Вообще же, вся система помещений была организована генералом Климовичем таким образом, чтобы минимизировать риски покушения на мое драгоценное величество. Во-первых, моя резиденция находилась на высоте второго дворцового этажа, что делало малореальной перспективу удачного броска бомбы в окно. И это не говоря уж о том, что для такого броска нужно было попасть на хорошо охраняемую территорию Кремля и подойти вплотную к еще более охраняемому Дому Империи, который к тому же обнесен кованой решеткой с таким расчетом, чтобы никакой бомбист не мог докинуть свою бомбу до стен дворца.
Разумеется, это не исключало прицельного выстрела в окно. Снайперские винтовки уже существовали, так что исключать такой вариант Климович, конечно же, не мог, а потому рассматривал эту угрозу как весьма реальную и серьезную. Посему из всех помещений моей резиденции окнами на Красную площадь выходила лишь ротонда, имевшая два уровня и позволявшая с верхней ее половины взглянуть через кремлевскую стену. Все остальные мои комнаты и залы были ниже уровня стены, а помещения, в которых я чаще всего находился, смотрели окнами «во двор» Кремля, мои личные апартаменты и комнаты Георгия вообще выходили во внутренний двор Дома Империи, а крыши монастырей и прочих зданий Кремля были под постоянной круглосуточной охраной.
Именно соображения безопасности были решающими при окончательном выборе моего расположения. Мой начальник службы безопасности аргументированно доказал мне, что третий этаж, который я хотел облюбовать изначально, очень уязвим для прицельного выстрела из винтовки и что никакая служба безопасности не сможет гарантировать эту самую мою безопасность, если я буду настаивать на третьем этаже. Второй же этаж полностью прикрыт со всех сторон как кремлевской стеной, так и другими строениями Кремля, что полностью убережет меня от всяких неприятных неожиданностей в виде покушения, даже если кому-то удастся подтянуть к Кремлю на прямую наводку артиллерийское орудие. С чем я в итоге и согласился. Как говорят в Одессе, здрасьте вам через окно мне тут не надо!
Вообще же, паранойя Климовича достигла такого уровня, что мне «настоятельно не рекомендовалось» отодвигать тюль на окнах, включать в помещениях свет до того, как будут задернуты плотные шторы. И уж, конечно, не распахивать окна и, тем более, не маячить в них на виду у всех. Я не спорил, прекрасно понимая, в какое время сейчас живу и чем в нем занимаюсь, а потому предпочитал не мешать охране делать свою работу. Хотя, разумеется, это был все же явный перебор.
Пройдя мимо адъютанта, я вошел в свой рабочий кабинет. Кстати, надо будет обыграть эту тему в американской прессе – в США президент сидит в Овальном кабинете, а в России император в Овальном зале. Такая вот у нас схожесть и даже завуалированное преклонение нового русского царя перед всем американским. Пусть порадуются. Можно будет даже купить что-то эдакое, чисто американское, и дать себя сфоткать. Что не сделаешь ради политики.
Усевшись в кресло, я подтянул доклад министра вооружений. Что ж, я не ошибся в Маниковском, вот уж эффективный управленец! Стоило ему убедиться в том, что плевать я хотел на всякие мнения высшего света и прочие предрассудки, как он немедленно развернулся во всю ширь своей души. Мало того, что на всех военных заводах были представители Минвооружений, так еще они проводили полную ревизию и переучет всех имеющихся заказов, производственных мощностей и кадровых ресурсов. Все лишнее, все, что не могло быть выполнено физически и хваталось владельцами лишь бы урвать госзаказ, все это отменялось и передавалось на другие предприятия. Более того, каждый завод и фабрика должны были представить министерству полную информацию об имеющемся оборудовании, его производительности и фактической загрузке. Волею Маниковского инженеры и технические специалисты перебрасывались с одного предприятия на другое, организовывались курсы подготовки кадров, повышения их квалификации, в общем, все делалось для оптимизации и загрузки всего имеющегося оборудования в круглосуточном режиме.
Кроме того, проводилась ревизия и переосмысление всех военных заказов. Часть из них сокращалась, а часть вообще замораживалась. В частности, под полную заморозку пошли все заказы для Балтийского флота, а высвободившиеся мощности и специалисты переориентировались на выпуск другой продукции, тех же броневиков, паровозов, тракторов, грузовых автомобилей…
Внезапный звук зуммера на столе заставил меня дернуться от неожиданности. Раз. Два. Три. Пауза. Вновь – раз, два, три.
– Твою мать…
Сигнал экстренной ситуации не сулил ничего хорошего, и я поспешил из кабинета.
Дежурный распахнул передо мной дверь Командного пункта, и в уши мне ударил шум множества голосов, стук печатных машинок, телеграфных аппаратов, писк телеграфных ключей, шипение и звуки радиоэфира, резкие команды, ответные доклады, шуршание бумаг. Над тактическим столом склонились офицеры, двигающие специальными указками по карте условные обозначения, к стеклу «Аквариума» уже подвезли тактические планшеты с нарисованными на стекле контурами Франции и Шампани. Дежурные офицеры наносили на стекло последние данные.
Войдя в «Аквариум», я сел в свое кресло и отрывисто сказал:
– Оперативный доклад!
Кутепов коротко доложил обстановку:
– Государь! Сообщения из Франции. Подразделения 1-й Русской бригады подверглись атаке. Было короткое телеграфное сообщение от генерала Лохвицкого о том, что бригаде был предъявлен ультиматум с требованием начать выдвижение на позиции для наступления. После отказа бригада была обвинена в мятеже. По предварительной информации, имеются убитые и раненые. Идет бой. Официальных сообщений от французских властей и командования пока нет. Наше посольство пыталось связаться с властями Франции, но пока никаких ответов не получили. Генерал Лохвицкий больше не на связи. Я приказал ввести в действие режим «Монолит».
– Что другие наши части во Франции?
– Никакой связи с ними нет. Посольство и военная миссия также больше не отвечают.
– Так значит…
Глава V. Ультиматум
Москва. Дом империи.
25 марта (7 апреля) 1917 года
– Где Свербеев и военный министр?
– Великого князя Александра Михайловича ищем, а господин Свербеев только что въехал на территорию Кремля. Об этом сообщил пост Боровицких ворот.
– Свербеева сразу сюда. И вводите план «Азбука».
– Слушаюсь.
Кутепов вышел из «Аквариума» в зал командного пункта отдать соответствующие распоряжения. Что ж, когда не знаешь, как поступить, вводи в действие какой-нибудь ранее утвержденный план, а там видно будет. Для этого все эти планы и пишутся. Теперь никто из офицеров и прочей обслуги не только не покинет территорию Кремля, но и даже не сможет подойти к стенам. Работают только внутренние телефонные линии, а все общение с внешним миром возможно только из моего Командного центра. Нам сейчас утечка информации совершенно ни к чему.
Я уже подошел к стеклянной стене и принялся изучать тактический планшет, когда в «Аквариум» вошел министр иностранных дел.
– Государь!
Я кивнул в ответ на его приветствие и повелел:
– Так, вызывайте французского посла и требуйте объяснений. Решительный протест и прочее. И требуйте от британцев вмешательства в ситуацию. Наша задача добиться прекращения боя. Нужно восстановить связь. Попробуйте что-то узнать через нейтралов, вдруг просочится хоть что-то об этом инциденте.
Свербеев ответил:
– Простите, государь, но посол Франции господин Палеолог испрашивает дозволения на срочную аудиенцию у вашего величества.
– Вот как? Все интереснее. Где он?
– Ожидает в здании нашего МИДа.
– Хорошо, давайте его сюда, в зал для аудиенций. Может, он прояснит нам ситуацию.
Министр поклонился и вышел. Вместо него нарисовался Кутепов.
– Государь, прибыли великий князь Александр Михайлович и председатель Совета Министров генерал Нечволодов. Главноуправляющий Министерства информации господин Суворин простит о срочной аудиенции.
Я поморщился.
– Не сейчас. Пусть Суворин пока подождет в Гербовом зале.
– Прошу простить, государь, но он просил передать, что он берет на себя ответственность, настаивая на срочной аудиенции.
– Ну, настаивает, так зовите его.
В «Аквариум» уже входили Сандро и Нечволодов.
– Что скажете, господа? Прекрасное выдалось Благовещение, не так ли?
Премьер весь кипел от негодования:
– Признаться, я и предположить не мог, что они пойдут на такое обострение! Немыслимо!
– Да уж, – поддакнул Сандро, – если все так, как гласили последние сообщения, то мы на грани войны с Францией.
– Сейчас в Кремль прибудет Палеолог. Я велел отвести его в зал аудиенций. Послушаем, что он скажет.
Военный министр заметил:
– Учитывая, что в последний раз он решительно требовал назначения французских офицеров на командные должности в нашем Экспедиционном корпусе, то смею предположить, что разговор будет непростым.
– Думаю, – Нечволодов покачал головой, – что мы сейчас услышим новый ультиматум, куда более грозный, чем предыдущий.
Я побарабанил пальцами по столу.
– Что ж, ставки в игре растут, господа. И давайте прикинем варианты нашего ответа. Мы пока не знаем главного – что случилось во Франции с нашими бригадами, нашей военной миссией и нашими дипломатическими учреждениями. Посему…
Тут в «Аквариум» быстро вошел Суворин.
– Государь! У меня срочное сообщение! Через американских корреспондентов во Франции стало известно, что 3-я Отдельная бригада генерала Марушевского была поднята по тревоге и, прорвав оцепление, с развернутыми знаменами и песней выступила маршем на Париж!
– О нет! – Сандро буквально простонал. – Что за глупость! Их же на марше перебьют как куропаток!
Да уж! Ай да Марушевский!
– А про первую бригаду американцы ничего не сообщили?
– Нет, государь, пока таких сведений у меня нет.
– Что ж, Борис Алексеевич, спасибо и за эту информацию. Она нам сейчас крайне важна.