое завершение российской истории.
Розанов Василий Васильевич, религиозный философ:
«Революция совершилась, потому что и до революции был какой-то мираж, призрак якобы “властительств” без всякого властительства на деле. Всю ночь сегодня думал о русской истории. И везде – слабость, слабость, слабость…»
Начало революции положила демонстрация рабочих Петрограда 23 февраля 1917 года, которая через два дня переросла во всеобщую политическую стачку. 26 февраля войска применили оружие против демонстрантов на Невском проспекте, и прошли массовые аресты. 27 февраля начался массовый переход солдат на сторону демонстрантов, произошел захват ими Арсенала и Петропавловской крепости. По сути, началось вооруженное восстание, и самодержавие уже не контролировало ситуацию в столице (Николай II в это время находился в Ставке русской армии). В течение дня восставшие захватили вокзалы, мосты и здание Окружного суда. Начались аресты царских министров и образование новых органов власти: Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов (его большинство составили эсеры и меньшевики) и Временного правительства во главе с князем Г.Е. Львовым. При этом Государственная Дума была распущена указом Николая II на два месяца.
Глава четвертаяДля спасения России сейчас один выход: отречение
1 (14) марта вечером после ужина Николай II принял генерала Н.В. Рузского. Тот доложил императору об общеполитической ситуации и посоветовал немедленно принять решение – учредить правительство, ответственное перед Государственной Думой.
Николай II возражал, указывая, что он не согласен с положением конституционного монарха, поскольку подобный монарх царствует, но не управляет. Он же, принимая на себя высшую власть в качестве самодержца, принял одновременно и ответственность перед Богом за управление государственными делами. Император сказал, что, соглашаясь уступить свои права другим, он лишит себя власти управлять событиями, не избавляясь при этом от ответственности за них. Иными словами, передача власти правительству, которое было бы ответственно перед Госдумой, никоим образом не избавит его от ответственности за действия этого правительства.
Переговоры затянулись до поздней ночи и несколько раз прерывались.
Троцкий Лев Давидович, один из организаторов Октябрьской революции:
«Вице-адмирал Курош доносит, что принять меры к усмирению восстания в Кронштадте не находит возможным, так как не может ручаться ни за одну часть. Адмирал Непенин телеграфирует, что Балтийский флот признал Временный Комитет Государственной Думы. Московский главнокомандующий Мрозовский сообщает: “Большинство войск с артиллерией передалось революционерам, во власти которых поэтому находится весь город, градоначальник с помощником выбыли из градоначальства”. Выбыли – означало: бежали.
Царю все это было сообщено вечером 1 марта. До глубокой ночи шли разговоры и уговоры пойти на ответственное министерство. Царь, наконец, дал согласие к 2 часам ночи, и его окружение вздохнуло с облегчением.
Позднее Николай II в общении с близкими жаловался на грубость и давление со стороны генерала Рузского, благодаря которым тот принудил его изменить своим нравственным и религиозным убеждениям и согласиться на уступки, которых он не собирался делать».
Спиридович Александр Иванович, генерал:
«В тот вечер государь был побежден. Рузский сломил измученного, издерганного морально государя, не находившего в те дни около себя серьезной поддержки. Государь сдал морально. Он уступил силе, напористости, грубости, дошедшей [в] один момент до топания ногами и до стучания рукою по столу. Об этой грубости государь говорил с горечью позже своей августейшей матушке и не мог забыть ее даже в Тобольске».
В конечном итоге, поручив генералу Н.В. Рузскому проинформировать от его имени М.В. Родзянко о том, что он согласен на учреждение ответственного правительства, император Николай II удалился в спальный вагон.
Со своей стороны, Н.В. Рузский заверил М.В. Родзянко, что император приказал генералу Н.И. Иванову повернуть обратно войска, двигавшиеся на Петроград.
Ночью за подписью Николая II генералу Н.И. Иванову была отправлена телеграмма:
«Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать».
А 2 (15) марта император принял решение об отречении, посчитав это более достойным решением, чем согласие на положение конституционного монарха. При этом очевидно, что решение это было принято под давлением генералитета – в первую очередь начальника штаба Ставки генерала М.В. Алексеева и командующих фронтами, единогласно ответивших согласием на телеграммы Алексеева о необходимости отречения.
Между двумя и тремя часами пополудни Н.В. Рузский вошел к императору в сопровождении генералов Ю.Н. Данилова и С.С. Саввича. При себе он имел тексты телеграмм главнокомандующих, полученные из Ставки. Николай II попросил пришедших генералов также высказать свое мнение, и они также высказались за отречение.