Бухарин Николай Иванович, политический деятель:
«Корнилов окреп на фронте, крепнут Корниловы и в тылу. Поэтому в расчеты буржуазии входит продолжение войны. Итак, война продолжается в силу двух причин: в силу захвата в орбиту капиталистической бойни новых стран света и в силу расчета буржуазии продолжением бойни подавить революционное движение внутри страны <…>
Несомненно, российская революция не могла не приковать к себе внимания буржуазии всех стран. Она неизбежно должна была оказать влияние на состояние умов пролетариев других стран, и она это влияние окажет <…> Русская революция 1917 года отличается от революции 1905 года не только широтой размаха, но и качественно, потому что она произошла в обстановке войны. Последнее обстоятельство особенно важно и особенно учтено буржуазией. Для буржуазии в качестве основного решающего аргумента против пролетарского движения служил тот аргумент, который гласил: во время войны немыслима никакая классовая борьба, ничего нельзя делать. Эта аргументация была тяжелой артиллерией для социал-патриотов, которые служили орудием влияния буржуазии на пролетариат. И эта аргументация была сшиблена не на словах, а на деле русской революцией. Это имело глубокое принципиальное значение для всего международного пролетариата <…>
Вот почему русская революция стала бельмом на глазу у международной буржуазии, и все ее силы были направлены на задушение революции в России, ибо она сделалась очагом революции для всего мира <…>
Мы перейдем в наступление. Но если у нас не хватит сил на ведение наступательной революционной войны, то мы будем вести революционную войну оборонительную. Тогда мы будем иметь право заявить пролетариату всего мира, что мы ведем священную войну во имя интересов всего пролетариата, и это будет звучать товарищеским призывом. Такой революционной войной мы будем разжигать пожар мировой социалистической революции. Единственным действительно демократическим выходом из того тупика, в который зашли западноевропейские, а затем и американские страны, является международная пролетарская революция, скольких бы жертв она нам ни стоила. Никакого другого разрешения вопроса нет».
4 (17) августа состав с арестованной императорской семьей прибыл в Тюмень, далее арестованных на пароходах «Русь», «Кормилец» и «Тюмень» по реке отправили в Тобольск.
Из дневника Николая II:
«4 августа. Понедельник.
Перевалив Урал, почувствовали значительную прохладу. Екатеринбург проехали рано утром. Все эти дни часто нагонял нас второй эшелон со стрелками – встречались, как со старыми знакомыми. Тащились невероятно медленно, чтобы прибыть в Тюмень поздно, в 11:30 час. Там поезд подошел почти к пристани, так что пришлось только спуститься на пароход. Наш называется “Русь”. Началась перегрузка вещей, продолжавшаяся всю ночь. Бедный Алексей опять лег Бог знает когда! Стукотня и грохот длились всю ночь и очень помешали заснуть мне. Отошли от Тюмени около 6 час».
6 (19) августа императорская семья прибыла в Тобольск, который был выбран местом ссылки по той причине, что к городу не подходила железная дорога и из него было практически невозможно скрыться незаметно.
Соколов Николай Алексеевич, следователь по особо важным делам:
«На станции Тюмень семья села на пароход “Русь” и прибыла в Тобольск 19 августа в 4 часа дня.
Дом не был готов к ее приезду. Несколько дней она провела на пароходе и перешла в дом 26 августа. Государыня с наследником ехали в экипаже, государь с княжнами – пешком».
8 (21) августа В.И. Ленин и Г.Е. Зиновьев покинули свой шалаш на озере Разлив.
12 (25) августа в Москве открылось созванное Временным правительством Государственное совещание. В нем приняло участие около 2500 человек, отобранных из разных слоев населения: депутатов Госдумы, помещиков, буржуазии, интеллигенции, представителей армии и флота, представителей Советов и т. д. На совещании присутствовали делегаты от всех крупнейших политических партий, кроме большевиков. Председательствовал на нем А.Ф. Керенский, а прибывшему Верховному главнокомандующему Л.Г. Корнилову была устроена пышная встреча.
Суханов Николай Николаевич, меньшевик:
«Керенский официально поведал миру об одной замечательной затее новой коалиции <…>
– В ближайшем будущем, – сказал он, – в Москве будет созвано совещание всех общественных групп и слоев. На этом Всероссийском совещании Временное правительство обратится с призывом и требованием спасения государства и революции. На это совещание будут приглашены общественные организации, представляющие всю Россию. Я обращаюсь к ЦИК с просьбой, чтобы он в полном составе прибыл на это совещание, где будут представлены также Государственная Дума, петроградская и московская городские думы, университеты, представители торгово-промышленного класса, всероссийские кооперативные и профессиональные союзы и еще другие общественные организации. С полной откровенностью Временное правительство сообщит Всероссийскому совещанию о действительном положении государства. Мы категорически укажем, что управление государством должно быть построено на коалиционном принципе. Мы полагаем, что в настоящий момент все живые силы государства, враждебные реакции, должны объединиться вокруг Временного правительства, послав в его состав своих представителей.
Поистине и смех, и грех!.. Что касается места этого милого “совещания”, то Москва была выбрана, конечно, из боязни петербургских масс: ведь Церетели требовал, чтобы в Москве собрался даже и пленум ЦИК. Что касается состава, то, судя по приглашению 300 советских делегатов, состав предполагался тысячным: буржуазия, кадеты, биржевики должны были получить и удесятерить свое представительство под всевозможными соусами. Но цели? Каковы же цели этого предприятия? Сообщить то, что, разумеется, всем наизусть известно, и “призвать” к тому, к чему ежедневно призывает тысячами глоток буржуазная печать? Но ведь это же нестерпимо глупо!.. Может быть, голос всей России был необходим для того, чтобы указать, как надо составить власть? Так могло бы казаться. Но дело-то в том, что создание власти не откладывалось до совещания; наоборот, совещание несколько раз откладывалось – пока Керенский, ответственный перед разумом и совестью, не составит окончательно власть. Единственный микроскопический смысл этого необычайно громоздкого предприятия мог заключаться в том, чтобы симулировать перед демократическими группами желательное “общественное мнение” страны путем удесятеренного представительства буржуазии. Это должно было способствовать окончательному освобождению от Совета. Так некогда Львов и Милюков во время препирательств с “рабочими депутатами” в контактной комиссии приглашали туда Родзянку и думский комитет, чтобы опереться на это “общественное мнение” в борьбе с Советом. Но все это было ребяческой наивностью, притом совершенно ненужной теперь, когда Совет определенно вышел на стезю прямого прикрытия контрреволюции…
Однако пресса трубила изо всех сил, рекламируя совещание. Обывателя заставляли чего-то ждать от него. Через несколько дней его стали называть уже “Государственным совещанием”. В канцелярии Керенского стряпали представительство, высасывая изо всех пальцев все новые и новые “общественные группы” живых сил плутократии. Было очень противно».
Керенский Александр Федорович, политический деятель:
«Голодающие города, все более и более расстраивающийся транспорт <…> падение производительности в промышленной и заводской работе, открытый отказ поддерживать государство великими жертвами имущества и достояния своего со стороны многоимущих и многим владеющих привело к тому, что падение производительности, т. е. расхищение, исчезновение национальных богатств и орудий защиты и творчества одновременно сопровождается опустошением государственной казны и великим финансовым и денежным кризисом <…> Недоверие к власти, неуменье творчески работать, стремление только разлагать и только критиковать, восторг и наслажденье не от творчества, не от подчинения своих личных желаний и иногда партийных интересов железному закону государственного уклада и государственной необходимости, – не в этом свободные русские граждане черпают для себя вдохновение и великий восторг творчества, а только в разрушении, только в новой критике, только в стремлении каждую творческую попытку, если она в чем-нибудь не совпадает с абсолютным желанием той или другой группы, превращать в средство нового разрушения и в средство нового распыления России <…> Если не хватит разума и совести, если – повторяю еще раз – мы будем захлестнуты волной развала и распада своекорыстных интересов и межпартийных распрей, то прежде, чем погибнуть, мы скажем об этом стране – мы позовем ее на помощь, а сейчас мы сами своей неограниченной властью там, где есть насилие и произвол, придем с железом и со всей силою принудительного аппарата государственной власти».
Корнилов Лавр Георгиевич (1870–1918) – военачальник, генерал от инфантерии. Герой русско-японской и Первой мировой войн. Верховный главнокомандующий русской армией с июля 1917 года. Один из организаторов и Главнокомандующий Добровольческой армией, вождь Белого движения на Юге России.
Корнилов Лавр Георгиевич, генерал:
«Выводы истории и боевого опыта указывают, что без дисциплины нет армии. Только армия, спаянная железной дисциплиной, только армия, ведомая единой, непреклонной волей своих вождей, только такая армия способна к победе. Дисциплина должна быть утверждена путем предоставления соответственной власти начальникам – офицерам и унтер-офицерам <…> Необходимо поднять престиж офицеров. Офицерский корпус, доблестно сражавшийся за все время войны <…> должен быть вознагражден нравственно за все понесенные им не по его вине унижения и систематические издевательства <…> Я полагаю, что разницы между фронтом и тылом относительно суровости необходимого для спасения страны режима не должно быть. Но в одном отношении фронт, как непосредственно стоящий перед лицом опасности, должен иметь преимущество. Если суждено недоедать, то пусть недоедает тыл, а не фронт