1917, или Дни отчаяния — страница 62 из 114

Марецкий, наклонившись, быстро всаживает свой нож в сердце одному и другому часовому.

– Фраер ты, братец… – шепчет Кислица Марецкому с ухмылкой. – Чего жмуров пером колешь? Мертвые они уже…

На лице у Кислицы брызги крови.

Марецкий и Кислица дожидаются остальных и входят в ворота. Быстро идут между складами, стараясь держаться в тени. Первым шагает Портнов. Он испуган, постоянно оглядывается, но ведет маленький отряд среди приземистых зданий складов. Вот они проходят мимо огромных, вкопанных до половины в землю нефтяных хранилищ и едва не сталкиваются с патрулем. Портнов с товарищами едва успевает шмыгнуть за резервуар. Марецкий выставляет вперед нож. В руках Касьяна револьвер. Кудимов тоже вооружен – в левой руке у него пистолет, а в правой – тяжелый саквояж, который он ни на секунду не выпускает.

Портнов делает знаки, что часовых трогать не нужно – и солдаты благополучно проходят мимо.

Группа продолжает движение, но оружие теперь держат наготове. Понятно, что стрелять будут при малейшей опасности. Мимо проезжает короткий состав из трех вагонов. Террористы пережидают, лежа на отсыпанной щебнем насыпи. Вагоны совсем рядом – на площадках стоят солдаты с винтовками, но затаившиеся незваные гости остаются незамеченными.

Смутными тенями они проскальзывают между платформами, загруженными огромными ящиками, прикрытыми брезентом.

Наконец Портнов останавливается возле длинного одноэтажного здания, каменного, с окованными железом воротами и железной же калиткой в одном из створов.

– Здесь, – говорит он.

Марецкий склоняется над массивным навесным замком. Несколько секунд – и замок сдается. Все быстро входят вовнутрь и едва успевают закрыть дверь, как мимо проходят вывернувшие из-за угла часовые.

На складе темно как в могиле. Чиркает спичка и возникает круг света – это Портнов поднял над головой защищенную керосиновую лампу.

– О Господи… – Касьян от неожиданности крестится.

– Не крестись, старшой… – шепчет Кислица. – Не поможет. Эй! Портной! – обращается он к Портнову. – Лампой, бля, не маши. Мне к Богу на встречу рановато…

Вдоль стен склада деревянные стеллажи, на стеллажах – тысячи снарядных ящиков.

– И много здесь таких складов? – спрашивает Касьян у Портнова.

– Много. Все рядом, – поясняет Портнов. – Дальше чуть – склады взрывчатки, патронов, слева – оружейные склады. Там пулеметы – тыщами.

– И что за пулеметы?

– «Максимы»… – поясняет Портнов. – Я сам видел.

– Ну… – цедит Касьян. – Так оно и к лучшему. Давай, Кудимов!

Кудимов достает из саквояжа несколько брусков динамита, уже снаряженных шнуром.

– Думаешь, хватит? – спрашивает Кислица у Касьяна.

– С головой, – отвечает тот, распуская шнур на первой шашке. – Не мешайте работать, сынки.

Он действительно работает как профессионал – за несколько минут все шашки установлены.

– Все собрались, – командует он. – Слушайте меня, как я подожгу шнуры, останется десять минут до того, как… В общем, кто не спрячется – я не виноват. Сопли не жевать, не отвлекаться на то, чтобы передвигаться скрытно. Тут будет такое, что о скрытности придется забыть. Если кто мешает бежать – стреляйте. Потому что если через десять минут мы не будем в версте отсюда…

– Ну, с Богом!

Вот зашипел первый шнур, второй, третий… Зазмеились, разбрасывая искры…

Группа бежит по территории складов, практически не прячась. Тяжелее всего бежать Касьяну, мешает одышка, но он добегает до ворот. В тот момент, когда террористы уже в воротах, их замечают часовые. Но расстояние слишком велико. Пока солдаты бегут к выходу, беглецы успевают скрыться в темноте. Часовые обнаруживают у караульной два трупа. Пронзительно верещат свистки, сбегаются к месту тревоги дежурные офицеры и караулы.

Террористы на берегу Волги, пробегают мимо парня и девушки, которые на них недоуменно смотрят.

– Откуда это они? – спрашивает девушка. – Что стряслось-то?

– Похоже, со складов бегут… – отвечает парень.

И в этот момент звучит оглушительный взрыв. Это даже не взрыв, а землетрясение – серия взрывов, раскачивающая землю. Над городом встает огненный шар, на миг становится светло.

Парень и девушка падают на землю. Пытаются встать, но снова грохот и вспышка заставляют почву уйти из-под ног пары.

Что-то со стуком падает рядом с ними. Девушка приглядывается, но рассмотреть, что именно ударилось о землю, трудно.

Еще один звук падения.

Еще один.

– Бежим! – кричит парень.

Еще один сильнейший взрыв сотрясает все вокруг. И сразу за ним совсем рядом взрывается что-то поменьше. Воздух наполняется свистом осколков, который перекрывается еще одним взрывом. Над городом встает багровое зарево, в котором, словно зарницы, бьются белые всполохи.

Парень с девушкой бегут по полю подальше от бурлящего пламенем котла, а вокруг них, как дождь с неба, падают снаряды.


На берегу реки Касьян и Кислица стоят над тремя трупами подельников. Кислица прячет револьвер в карман.

– Давай их в реку…

Не суетясь, они сбрасывают тела в воду.

– Документов никаких? – спрашивает Касьян, моя руки от крови на мелководье.

– Никаких. Я проверил, – отзывается Кислица.

– Ну и хорошо, – говорит Касьян. – Упокой, Господи, души рабов твоих…

– Заканчивай, – кривится Кислица. – Пора. Всех грехов не отмолишь…

– А все и не надо, – возражает Касьян, вставая.

Они исчезают в полумраке.

Над городом – зарево. Грохочут взрывы.


14 августа 1917 года. Ставка Верховного Главнокомандующего. Могилев. Эта же ночь

Стучит телетайп. Сходит с роликов бумажная лента.

Дежурный офицер клеит полоски на лист.

Лицо у него испуганное.

Дежурный офицер передает папку с телеграммой адъютанту. Тот идет по коридору дальше и входит в массивные двери, за которыми два казачьих офицера несут охрану.

– Прошу прощения, господа, – говорит адъютант. – Я вынужден разбудить генерала.


В кабинете свет тусклый. На кушетке, сняв сапоги и китель, спит генерал Корнилов.

– Лавр Георгиевич! – негромко зовет его адъютант.

Генерал мгновенно просыпается. Лицо у него, правда, мятое, усы в разные стороны, но глаза сразу же становятся осмысленными.

– Что случилось, Арсентий Павлович?

Адъютант протягивает генералу папку.

– Я не знаю, Лавр Георгиевич. Читали только офицер связи и вот теперь – вы.

Корнилов проглядывает телеграмму, и лицо у него каменеет.

– Ну что ж, господин капитан, – говорит он глухо. – Только что мне сообщили, что на складах в Казани произошла диверсия и мы потеряли половину резервного боезапаса русской армии. Так что теперь нам просто нечем снабжать фронт!

– Диверсия, господин генерал? Неужели немцы?

– Понятно, что не французы.

– Немецкие диверсанты в Казани?

– Зачем немцам ехать в Казань? – спрашивает Корнилов, надевая сапоги. – У них для этого есть большевики… Соедините меня с военным министром Керенским.

Адъютант бросает взгляд на часы, но генерал решительно взмахивает рукой.

– Плевать! Когда сугубо штатский становится военным министром, то должен понимать, что война никогда не спит.


14 августа 1917 года. Квартира Терещенко. Ночь

Марг стоит у окна, глядя на улицу.

К подъезду их дома подъезжает автомобиль Михаила Ивановича. Это уже не кабриолет – закрытая машина. За рулем – шофер. Тут же вторая машина с охраной.

Терещенко выходит из авто, двое вооруженных солдат провожают его до дверей в дом, где министра иностранных дел встречают двое часовых, охраняющих дом.

Марг отходит от окна и направляется в столовую, где за накрытым столом дремлет горничная. Тарелки прикрыты салфетками, чайник укутан в ватный чехол.

– Идите спать, Люба, – говорит Марг по-русски, – Михаил Иванович приехал, дальше я сама.

– Вот тут в кастрюльке… – начинает было горничная.

– Спасибо, я разберусь…

Горничная выходит.

Марг слышит, как открывается входная дверь, и идет навстречу мужу.

– Милый…

Терещенко обнимает жену.

– Почему ты не спишь?

– Решила тебя дождаться… Ты голоден.

– Наверное. Но больше – устал. Дай мне умыться… У меня впечатление, что я месяц скакал на лошади…

В ванной Терещенко плещет водой в лицо, вытирается полотенцем и всматривается в зеркало. Он выглядит постаревшим – вдоль носа залегли глубокие морщины, под глазами набрякшие синеватые мешки.

– М-да… – говорит Михаил. – Хорош как никогда…

Маргарит ждет его за столом.

– Ты поужинаешь со мной?

– Я уже ужинала. Просто посижу… Соскучилась.

Терещенко целует жену в макушку и садится за стол.

– Спасибо тебе, дорогая…

– Что у тебя нового, Мишель?

– Ничего. Самая главная новость – это то, что Временное правительство переехало из Мариинского в Зимний дворец. Все остальное остается неизменным. Ах, да… В пятницу я уеду в Швецию на несколько дней… У меня встреча…

Он пьет красное вино из бокала. Еда остается почти нетронутой.

Некоторое время оба молчат. Марг смотрит на мужа, а Терещенко смотрит мимо нее, словно не видит вовсе.

– Что-то не так, Мишель?

Он даже вздрагивает от неожиданности.

– Что? Нет… Не знаю. Наверное, все не так. Мы все делаем не так. Ты же знаешь, я всегда верил, что можно выйти из любой ситуации, но вот теперь… Чувствую себя альпинистом, висящим на краю скалы. Цепляюсь изо всех сил, а пальцы соскальзывают…

– Поделись со мной, – предлагает Маргарит. – Будет легче.

– Чем делиться? – грустно улыбается Терещенко. – Тем, что на фронте у нас лучше, чем в столице? Или тем, что из-за идиота Переверзева мы дали ускользнуть самому хитрому и опасному врагу? Ты понимаешь, что в июле ситуацию спасли не мы – самые умные и благородные, а просто меткий полковник артиллерии? Марго, дорогая… Я всю свою жизнь был везунчиком. Я шел ва-банк и выигрывал, а потом одна… один человек сказал мне: удача не бывает навсегда. Он был прав. Одно дело, когда удача заканчивается, проиграть деньги. И совсем другое дело – проиграть страну.