Ульянов берет в руки нож и вилку и начинает резать мясо, поглядывая на собеседника исподлобья.
– Срать я хотел на твоего белого коня, Изя, – говорит он и ухмыляется. – Революция в России сейчас невозможна! С деньгами или без – никакой разницы. Понимаешь? – он смешно картавит, но говорит четко и жестко. – Нет сегодня в России предпосылок для революции, никаких! Отсталая, убогая страна с забитым населением. Не народ, а грёбаное быдло, скот, о который вся это золоченая сволочь ноги вытирает! Ты, Израиль Лазаревич, забыл 905-й год?
Ульянов швыряет на стол приборы и на стук оборачивается и недоуменно глядит на их столик лощеный мэтр.
Льется в рюмку водка, и Ульянов тут же выпивает ее одним глотком, не морщась.
– В 905-м мы могли их дожать, для этого было все, но, как всегда, помешали трусы и предатели. Каков поп, Парвус, таков и приход… Впрочем, ты нихера не понимаешь ни в попах, ни в приходах…
– Зато хорошо разбираюсь в деньгах, Володя, – парирует Гельфанд, отпивая из бокала дорогущее французское красное и закусывая его нежнейшим паштетом. – Я не религиозен, так что не разбираюсь не только в попах, но также в ксендзах, пасторах и раввинах. Я не теоретик, я практик. Для революции не нужны предпосылки, для революции нужны несколько тысяч решительных людей, желательно фанатиков, несколько тысяч винтовок и золото, чтобы платить фанатикам. Потом подведешь под это базисы, надстройки и прочую чушь. Россия – как бы ты ее не презирал – это лес, пушнина, золото и алмазы, это пшеница юга и новая валюта – нефть. Это покорный народ, который любит свободу меньше, чем водку, но стоит ему почувствовать безнаказанность – и он сжигает все, что попадется под руку… Немцы хотят вывести Россию из игры? Прекрасно! Давай сыграем на стороне немцев и все богатства страны окажутся у нас в руках…
– У тебя в руках, Изя, у тебя…
– Владеть страной в одиночку? – смеется Парвус. – Это было бы неплохо, но я не настолько наивен! Мне не обойтись без тебя, а тебе без меня. Во всяком случае, пока не обойтись. Я-то хорошо знаю, Володя, что поворачиваться к тебе спиной нельзя…
– А к тебе можно?
Гельфанд отрицательно качает головой.
– И ко мне не стоит. Но у нас с тобой, Владимир Ильич, есть точки соприкосновения. Ты хочешь править, и для твоего тщеславия власть важнее золота, но без золота, и это ты хорошо знаешь, никакой власти не будет. Будет съемная комнатка или грязная квартирка в Цюрихе, статейки в левые газетенки и рагу из мясных обрезков. Я же править не хочу – я хочу владеть. И для этого мне нужен меч, который я смогу купить. Ты мой меч, Володенька, ты и твои башибузуки. Ты мой золотой ключик к богатствам России. Ты правишь – я владею. Все довольны.
– Пафосная хрень, – говорит Ульянов и снова наливает себе водки. – Ты же богатый человек, Изя! Ты же заработал себе состояние на гешефтах в Турции! Зачем тебе эти игры в политику? Ты давно не революционер, ты – коммерсант!
– Так политика и есть основная коммерция, Владимир Ильич! – воркует Парвус. – Я это понял, когда стал богат, и ты поймешь. Мне нужен твой талант, Володя. Талант оратора, талант организатора… Немцам нужен мир – мы дадим им мир. За это мы получим целую страну. Все по-честному. На фронте миллионы крестьян – пообещай им землю, как эсеры, и они побегут с фронта. На фронте миллионы рабочих – пообещай им заводы и они оставят окопы. Пообещай им мир после двух лет войны, и они принесут мир в Петербург на кончиках своих штыков. Люди глупы, Володя, их легко обмануть – просто пообещай.
– Ты хочешь договориться со мной, потому что больше тебе не с кем договариваться?
– Да, – кивает Парвус. – Всем остальным есть что терять: места в Думе, репутацию, партию. А тебе терять нечего, Владимир Ильич. У тебя ничего нет, кроме тысячи последователей, уставших от болтовни. И я готов купить им винтовки…
– Я подумаю, – говорит Ульянов и отрезает себе еще мяса. По тарелке растекается розоватый мясной сок.
На противоположном конце зала заканчивает свой обед невысокий человек средних лет. Он рассчитывается, берет с вешалки шляпу и трость и, проходя мимо Ульянова и Гельфанда, окидывает их неожиданно цепким взглядом.
– Я полагаю, – Гельфанд смотрит незнакомцу вслед, но тот уходит не оборачиваясь, – что размышления будут недолгими…
– Посмотрим, – пожимает плечами Ульянов. – Я знаю, где тебя найти. Я тебе напишу.
Гельфанд кивает мэтру и тут же получает счет.
– Давай я оплачу свою половину, – предлагает Ульянов и демонстративно лезет в карман худого пиджачка.
– Как только разбогатеешь, – улыбается Гельфанд, вкладывая в счет крупные купюры. – Только не заставляй меня ждать слишком долго, Володенька. Возможностями нельзя пренебрегать, это чревато… Обычно второй раз никто и ничего не предлагает. Лови момент.
– Посмотрим, – повторяет Ульянов, упрямо склоняя лобастую голову.
Глаза у него прищуренные, недобрые.
– Деньги, – произносит Гельфанд вполголоса. – Деньги на революцию сейчас и власть в дальнейшем. Подумай, мой пламенный революционер…
Он встает и протягивает Ульянову руку.
– Мы с тобой не друзья, Владимир Ильич, но вполне можем быть союзниками. И весьма друг другу полезными…
Ульянов после недолгих раздумий пожимает пухлую короткопалую ладонь Гельфанда.
Париж. Май 1916-го. Резиденция барона Ротшильда
Секретарь читает Ротшильду донесение.
– Встреча состоялась в Цюрихе, в ресторане «У озера». Объекты разговаривали весьма долго и внешне дружелюбно.
Ротшильд слушает внимательно, не проявляя эмоций. Он сидит за письменным столом, пальцы правой руки постукивают по столу, отбивая ритм.
– Расслышать их разговор не представлялось возможным, но, судя по рукопожатию в конце беседы, определенные договоренности были достигнуты. После ужина объект направился домой, где пребывал до утра.
– Скопируйте депешу, Моррис, – приказывает Ротшильд, – и отправьте ее в Лондон. Пусть у наших лондонских друзей тоже болит голова…
Февраль 1956 года. Москва. Архив КГБ СССР. Комната для чтения документов
– Забавно, – говорит Никифоров. – Прямо шпионский роман… Ты читал шпионские романы, Володя?
– Я как-то их не очень… – смущенно отзывается капитан. – Мне в жизни хватает…
Никифоров смеется.
– Ну да… А я, ты знаешь, люблю иногда. Особенно в дороге или на отдыхе. Расслабляет чрезвычайно… Но ведь мы с тобой не роман читаем. Это все делали настоящие живые люди, которые хотели добиться конкретного результата! И знаешь, чему я удивляюсь больше всего? Наивности этих людей!
– Простите?
– Наивности, капитан, ты не ослышался. Все они словно играют в смешную игру, а не живут. Только когда их убивают, они понимают, что все по-настоящему! А так… Мальчишки во дворе, играющие в войну…
Он берет со стола очередные желтоватые страницы.
– Смотри… 16-й, все плохо. Два года войны, страна измотана донельзя. Уже понятно, что самодержавие себя изжило: ткни – и упадет! О чем говорят у Гучкова? Помнишь?
– Естественно, – пожимает плечами капитан. – Я же подбирал вам документы, Сергей Александрович…
– Сергей! – поднимает указательный палец Никифоров. – И на ты! Мы же договорились!
– Хорошо, – соглашается капитан. – В петроградской квартире Гучкова его друзья и коллеги по Думе готовили заговор, целью которого было свержение царя.
– И как? – с иронией спрашивает Никифоров. – Свергли? Это не заговор, Володя. Поверь, я знаю, что такое заговор. Настоящий заговор! Этот исключительно курам на смех. Сумасшедший план! Совершенно провальный, тупой! Захватить царский поезд, взять царя в заложники и потребовать от него отречения! Тебе нравится?
– Ну, план как план. Не хуже любого другого! Могло и получиться!
– А в результате – назначить преемника самодержцу и организовать конституционную монархию. Это добившись отречения от Николая! Чудесно! Это лучший план заговора, который я видел, капитан. Лучший, однозначно.
– А что предложили бы вы? – в глазах капитана неподдельный интерес.
– Ну, – смеется Никифоров, – у меня школа другая.
– И все-таки? – не отступает капитан.
– Я бы сделал, как Ленин, – говорит Никифоров и улыбка сползает с его лица, словно расплавленный воск. – Я бы захватил поезд, убил царя и всех его ближайших родственников, расстрелял пару сотен его сподвижников и установил бы власть рабочих и крестьян. И я бы не ходил вокруг да около…
Он смотрит на даты на бумагах.
– Я не болтал бы два года, а действовал! Что толку, что эта банда трепачей просиживала штаны в квартире Гучкова? Они взяли власть? Они остановили нас?
– Так они взяли власть, Сергей, – говорит капитан. – Через несколько месяцев взяли. Добились отречения, получили в руки страну…
Никифоров скалится.
– Верно мыслишь, Володя. Нет для врагов никакого политеса. Есть цель, и ее надо добиться. Любым способом – главное добиться. Победить и обоссать труп врага. А кто думает иначе – для него есть теплое местечко рядом с такими вот героями англо-бурской войны. Местечко на свалке истории. Выигрывает тот, кто успевает ударить первым, Володя. Желательно бить насмерть. А заговор, который длится годами – это не заговор, это приятное времяпрепровождение в кругу будущих сокамерников. Понял? Ну, тогда давай смотреть дальше!
1 января 1917 года. Стокгольм. Квартира Парвуса
За богатым новогодним столом собралась вся семья Парвуса – жена, дети. Тут же за столом Якуб Ганецкий – узкоплечий, маленький, живой как ртуть, и его сестра – мадам Суменсон, именно о них Парвус рассказывал немецким резидентам совсем недавно.
Парвус поднимает бокал с шампанским, и все замолкают.
– 1917-й, – говорит он, – станет переломным годом. Годом больших надежд, дорогие мои. В этом году мы сломаем хребет царской власти и станем к рулю империи. Мы изменим эту страну. Этот год будет хорошим! Я в этом уверен!
Бокалы соприкасаются и звенят. Поднимаются вверх пузырьки в золотистом шампанском.